— С тобой этого не случится. Ты слишком… — я начал говорить, не подумав.

Я только начал признаваться себе, что нашел ее привлекательной…нет, потрясающе красивой. Я не мог признаться ей в этом. Я не мог признаться в этом никому другому. Она была моей ученицей. Я был ее наставником. Я был на семь лет старше ее, а она еще даже не считалась взрослой. Мое увлечение ею было неправильным на многих уровнях. Я посмотрел вниз, чтобы закончить обрабатывать ее раны, стыдясь того, как быстро мой разум сосредоточился на ее физических качествах.

— С тобой этого не случится, — мне очень хотелось рассказать ей гораздо больше, но я надеялся, что этого будет достаточно, чтобы успокоить ее ненужное беспокойство.

Неловкое молчание повисает над моими невысказанными словами, прежде чем она нервно нарушает его снова.

— Это случилось с моей мамой. Когда-то она была красивой. Я думаю, что она все еще такая, в некотором роде. Но не такой, какой она была раньше.

Я вспоминаю тот единственный раз, когда я встретил Стража Джанин Хезевей, всего через год или два после моего собственного выпуска. Ее шотландские корни проступали в коротко подстриженных рыжих вьющихся волосах. Она одна из самых низкорослых Стражей, которых я встречал, ростом всего около 5 футов 3 дюйма. Тем не менее, ее присутствие заставляет ее казаться намного больше. Она строга и властна, и через 30 секунд вы больше никогда не совершите ошибку, недооценив ее. Ее репутация поддерживает ее. Ее преданность своему делу хорошо известна, и ею восхищаются. Возможно, Роуз и не похожа внешне на свою мать, но я уверен, что у них гораздо больше общего, чем они думают, в том, что касается их личностей.

Поэтому горечь в ее следующих словах на мгновение ошеломила меня.

— Я давно ее не видела. Насколько я знаю, она сейчас выглядит совершенно по-другому.

— Тебе не нравится твоя мать, — я имел в виду это как вопрос, но это прозвучало как утверждение. Трудно было найти какой-либо другой вариант, увидев негодование на лице Розы.

Она закатывает глаза и саркастически смеется.

— Ты заметил это, да?

— Ты едва знаешь ее.

— В том-то и дело. Она бросила меня. Она оставила меня на воспитание Академии.

Я закончил очищать ее руки от крови и грязи после тренировки и перешел к втиранию мази в более грубые части ее руки, которые были изношены ветром и холодом. Я был поглощен ощущением ее кожи так же сильно, как и своими собственными мыслями.

Не было ничего неслыханного в том, чтобы студенты становились подопечными Академии, по крайней мере, для новичков. Как правило, это происходило только в том случае, если начинающий ученик терял своего родителя-дампира в битве, когда на них не претендовала другая семья, а родитель-морой был либо неизвестен, либо не желал признавать ребенка своим.

Василиса технически была подопечной Академии, так как она осиротела в результате автомобильной аварии, но ее ситуация отличалась от большинства из-за значительного целевого фонда и старых друзей семьи, которые выступали за ее заботу. В большинстве отделений Академии ничего не было. Роза была еще одним исключением. В ее досье говорилось, что ее мать отказалась от законной опеки над Розой, когда ей было всего четыре года, передав ее на попечение Академии. Джанин могла посещать Роуз, и я уверен, что они даже позволили бы ей брать Роуз на каникулы, если бы она попросила об этом, но, похоже, это не так. Похоже, прошло много времени с тех пор, как эти двое в последний раз видели друг друга. Конечно, не во время отсутствия девушки, и я знал, что она не появлялась в Академии с момента их возвращения. Вполне вероятно, что я видел Стража Хэзевей чаще, чем Роуз. Как бы сильно я ни испытывал собственное негодование при мысли о том, что родитель добровольно игнорирует ребенка, я знал, что должен выступать за какие-то отношения между ними.

— Ты так говоришь… Но что еще она должна была сделать? — этот аргумент был настолько слабым, что даже я не мог поверить своим собственным словам. — Я знаю, что ты хочешь быть стражем. Я знаю, как много это значит для тебя. Как ты думаешь, она чувствует себя как-то иначе? Как ты думаешь, ей следовало уйти, чтобы растить тебя, когда ты все равно провела бы здесь большую часть своей жизни?

Но я знал, что это не единственный другой вариант. Было более чем несколько успешных стражей, которые смогли сохранить прочную профессиональную репутацию и семейные связи.

— Ты хочешь сказать, что я лицемерка? — в ее глазах было неверящее потрясение, когда она поняла, что я заступаюсь за ее мать. Я ни капельки ее не винил.

— Я просто говорю, что, может быть, тебе не стоит так строго ее судить. Она очень уважаемая женщина-дампир. Она наставила тебя на путь того, чтобы ты стала такой же.

— Это не убьет ее, если она будет навещать тебя чаще, — я не мог не согласиться с ней больше, — но я думаю, что ты прав. Немного. Я полагаю, могло быть и хуже. Я могла бы вырасти среди кровавых шлюх.

Я ухмыльнулся ее комментарию.

— Я вырос в общине дампиров. Они не так плохи, как ты думаешь.

Я знал, что она не пыталась намеренно оскорбить мой дом и семью, она просто пыталась утешить себя. Я не мог винить ее за это. Я так долго был на острие насмешек из-за своего детства, что подобные комментарии просто скатились с моих плеч.

— О, — я мог бы отмахнуться от ее комментария, но теперь она выглядела практически испуганной, — Я не имела в виду…

— Все в порядке, — я снова сосредоточился на ее руках, чтобы дать ей время снова прийти в себя.

— Итак, у тебя там, типа, была семья? Ты рос вместе с ними? — ее благоговения и удивления как чего-то такого простого, как то, что можно расти любимой в семье, было достаточно, чтобы тронуть мое сердце. На мгновение все, что я мог сделать, это кивнуть в ответ.

— Моя мать, бабушка и три сестры. Я не часто виделся с ними после окончания школы, но мы все еще поддерживаем связь, — мне действительно нужно позвонить им снова, прошло уже несколько недель. — В основном община посвящена семье. Там очень много любви, независимо от того, какие истории ты слышала.

Она снова спрятала от меня лицо, и в ее чертах появился намек на горечь. Не требовалось много времени, чтобы догадаться, о чем она размышляла. Единственное утешение в ее печальной судьбе только что превратилось в дым. Мое детство было наполнено большим количеством любви и счастливых моментов в позорной и часто осмеиваемой семейной ситуации, чем у нее с уважаемой матерью. Она злилась не на меня, она злилась на то, что с ней сделала судьба.

— Да, но… разве это не странно? Разве там не много моройских мужчин, посещающих, ты знаешь? — она замолчала, не зная, как закончить свой вопрос. Если когда-либо и существовал навык, называемый нерешительной прямотой, Роуз только что овладела им.

Моего веселья от ее неуклюжести было как раз достаточно, чтобы остановить нарастающую волну гнева из-за некоторых старых воспоминаний.

— Иногда, — усмехнулся я.

— Я– я сожалею. Я не хотела говорить о чем-то плохом…

— Вообще-то…ты, наверное, не подумала бы, что это плохо.

В то время как общество хотело сказать мне, что я не должен испытывать гордость за свою юношескую бдительность за то, что я считал большой несправедливостью, что-то уверяло меня, что Роза проявит больше понимания.

— Ты не знаешь своего отца, не так ли?

Она покачала головой, слегка смущенная тем, к чему я клоню:

— Нет, — сверкнув глазами, она продолжила, — все, что я знаю, это то, что у него, должно быть, очень крутые волосы.

Просто чтобы подчеркнуть свою точку зрения, она перекинула волосы через плечо.

На мгновение завороженный, мой рот двигался быстрее, чем мой разум:

— Да. Должно быть, — я пришел в себя и быстро отвел взгляд. Я попытался восстановить хоть какое-то достоинство после своего промаха и вернулся назад. — Я знал своего.

— Действительно? Большинство моройских парней не остаются — я имею в виду, некоторые остаются, но ты знаешь, обычно они просто…