Несколько дней Фригг упорно убеждала себя, что она не скучает. В опустевшем Асгарде на самом деле было что-то привлекательное: по длинным коридорам шуршали сухие листья, будто взвихренные ветром и залетевшие сюда с Ветвей, на верхушках башен крутилась позёмка, которая оборачивалась длинным дымом, стоящим столбом, – словно от костров на опушках Шумящего Леса. Фригг пыталась что-то сочинить, но нашла получившийся текст слишком меланхоличным. Два дня она провела с Императорскими гвардейцами. Крепкие юноши и девушки – дежурная рота на время Зимнего Сна – в основном занимались тренировками, стрельбой и игрой в мяч. Потом отправилась во владение Трувора – штаб-квартиру Специальной Службы. Казалось, что Трувор никогда не спит: не только зимним, но и обычным сном. Фригг застала его, обложенного бумагами: картами и отчётами, яростно пыхтящего большой трубкой. Он вежливо, но неумолимо выставил её за дверь. Не веселее оказалось посещение дежурной группы Управляющего. Часть техников занималась конструированием механизмов – некоторые из них, уже ожившие, парили и бегали неподалеку; другие сотрудники играли в шахматы. Фригг проиграла три раза подряд, и, когда бородатый техник в круглых очках с металлической оправой предложил ей дать фору в виде ферзя, возмущённо удалилась. Она направилась в библиотеку Асгарда.

Зимний сон повлиял и на библиотеку. Деревья будто дремали, порой между ними перелетали редкие разноцветные бабочки, книжные шкафы казались тёплыми и уютными, словно гнёзда, выстланные пухом и перьями. Казалось, что все истории в книгах счастливо разрешились и впереди блестит море, светит солнце, а ветер ласкает лицо.

«Я будто на последней странице романа, – подумала Фригг. – Или, наоборот, попала в самое начало, где автор склонился над первой страницей!» Она прошла на Тенистые поляны, туда, где они ловили бабочек с Энтомологом. Ей показалось, что она увидела у дерева его сухощавую фигуру, но потом поняла, что это просто тень – глубже и синей остальных. В лунном свете кружилась одинокая сине-чёрная бабочка, крылья которой были обрамлены алой каймой.

«Может быть, это история о рыцаре Гавейне?.. Где теперь есть начало и конец, которые появились на свитке, когда бабочка напилась утренней росы!.. – Фригг проследила взглядом за бабочкой, которая порхала, удаляясь от поляны. – Или это моя собственная история?.. На какой я сейчас странице?

В самом начале или ближе к середине?.. А может быть, она близится к финалу? Пусть тогда это будет первый том!..» На плечо девушки слетел жёлтый лист. Она сняла его и положила в карман куртки – Фригг любила сухие листья и раскладывала их на полке – рядом с серьгами, кольцами и браслетами.

Там же у неё лежали другие подобранные мелочи – камушки и шишки.

– Мне явно пора проветриться! – вслух сказала она. – Иначе я тут совсем задремлю и Асгард останется без дежурной Королевы!.. Некому будет принять посольство снеговиков!

Она решительно зашла в гараж и вывела оттуда ярко-красный снегоход. Спустя час она уже мчалась по снежной поверхности Верхней Ветви к бору, темневшему вдали.

– Мастер! Готово?

– Я говорил тебе называть меня иначе.

– Я забыл.

– Говори: господин старший менеджер.

– Это сложно, мастер. Я мал для длинных слов.

– Ладно. Скоро доделаю.

Длинноносый деревянный человечек вздохнул. Напротив него, за столом, укрытым старой клеёнкой с выцветшими нарисованными яблоками, сидел Хрёсвельг. Одна нога у него была короче другой: где-то обломалась, и Офнир выстругивал ножом палку, чтобы её починить. Казалось, оба стали ещё меньше, чем были на Сломанной Ветви. Хрёсвельг потемнел от непогоды, а лицо Офнира избороздили длинные трещины или морщины.

– Ну что, Хрёсвельг, – печально проговорил он, – нас снова ожидает долгое прозябание в глуши! Увы, такие, как мы, не имеют Зимних Снов! Не засыпают! Разве могут немного подремать… Забыться на час-другой. А есть нам надо! И тепло не помешает. Немного тепла для деревянного тела!..

Он протянул руки к крошечной печурке, которая стояла в углу маленького дома, запорошенного снегом.

– Но надо быть очень осторожным! Чтобы не сгореть! Потому что тогда я окажусь неизвестно где! Не в грядке на Окраине, нет! Я чувствую, что больше не смогу там возродиться… Совсем умру или попаду в глубины Хель! И ты исчезнешь! Поэтому безопасней оставаться тут, на Нижней Ветви, где такие существа, как мы, не вызывают вопросов!.. Представляться разумным механизмом часовщика Штауба! Играть на шарманке! Устраивать представления! Ловчить, скрываться… Пока до нас не добрались посланцы Хель: чтобы забрать часы и свернуть шею!..

Он помолчал и добавил:

– Осведомитель не отвечает на вызовы. Где ты его видел в последний раз?

– В ельнике. Он дразнился, я побежал за ним. И сломал ногу.

Хрёсвельг насупился, он уже отвечал на этот вопрос.

– Прости, Хрёсвельг… Я забыл. Это от печали, зимней хандры.

Офнир быстро и ловко приделал Хрёсвельгу новую ногу.

Хрёсвельг молчал. Он ворочал глазами для собственного развлечения.

– Мастер!..

– Что?..

– А я могу снова стать большим?..

– Когда-нибудь, Хрёсвельг, но не сейчас… Сейчас это будет слишком накладно!.. Вот, возьми…

Офнир вытащил из холщовой сумки сморщенную луковицу и разрезал её ножом на две половины. Одну протянул Хрёсвельгу, а вторую положил себе в рот.

Хрёсвельг громко хрустел луковицей, когда послышался приглушённый стук копыт. Звук усиливался, всадники приближались к домику на опушке леса.

Гевьон лежала на пляже. Искрящиеся волны накатывали на белый песок – как всегда. Скучающим взглядом она посмотрела на Альва – юноша с разноцветными волосами ловил рыбу. Дёрнулся поплавок, Альв поднял вверх удилище.

– Поймал?..

– Нет, госпожа! Но сегодня у меня хороший улов!.. Я могу приготовить вам уху!

– Сам ешь свою уху, Альв. Я обойдусь виноградом.

Гевьон встала и направилась к дому. Ветер трепал её длинные волосы. Она вошла в прохладный холл, поднялась вверх по лестнице, по пути сорвав несколько виноградин с лоз, увивавших колонны. Прошла в центральную башню, где, в середине зала, на каменных ложах спали мужчина и женщина: Гюльви и Фригида. Сбоку от них стояло ещё одно каменное ложе. Оно было свободно. Гевьон посмотрела вверх. Сквозь окно было видно трепещущее наверху пламя, стелился белый дым – подавая сигнал кораблям эскадр, которые давно упокоились на морском дне. Гевьон подошла к свободному ложу и положила на него руку. Камень показался ей тёплым. «Быть может, пора уснуть и мне?.. – подумала она. – И куда же я попаду? В безысходный кошмар? Или нет?..» Её страх и тоска при мысли об этом сменились иным чувством – тихой грустью, тайной надеждой. «Может быть, когда я усну, этот остров окончательно отчалит от времени и уплывёт куда-то далеко, а я буду плыть с ним – не думая, не желая, не помня – просто плыть к неведомым берегам». Он легла на ложе.

Ей показалось, что она слышит вдали грустную медленную песню, которая качает и усыпляет её. «Песня исхода Падших Асов… – вспомнила она, – начала и конца».

– Госпожа, госпожа!.. – сквозь дрёму Гевьон услышала вопли Альва. Ей не хотелось просыпаться, но она сделала над собой усилие и открыла глаза.

– Госпожа Гевьон, скорее сюда!..

Ложе снова стало холодным, будто ледяным. Гевьон вскочила, сбежала вниз по лестнице, вышла из дома. Вдоль береговой линии бегал Альв. Он бросил удочку, опрокинул ведро. Рыбки бились на песке.

– Она плывёт, плывёт!.. Рыба, большая рыба! Она вернулась!.. За вами и мной!

Гевьон присмотрелась.

– Да, вижу. Ты хочешь плыть вместе со мной, в одной рыбе?.. Ты забываешься, Альв.

– Нет, госпожа, как я мог… – Альв отошёл и собрал рыбок обратно в ведро.

Гевьон зашла в воду. Её вдруг потянуло обратно на берег. Почудился запах ухи, которую они ели у костра, во время военного похода; воины пели песни, а она подпевала им, и высоко над лагерем трепетало их боевое знамя. Но Гевьон осталась на месте. Чёрный огромный плавник рыбы был всё ближе. Уже рядом.