Весна была временем заметного увеличения божественной благодати, поля и горы покрывались растительностью, и я часто отправлялась к подножию Чагалванда, чтобы собрать что-то для дома. Каждый раз я возвращалась с большими мешками зелени, которой хватало нам в пищу на несколько дней. Природа весной позволяла нам питаться своими дарами совершенно бесплатно, поэтому мы особенно любили это время года.

Однажды в полдень, когда я была занята сбором зелени для дома, меня окликнула мама:

– Фаранг, иди сюда скорее! Посмотри, скоро наша овечка родит ягненка!

Я торопливо прибежала на голос мамы и увидела, как родители вдвоем помогают нашей овечке разродиться. Через некоторое время на свет появился маленький и неуклюжий большеглазый ягненочек, который едва стоял на ножках. Я так обрадовалась появлению такого чудесного сюрприза, что хотела побыстрее взять его на руки и, не удержавшись, попросила отца:

– Папа, пожалуйста, можно он будет моим?

– Хочешь его?

– Да, пожалуйста, дай его мне.

– Хорошо, – рассмеявшись, сказал папа. – Он твой.

– Как это? – удивилась мама. – Теперь ягненок будет принадлежать ей?

– Да, в этом нет ничего страшного. Теперь он будет ягненком Фарангис.

Я очень полюбила своего ягненка. Вся моя одежда всегда пахла моим новым другом, так как я постоянно обнимала его, бегала с ним и умилялась, хлопая в ладоши, когда он резво и задорно прыгал вокруг меня. Кярхаль, так мы прозвали его из-за того, что у него не было рогов, был очень шустрым и игривым. Даже издалека услышав мой голос, он всегда спешил ко мне навстречу.

Со временем мой ягненок вырос и превратился в красивого и сильного барашка, но он никогда не переставал ходить за мной, и мы всё так же были привязаны друг к другу.

Однажды, заметив странный взгляд отца, сильно меня напугавший, я спросила:

– Папа… Ты ведь не думаешь о том, чтобы зарезать Кярхаля?

– Фарангис, – как бы медля, начал он, – а ты разрешаешь его зарезать?

– Нет! – в ужасе вскрикнула я. – Его нельзя резать!

Папа в ответ покачал головой, но ничего больше не ответил.

В другой день он подошел ко мне и сказал:

– Фаранг, твоя одежда уже совсем износилась. Цветочки на платье совсем выцвели и стали какими-то почерневшими. Давай мы продадим Кярхаля и купим тебе новую одежду.

Посмотрев на свою изношенную одежду, а затем на Кярхаля, я согласилась, так как понимала, что, если откажусь, его все равно когда-нибудь зарежут. Мне очень не хотелось продавать его, но это было лучше, чем видеть своими глазами, как его режут.

В день, когда папа решил забрать Кярхаля на базар, я убежала из дома, чтобы не видеть, как его уводят от меня, прибежала к горе и, сидя у ручья, не сдерживаясь, горько плакала. Перед тем как вернуться домой, я умылась речной водой, чтобы никто не понял, что я долго проливала слезы, и медленным шагом начала спускаться с горы.

Я сидела на крыльце дома, когда вечером вернулся папа с пакетами одежды для меня.

– Это все твое, милая, – сказал он, протягивая мне купленные вещи.

Уже давно мне не покупали одежду, и, увидев новенькие традиционные курдские платья в яркий и красивый цветочек, я обрадовалась, хотя все еще скучала по своему Кярхалю.

Были времена, когда хищные звери особенно близко подбирались к нашему селению. Однажды я сидела и взбивала шерсть недалеко от дома, как вдруг заметила что-то, медленно крадущееся в мою сторону. Приглядевшись, я поняла, что это волк, и принялась громко кричать:

– Волк! Волк!

Но сначала никто, казалось, не поверил мне.

– Вот он! Впереди! Идет в нашу сторону! – кричала я, указывая в направлении волка.

Голодный хищник направлялся к стаду, которое паслось неподалеку от нас.

– Быстрее!! Он идет к стаду!

Наконец, заметив всё быстрее приближающегося к овцам волка, взрослые взяли в руки палки и камни и побежали к стаду, а я кинулась следом. Единственное, что я схватила с собой в тот момент, была шерсть, которую я так и не бросила. Волк к этому времени напал на одну из овец и попытался тащить ее за собой, но не мог быстро бежать от нашей погони с добычей в зубах, поэтому оставил ее и помчался вглубь леса. Подбежав к раненой овечке, мы увидели следы клыков на ее шее. Бедняжка испуганно и неподвижно лежала в траве и блеяла.

– Похоже, придется убить бедное животное, чтобы оно так не мучилось, – сказал кто-то из подбежавшей толпы.

Но не успели мы подумать о плохом, как овца сама подпрыгнула и встала на ноги, как будто что-то стряхивая с себя.

– Я побегу за лекарством! – крикнула, обрадовавшись, одна из наших односельчанок.

Пока она ходила за лекарством, овца поспешила к своему стаду, но вскоре мужчины уложили ее на землю и аккуратно смазали следы волчьих укусов.

Через пару дней раненая овечка полностью оправилась, а соседи вокруг нахваливали меня:

– Молодец, девочка! Ты раньше всех увидела волка.

Тогда-то моя мама впервые и сказала:

– Фарангис, ты сама как волчица. Совсем ничего не боишься! Разве бывают такие дети, которые так бесстрашно с голыми руками бегут навстречу волку? Ты хотела убить его клочком шерсти, который был у тебя в руках? Ты, похоже, даже не представляешь себе, какое это опасное животное?! О чем ты только думала?

– Поверь, если бы я добралась до волка, я бы и вправду голыми руками задушила его.

– Боже! – не выдержав, рассмеялась мама. – Что это за девочка?!

В 1979 году, незадолго до революции, о которой до нас доносились лишь слухи, погиб дядя Горгинхан. Говорили, что его сразила пуля, и я не могла поверить, что моего великого дяди, человека, которым восхищались все кланы, больше нет в живых и мы даже не знаем, кто его убил.

Дядю похоронили на кладбище Милил, находившемся на территории, которую населял клан моего отца. Там всегда хоронили наших родственников по отцовской линии. Приближаясь к дому дяди, куда мы поспешили всей семьей, получив эту страшную весть, мы услышали крики и плач женщин и мужчин. У дома собралось очень много людей, которые оплакивали эту всеобщую потерю.

В тот день я много плакала и думала о том, как однажды он спас мне жизнь…

Четыре года прошло с тех пор, как дядя Горгинхан спас меня от ужасной участи, и мне уже исполнилось 14 лет, когда к нам вновь пришли свататься, о чем я услышала от мамы. Когда она рассказала мне об этом, я поняла, что скоро встречусь со своим будущим мужем, так как помнила о клятве, данной ею когда-то. Маме было неважно, кем будет жених: богатым или бедным, старым или молодым, главным было то, чтобы он был иранцем.

В день, когда к нам должна была прийти семья будущего жениха, мама сказала мне:

– Иди скорее к себе в комнату и не выходи! Нехорошо девушке в это время бродить по дому, а то люди подумают, что тебе не терпится выйти замуж. У нас есть традиция, согласно которой невесту не должны видеть.

– Мама, они идут! – вбежала в комнату запыхавшаяся Лейла.

Услышав ее слова, я торопливо накинула на голову платок и спряталась в маленькой каморке, где мы обычно хранили матрасы и постельные принадлежности. Лейла время от времени заходила ко мне и рассказывала, что происходит в доме, а я из любопытства время от времени выглядывала из окна и наблюдала за обувью перед нашим домом, которой становилось все больше и больше. Пришло очень много людей, среди которых были и мужчины, и женщины, и немного детей.

Мои братья и сестры были рядом со мной, смеялись и дурачились.

– Фаранг, – шаловливо хихикали они, – а теперь тебе хочется замуж? Ты и вправду хочешь стать невестой?

Я лишь слегка ударяла их и говорила:

– Тише! Вас же могут услышать!

Я спрашивала у Лейлы о человеке, который захотел меня засватать, но по ее странному детскому описанию так и не поняла, кто он такой и как выглядит.

Когда все гости пришли, мама еще раз напомнила о своем обещании, данном Господу. Она сказала: