Бросив взгляд на дверь ванны, я взяла полотенце и решительно прошла внутрь. В этот раз мне никто не помешал.

Март, 2008

Серое небо над головой, сплошь покрытое низкими дождевыми облаками, казалось вот-вот разразится дождем. Асфальт на парковке был покрыт трещинами, желтые и белые линии разметки практически совсем стерлись. Во всей округе не было ни одного деревца, ни одного магазинчика или киоска. Только серость и уныние.

Старинное здание колледжа выглядело не лучше. Было очевидно, что когда–то это было величественное строение из красного кирпича и бетона. Однако сейчас годы брали свое. Здание требовало отделки, парадное крыльцо и стекла окон были покрыты граффити, как будто это молодежное кафе, а не стены почитаемого места. Каменные створы покрыты трещинами, а убранство вестибюля нуждалось в хорошей чистке.

Мы впервые находились в этом здании. Оно мне показалось мрачным, как склеп или заброшенная церковь. Внутри было холодно и пахло сыростью, и неважно, какой месяц сейчас за окном.

Наши курсы проходили в отдаленном крыле здания. Наверное, то, что мы учимся парикмахерскому делу, делало нас изгоями. Как будто мы были слишком ветрены, ярки или слишком радостны для такого здания.

Мы с Мари около часа блуждали по темным коридорам, в надежде найти свою аудиторию.

– Эй, кажется, это тут, – Мария схватила меня за руку и потащила вперед. – Да! Определенно это наша аудитория. Илона, давай же! Шевелись! Если мы опоздаем, то все места рядом с хорошенькими парнями займут.

Мы уже бежали с Марией по длинному коридору. Однако, он как в сюрреалистическом сне не становился меньше, скорее наоборот, из–за непропорционально длинных пролетов, он казался все длиннее и длиннее. Как какая–то злая шутка.

Запыхавшись, мы ввалились в аудиторию, и под неодобрительный взгляд женщины преподавателя, заняли места в самом дальнем ряду. Я не успела отдышаться, когда Мария начала толкать меня локтем.

Она сидела справа от меня, и улыбаясь во все лицо, косилась на мальчика в первом ряду.

– Мы должны пойти сегодня в клуб, – как можно тише прошипела Мария. – Я уверена, что нас там ждут.

– Кто? – спросила я

– Что! Не кто, а что! Приключения, Илонка! Моя душа жаждет приключений! – Тихо пропела Мария и я захихикала в руку.

Я улыбалась. Эта идея казалась мне самой прекрасной идеей, приходившей в голову студентам в этом колледже. Хотя я честно не подозревала, как в этом мрачном месте вообще может родиться хоть что–то веселое.

Преподаватель в черном костюме что–то яростно писала на доске, но нам это было абсолютно не важно.

– Хорошо, – сказала я. – Я пойду с тобой в клуб, а потом хоть на край света.

Мария рассмеялась и преподаватель зло посмотрела на нас.

Мне казалось, что данный курс, куда нас с Мари отправили от школы, должен был профессионально агитировать на обучение в данном колледже, но судя по отношению преподавателя к студентам, нам тут явно были не рады.

Я хотела сказать Марии, что у нас нет нарядов для такого мероприятия, да и денег на них тоже нет. Было не много на еду, но на приключения Марии денег не было совсем. Однако она уже что-то писала на маленьком клочке бумаги.

Я решила, что она пишет письмо для меня, чтобы преподаватель перестала бросать на нас злые взгляды, но Мария смяла бумажку и бросила ее в парнишку на первом ряду. Он неуверенно дернулся на стуле и повернулся. Его взгляд остановился на Марии, и он неуверенно поднял бровь. Она кивнула на одинокую бумажку. Он закатил глаза, но бумажку все же поднял и прочел. Затем улыбнулся Марии и посмотрел на меня.

Я недовольно поджала губы, кажется, наш дуэт превращается в трио. Мария же, довольная от своей наглости, светилась.

Остаток лекции прошел без особо важных моментов.

В перерыве мы с Марией нашли автомат для воды. Он, что удивительно, был белого цвета и продавал воду, а не кровь. Хотя Мария, разбрызгивая воду от хохота, пыталась напоить меня “водой со вкусом грусти”.

На второй лекции я усердно писала в блокнот все, что вырисовывала на доске преподаватель, пытаясь компенсировать наше буйное поведение. И хоть я понимала, что мне не очень нравится это направление работы, но все же продолжала усердно переписывать. Мне было шестнадцать лет, и честно говоря, меня не привлекала вообще никакая работа.

Хотя уже тогда мне нравилось писать. Пока педагог нудно рассказывала о градиентах цвета, я писала о юной девушке, которая как птенец, выпавший из гнезда, жаждала вернуться домой. Она была невероятно одинока, окружающий мир казался огромным, наполненным ложью и лицемерием.

В этом мире, где полно пустых надежд.

В этом мире, где смогла забыть я рай.

Где на людях нет длинных одежд,

В этом мире ты меня не забывай.

Ведь реальность наша такова,

Что вокруг лишь память и разруха.

Каждый вспоминает времена,

Когда мама не была еще старухой.

Когда счастливы мы были, за руки держась

Целоваться в губы мы боялись.

В этом мире все мы улыбались.

В этом мире все мы улыбались....

Я закончила четверостишия, аккуратно выводя буквы с фирменными завитушками. Они мне чрезвычайно сильно понравились. Я улыбалась, рисуя завитки теперь уже вокруг стихотворения.

Вдруг лист исчез. Его кто–то выдернул из моих рук.

– Так–так, юная мадам, вы вообще слушали мою лекцию?

– Я..я.. я переписала все, что было на доске… – начала было я, но не успела продолжить.

– Писать стишочки может каждый дурак, а ты попробуй разобрать цвета по цветотипам! Если считаешь себя умней всех, то собирайся и уходи с курса. Все равно твоя болтовня только мешает!

Я нахмурилась.

– Но я ведь переписала все, что вы говорили. Эти четверостишия я писала пока..

– Ты мне дерзишь!? Посмотри на себя! Наглая глупая девчонка! Вон из моего кабинета!

В этот раз я промолчала, но осталась сидеть на месте. Она застала меня врасплох и я просто не ожидала такой агрессии.

– Ну чего ты ждешь, особого приглашения?!

– Не совсем понимаю вашего недовольства, – снова начала я. – Я ведь молчу и не мечтаю…

– Хватит! Вон из класса! Пока ты не выйдешь, лекция не продолжится. А это значит то, что всем придется задержаться на перерыве.

Вся аудитория застонала. Рядом на сидении Мария сжалась в комок, пытаясь стать невидимкой. Она молчала и смотрела на меня так, как будто я сделала что–то ужасное. Она меня осуждала.

Я не спеша сунула вещи в сумку и не глядя на Мари вышла из аудитории. Мои уши горели. Мне было ужасно обидно. Не потому, что меня выгнали из аудитории – это как раз я могла понять так или иначе. Меня расстроило то, что Мария не сделала даже попытку выйти со мной. Она не попыталась оправдать меня перед всеми, поддержать.

Бросив сумку на подоконник, я села рядом. Темный коридор стал казаться еще темнее. Ну что же, мрачно подумала я, теперь я могу написать еще один стих и не быть осмеянной. Везде есть плюсы. Марию в глубине души я уже простила. Разве можно было обижаться на свою лучшую подругу.

Вечер выдался теплый. По меркам марта даже невероятно теплый. Столбик температуры не падал больше 5 градусов. Для Сибири эта погода была просто подарком. Обычно, в марте, в этой части континента бушевали метели, как будто зима сопротивлялась, отказываясь сдавать свои позиции.

Сейчас же, тихо падал снег, однако он таял, едва касаясь поверхности. По оврагам еще громоздились кучи старых серых сугробов, грубо затолканных туда специальной техникой, отчего прохожие то и дело постоянно натыкались на подтаявшие лужи.

Мы вернулись с курса в комнату Марииной тети. Они жила в маленькой душной коммуналке. Не знаю, почему мы решили, что это станет хорошей идеей: жить в одной маленькой комнатке с Марииной теткой. Тетей Натальей, если быть точнее.