21–23 сентября 2021 Легенда об Искандере, князе урусов 1 От засек Залесья до застав Сарая добрых две недели конного пути. Это если ехать, устали не зная, и коней подменных в поводу вести. Устали не знает старший Ярославич; в думах князя – участь русских городов: сборщиков налогов выдворили давечь Суздаль и Владимир, Углич и Ростов. Бесермен побитых жалко Берке-хану: «Искандер, теперь ты у меня в долгу, но в Орду урусов угонять не стану, коль отбить поможешь натиск Хулагу». На холмах персидских новую державу создали от сопок отчих вдалеке внуки Чингисхана. По какому праву Хулагу добычу отнял у Берке? 2 Зимняя дорога – шёлковая лента. Над протокой – мостик, над болотом – гать. От застав Сарая до ворот Дербента добрую неделю коннице скакать. С малою дружиной, да велик отвагой, взять ордынцу крепость пособил урус; и с остатком войска, точно тать с ватагой, Хулагу вернулся в родовой улус. Нет, не завершилась миром эта ссора, но полки в Залесье не верстал Сарай. От сиротской доли, страха и разора старший Ярославич спас отцовский край. По дороге к дому слёг от ратных тягот и скончался, приняв схиму, в Городце. …Русские и после за Дербент полягут — драгоценный камень в царственном венце! Февраль – март 2016 Сказание о сарьмятах, известных нам как чалдоны «…А всядемъ, братие, на свои бръзыя комони, да позримъ синего Дону!» «Слово о полку Игореве» Окрестили «сарьмятами» их – за соседство с племенами сарматов, освоивших Дон и ушедших на запад, оставя в наследство всё Подонье славянам до края времён. Но теснила их Степь. На Оку. И за Камень. Этим именем русичи звали Урал. А в поход снарядясь, восклицали: «На комонь!» И лошажьими гривами ветер играл! Подзабытое Русью в тринадцатом веке, слово «комонь» ещё в обиходе пока у чалдонов, обживших сибирские реки, — угадайте-ка сами, в какие века! 26–27 января 2018 Князь и писарь (По мотивам старинной хроники) «…Сего же лета бысть пожар». Сгорело сорок сёл. Но дал Господь просимый дар: стеною дождь прошёл. Из мест, нетронутых огнём, в столицу ехал князь. Придворный писарь был при нём в возке, месившем грязь. И оба слушали гонца: – Народ посадский лют. Без дозволения Дворца на площадь вышел люд. Кричали: «С нами князь расторг отцовский договор — и правый суд, и вольный торг у нас украл, как вор!» С трудом оружные мужи скрутили крикунов, предупреждая мятежи с крушением основ… – Cмутьяны! – вздрагивает князь. — Набатов мало вам? На площадь вышли не спросясь? Дубьём по головам! А княжий писарь (чином дьяк, но званием холоп) запоминает, что да как, и морщит битый лоб. «Прямые, свойские слова близки простым сердцам. Умён хозяин, голова…» И вздрагивает сам. 2–9 сентября 2010
Родовая память Если странник из края, что холодом скован, направляется в край раскалённых песков, по пути непременно заедет во Псков он. Впрочем, имя покамест у града – Плесковъ. И покамест починкой – отнюдь не ремонтом называет народ поновление стен, у которых завещано князем Довмонтом не склонять ни пред кем, кроме Бога, колен. Но крепчает Москва: среднерусские земли под орлиные крылья уже собрала и на Северо-Запад косится: приемли, господарство Псковскóе, защиту орла! Князь великий Василий, преемник Ивана, на последнее вече призвал псковичей, и, в посулах его не почуяв обмана, те склонились пред ним – под угрозой мечей. Ну а князь не сдержал уговора, ударив по живому людей, не чинивших злодейств: увезли на Москву, под пригляд государев, триста самых влиятельных здешних семейств. И отметил хронист: «Разлучения ради бысть во Пскове и плач, и великая скорбь». А взамен выселенцев осели во граде княжьи слуги – надменные, с ними не спорь! Нрав истории крут, и не надо истерик. С толкованьями прошлого как ни чудесь, над рекою Великою вписано в берег, что Россия – читай! – начинается здесь. Протираю очки полинялой бархоткой. Различаю обозы в январской ночи… Пять столетий прошло, но поныне с охоткой, как на родину, едут во Псков москвичи. 29 августа 2018 Друкарь Как несколько земель, чья слава – не химера, оспаривали честь быть родиной Гомера, так несколько Церквей, чьи прения старинны, не сходятся насчёт конфессии Скорины. Франциску Лукичу покоя нет в могиле: католики его папистом объявили, а волей лютеран философ именитый в предшественники их зачислился – в гуситы. Свои резоны есть у братьи православной: сплочение славян сочтя заботой главной, Писание друкарь издал не на латыни — на языке Руси, что Белой звать поныне. |
