Малколам: Спокойно, друг мой. Бери перо и тушь, вот банка, и вот неразрываемый пергамент для приказа. Давно я размышляю над проблемой. Не так всё худо. Нам нужно маловероятное событие – непобедимая зараза, но из природных компонентов. Гаардвал: Малколам: Да, но про отрицательное чудо. К примеру, вирус, состоящий из агентов, частей, почти несовместимых, а всё ж, теоретически возможных вместе слиться. Одномоменто, как в цепочку эшелон, когда б условия невероятные сложились. Такую дрянь, чтоб в воздухе носиться могла и, чтоб при этом поражала тяжело, опасною болезнью часть населения, но небольшую, так, процентов десять. Из заболевших, отобрав немного слабых, тех вовсе насмерть жалить. Внедрим идею эту в голову учёным какой-нибудь одной державы, стремящейся к господству. Пусть мысли сами к ним пришли бы, как бы. У Уравненья жизни есть такое свойство. Приглушим пару коэффициентов чёрным, а эти, посмотри, и эти, – поменяем местом. Баланс останется, а чудо – всё. Уже пошло в работу. Поток живого помельчал у берегов. Гаардвал: Малколам: Да, их – неинтересно. Мы в этот раз начнём со стариков. Пускай пожившие, созревшие душой, к нам в тонкий мир придут сначала. Возможно, это будет хорошо, да и не так жестоко. Что ты замолчал? Гаардвал: Я думаю, как нам измерить эффективность, чтоб знать, когда остановить болезнь? Или, когда пора другую сделать разновидность, коль версия один сведётся просто в плесень? Малколам: Придется ангела послать в обличье взрослом, и по тому, как он там пострадает, мы будем знать, насколько вирус получился грозный или легчая, чуть не исчезая, подспудно, болезнь уйдёт под знанием врачей. Гаардвал: Ворота все – камней уж груда. Какой остался нам ещё из трёх ключей, чтоб ангела послать для смерти на планете? Я против, есть получше способы измерить эффективность чуда, Малколам. Убийство целого не восстановит душу. Малколам: Ты мягок стал с тех пор, как воином рождался, Гаардвал. Я буду делать так, как я сказал. Есть Уравненье, и не мне его нарушить. Чем мёртвый ангел не расплата за простуду? Часть первая I. Бард: Другое место. Тоже тонкий мир, но, видимо, пониже, Стенки, пол – всё выглядит покрепче. Здесь трое ангелов ведут свою беседу в форме людей, но с крыльями. Одна из них чуть слышно, про себя, не отрывая взгляда от соседа слева, шепчет. Исабель: Ах, как он смотрит не неё! Она в своём земном обличье так хороша! Девичье что-то в ней живёт, что позже в женщине, в матроне найти так трудно. Обычно, возродившись ангелом, становятся спокойней, но вот Адель другая, в движеньях – грация, а размышленья – му́дры. Как смотрит он! Совсем не отрываясь, а ей, похоже, всё равно. Она, по-дружески играясь, клонясь, сгибаясь, двигая плечом, его сама, того не замечая, привечает. Как много ей дано! А он ведётся. Только всё впустую. Ведь лишь взаимная любовь двух ангелов на новую ступень поднять сумеет, творя единого, но с высшей сутью из обоих. Сама себе признаюсь – я ревную. Он, как прекрасная картина, напоминает что-то. Точно! Он похож на то лицо с одной панели старой. Портрет фаюмский, и в такое же одет бельё. Она ж ему годится в дочки! Ах, как глядит, весь очарованный Аделью и не отводит взгляда от неё. Бард: Они беседуют. Свет, будто бы закатный, но темнота ещё не скоро за ним последует. Адель смеётся шутке Загадора, тот улыбается в ответ, довольный тем, что произвел эффект. Лишь Исабель меж ревностью и дружбой, вставляет звуки, где слова не нужны. II. Бард: Зажглись огни. Хотя ещё закат подсвечивает розовым волну, видны дорога, рампа, скат с неё на пляж и на углу застрявшее авто. С ним рядом человек, глядящий под капот. Одет в потёртое пальто фасона бывших мод. Пабло: Ну вот, заглохла. И не завести. Всего чуть-чуть до парапета осталось, которым город почти врос в залив. Как неожиданна та вспышка света, колёс занос и будто крик: «Пусти!». И хруст при этом. Металл, что ль, лопнул от нагрузки на передний мост? И звук, как взрыв петарды в ночь салютов. Отлив. Как странны волны. Как круто от берега они клонятся прочь. Не в пляжа сторону идут, наоборот, похоже на побег обратно в глубину. И пены пряжа с них сыплется не так, как ветер дует. Но что это? Нарочно ль облако, подсвечено с краёв, закрыло мне луну? И кто здесь есть? Скала всегда пустует: ни на закате – птиц, ни в выходные – рыбаков. Кто там шевелится, как будто встать с неё не может, и почему молчит? Иду к тебе. Откуда здесь прохожий в такое время и почти в воде? Какой ты странный. Сгорбленный. Перекорёжен. Весь перевёрнут, руки под колени сплёл. Дрожишь, хотя вокруг не холодно. Меня не бойся. Что так квёл? Давай, перенесу тебя на берег. Ты вроде легкий, небольшой. Поверь мне, ну, держись за шею, передо мной. Баланс, и вот шагаю в воду. (Надеюсь, я удобно подхватил. Какое дно!.. — Не поскользнуться б на камнях под грузом.) Да, не гадал, что стану незнакомцев по морю «аки по суху» — смешно, с моим-то пузом, однако есть ещё довольно сил. Что хорошо — прилив не скоро, успеем, лишь бы волны путь не скрыли. – Так неудобно? Дай перехвачу под горб, чтоб руки не скользили. Но это что? Распался горб на крылья! Какой горячий! Кожа светится – вся в жаре. Ещё широкий шаг – и кромка пляжа. Я грежу. Так же не бывает. Кто из нас в кошмаре? О, ангел, ты ль моя поклажа? Стоп, прекратить! Про это будем думать позже. Давай перевяжу тебе крыло, похоже, падает само, не держит угол, а кожа там, где к телу прилегает, мне пальцы жжёт. Вот мой рукав. Вполне пойдёт на жгут. Не двигайся. Терпи и скоро станет лучше. Да, знаю, все перевязки поначалу жмут. Спасаю Ангела? Не понимаю, что за сказка? Иль сновиденья кто-то шлёт, я без рубашки сплю, приня вши дрянь какую? Хорошая идея. Вот ведь фляжка. |
