Как только грузовик оказывается на парковке, я спрыгиваю и предлагаю ей свою руку. Я не хочу, чтобы Зейн помогал ей и касался ее. Это все, что я могу сделать.
— Спасибо, — говорит она, держа свою юбку одной рукой и помещая другую в мою.
Мне требуются усилия Геркулеса, чтобы не пробежать пальцем по ее мягкой коже. Я киваю, как только она благополучно касается своими каблуками земли, и закрываю дверь. Мы встречаем Зейна в задней части грузовика, и его лицо освещено улыбкой. Я закатываю глаза, из-за чего он смеется во весь голос. Я поддался искушению и положил руку на ее спину.
— Что я пропустила? — Спрашивает Беркли.
— О, ничего, — говорит Зейн, вытирая слезы с глаз.
Беркли пожимает плечами, как будто это нормальное поведение Зейна, и ведет нас в магазин.
— Глаза, — бормочу я, и он смеется сильнее, открывает рот, а я поднимаю руку, останавливая его.
— Ни слова, — говорю я, а затем ускоряю шаг, чтобы догнать Беркли. Я продолжаю шагать рядом с ней, снова положив руку на спину Беркли, и не убираю ее, пока мы не оказываемся в магазине. Я пересек линию непрофессионализма и не должен так рисковать дальше, но когда я вижу, что продавец ест ее глазами, я хочу надрать ему зад и вывести Беркли отсюда.
— Мы ищем высокие офисные стулья, — я слышу голос Беркли, когда она говорит эти слова продавцу. Я вижу, как он осматривает ее с ног до головы, задерживаясь на ногах.
— Для меня, — говорю я, останавливаясь рядом с ней. Я стою не так близко, чтобы мы могли дотронулись друг до друга, но достаточно близко, чтобы отправить этому парню мысленное сообщение.
Не смотри на нее.
Его голова поднимается, и он откидывает ее назад, чтобы посмотреть на меня. Мой рост шесть футов (Прим. переводчика: 6 футов ≈ 1,8 метра ), я не гигант, но этот парень, он не намного выше Беркли, рост которой, я думаю, составляет пять футов (Прим. переводчика: 5 футов ≈ 1,5 метра).
— Да, конечно, — говорит он, поворачиваясь и уходя.
— Черт, Крю, тебе пришлось напугать парня? — Говорит Зейн позади меня.
— Я его не испугал, — бормочу я, а затем следую за Беркли, которая стоит за продавцом.
— Это наши высокие стулья, — говорит он. Беркли поворачивается ко мне.
— Присаживайся, — усмехается она. Я ничего не могу поделать, улыбаюсь ей и тестирую «высокие» стулья, как и Зейн.
— Как вы себя чувствуете? Откиньтесь назад, ссутультесь, все такое, убедитесь, что вам будет удобно.
Мы делаем, как она говорит, двигаясь на каждом стуле. Нам не нужно долго искать то, что мы хотим, и мы с Зейном выбираем одно и то же.
— А как насчет тебя, — спрашиваю я ее.
— Я уверена, что мое будет в следующем ряду.
— Я могу показать вам, — говорит продавец.
— О, нет, спасибо, мы бы хотели, чтобы вы оформили два этих стула, а пока я поищу свой, — она фактически не дала ему шансов. Беркли была вежливой и профессиональной, но я могу читать между строк, она либо злилась из-за того, как он смотрел на нее, либо пыталась рассеять мой гнев. Первый день на работе, и она меня привязывает, если бы она только знала, откуда этот гнев. Вероятно, она думает, что я злюсь из-за того, что он смотрел на нее, как я, но он глазел на нее. Я не хочу, чтобы кто-то смотрел на нее, точно не таким образом.
Смех Зейна привлекает мое внимание. Вырвавшись из своих мыслей, я оглядываюсь и вижу, что происходит. Беркли сидит в черном кожаном кресле и крутится вокруг своей оси, она выглядит как маленькая девочка и у нее на лице улыбка.
Красивая.
— Тебе нравится этот стул? — Спрашиваю я ее.
У меня в животе появляется иррациональный узел, я хочу быть частью ее радости, ее смеха.
Она опускает ноги на пол, чтобы перестать вращаться, когда она смотрит на меня, ее лицо начинает краснеть, и Беркли застенчиво улыбается.
— Да, он мне подходит.
Я могу сказать, что она пытается спустить себя с высоты, которую она только что достигла, и снова стать профессионалом. Мало того, что она не знает, что мой профессионализм вышел за дверь в тот момент, когда я узнал, что Зейн нанял ее.
— Хороший выбор, — говорит Беркли продавец.
Он желает смерти?
— Мы его берем, — снова говорит она этим тоном.
Она стоит и поправляет юбку.
— Нам нужно что-нибудь еще? Принтеры? Канцелярские принадлежности? — Спрашивает она меня.
— Принтеры — не нужны. Я заказал их, когда я купил компьютеры, канцелярские принадлежности — нужны, — говорю я, положив руку себе на шею, что, черт возьми, я могу знать о заказе канцелярских товаров?
— Для нас троих? — Спрашивает она.
— Возможно и для бара тоже, на всякий случай, — говорю я.
— Я все найду.
Я смотрю, как она хватает тележку, которая, кажется, была оставлена в конце прохода и уходит.
— Я сделал доброе дело, а? — Говорит Зейн, толкая меня в плечо.
— Слишком рано об этом говорить, — отвечаю я сквозь зубы. Это… Больше, чем то, на что я рассчитывал. Однако если я буду честен, по крайней мере, с самим собой, я смогу признать, что Зейн сделал доброе дело. Беркли, действительно, хороша собой.
Зейн хихикает, а я ухожу, чтобы пойти за Беркли и догоняю ее в проходе рядом со стеллажами с канцелярскими товарами, наблюдая, как она тщательно проверяет каждую упаковку.
— Что ты делаешь? — Спрашиваю я.
Она быстро поднимает голову, очевидно не подозревая, что я наблюдаю за ней.
— Ищу лучшую цену, проверяя количество предметов в упаковке и сравнивая цены.
Она говорит это так, как будто я должен был это знать.
— Беркли, я могу позволить себе то, что тебе нужно.
— Неважно. Речь идет о том, чтобы получить лучшее предложение. Это здорово, что у тебя есть деньги, и в этом моя работа, чтобы убедиться, что так оно и будет продолжаться.
Она опиралась на то, что, как я полагаю, лучше всего, по ее словам, ударит по моему кошельку? И бросает две пачки в корзину. Я шагаю с тележкой и киваю головой, чтобы она двигалась по проходу.
— Я понял, — говорю я ей.
— Нам нужна бумага для записей и бумага для принтера. Я предполагаю, что принтеры будут поставляться хотя бы со стартерными чернилами, я могу заказать больше, как только я узнаю, что нам понадобится. О, и нам понадобятся ручки!
Я думаю, что так оно и есть, следую за ней, когда она останавливается и изучает ручки. Глядя на тележку, я вижу три степлера и три диспенсера с лентой, а также рукав со скрепками и лентой.
— Теперь бумага, — говорит она, помещая в тележку ручки и маркеры. Я ничего не говорю, просто следую за ней по проходу, и мы переходим в следующий отдел. Упаковки с бумагой выложены на полках, и она сразу же идет к упаковке, рядом с которой указана более низкая цена. Она наклоняется, будто собирается ее поднять.
— Прекрати! — Говорю я, наверное, громче, чем нужно. — Извини, — бормочу я, — Позволь мне ее поднять. Я бросаюсь к ней и легко поднимаю упаковку, помещая ее на дно тележки.
— Спасибо.
Она оглядывается.
— Где Зейн?
Почему она ищет его?
— Остался в отделе со стульями, — говорю я, пытаясь сохранить спокойствие.
Это заставляет ее смеяться.
— Что смешного?
— Ты не знаешь, сколько раз мы все собрались вместе, чтобы прогуляться, а Зейн терялся в толпе, клянусь, этот парень легко может заблудиться.
Вздыхаю и еще больше раздражаюсь из-за того, что он ее так давно знает и проводил с ней время. Меня это раздражает, потому что я не могу так поступать: она работает на меня, и я должен быть сосредоточен только на клубе. Любой парень мог потерять себя в такой девушке как Беркли, и я бы потерялся в ней.
Еще разумнее держаться, как профессионал, ведь она работает на меня — таков уровень наших отношений. Я слышу, как женщина смеется, и я бы поспорил на мою жизнь, что Зейн сейчас рядом с ней.
— Я думаю, мы его нашли.
Она улыбается мне.
— Ты его хорошо знаешь.
— Не совсем, я имею в виду, мы веселимся, и он играет особую роль в моей семье, как Мэгги и Барри, я бы не сказала, что я его действительно знаю. Я знаю, что ему нравятся девушки, и с его внешностью и индивидуальностью я могу только предположить, что стоит за этим смехом: «Я хочу, чтобы ты смеялась».