========== Часть 1 ==========

…

Поражение! …

Шиндо ощущал его, как вселенную солёных океанских вод, заполнившую его изнутри. А слёзы были лишь холодными волнами, вырывавшимися сквозь глаза наружу, в зал, полный света и тепла. «Так вот каково это чувство». Мысли всплывали, как тёмные, облепленные илом рыбины и падали в пустоту.

Впервые с тех пор, как он сел за гобан, Шиндо бросил вызов своему врагу. Впервые появился тот, кого он хотел уничтожить. До настоящего времени, до этих минут всё его время оставалось лишь игрой. Воспоминания наполнили его призрачным голосом Сая: «Я готов к битве!» Так он воскликнул, стоя перед Тойя Мэйдзином в ответ на полные сожаления слова: «Как бы я хотел с ним сразиться». Разве мог он, мальчишка, понять тогда порыв Сая? Разве мог он хоть что-то понять?! Шиндо стиснул рукоять хиоги.

Битва. Что он знал о битве до сегодняшнего дня? Теперь же, словно солнечные лучи, пробивающие толщу моря, его сознание пронзали сполохи озарений. Горечь растворяла их, и Шиндо, силясь понять смысл, словно бы ловил горящую рисовую бумагу, порхающую в воздухе. Битва – не только оружие. Не только воины, стоящие друг против друга. Не только кровь. И даже не только ярость и решимость. Битва – это враг. Битва – готовность принять будущее, которое станет прошлым. И прошлое останется с тобой навсегда.

«Я не смог его одолеть. Перед… Акирой. Перед всеми. Перед тобой. Сай».

Волны ударили вновь, и солёная влага потекла по проложенным на щеках руслам. Он ничего не понимал. Раньше.

Надменная усмешка Юнг Ха пронзала его отравленным клинком катаны. Вспарывала гордость. Смеющийся, Юнг Ха стоял прямо перед ним. Слова оскорблений смешались, переплавились в цвет, и из губ корейца исторглись кровавые потоки охры и серы. Картина, как лист цветной манги, маячила перед невидящими глазами Шиндо. Какое-то время назад он, кажется, слышал слова Акиры. «Пойдём, Шиндо. Это не конец».

Поражение принимают по-разному. Но чаще всего сильных и молодых оно ведёт дальше, к новым высотам. Тем более, когда ты не один. Когда друзья – твоя команда, твои родители, знакомые по клубу, болельщики – где-то совсем рядом. Ты встаёшь и принимаешь случившееся. Закаляешься испытанием и поражением, выпавшими тебе. Протягиваешь руки и обнимаешь друзей. Или просто стискиваешь кулаки покрепче. Если можешь, то улыбаешься сопернику. А внутри ещё какое-то время крутятся солёные волны, и тёмные кракены мыслей тревожат мысленный мир. Внутри ты ещё не уходишь с поля боя, растерянно и горько озираясь, тычась по сторонам.

Ты идёшь на награждение и стоишь в свете софитов и рассеянного верхнего света, ты принимаешь слова благодарности организаторов и похвалы капитанов других сборных. Ловишь ободряющие и даже восхищённые взгляды друзей из зала. Долго-долго сидишь в номере с Куратой-саном, Акиро и Яширо, разбирая партии. Прощаешься и, не оставаясь в номере, хотя уже очень поздно, едешь домой. «Мам, я дома». Поднимаешься наверх, в свою комнату. Бросаешь одежду на стул и падаешь на кровать. А мысленно ещё сидишь за столом и думаешь: что же ты упустил? Чаще всего поражение принимают так. Обычно. Но не тогда, когда каждая твоя игра – это шаг на пути в поисках части твоего сердца.

И с Шиндо произошло всё наоборот.

«Пойдём, Шиндо. Это не конец».

Это мысленно он поднялся и пошёл вслед за Акиро в комнату для награждений. Лишь малая его часть, кусочек сознания Шиндо Хикару. Но большая часть, затопленная солёным океаном, не отдала телу приказа двигаться. Он остался сидеть неподвижно, лишь большой палец правой руки продолжал поглаживать рукоять хиоги. Он не видел взгляда Акиры, то растерянного, то гневного. Не видел, как Курата-сан тронул Акиру за плечо и покачал головой. Не слышал приветственных речей победителям. Не обратил внимания, как рабочие сцены начали аккуратно снимать камеры и убирать столы для игры. Не знал, что Курата-сан подошёл и о чём-то пошептался с управляющим гостиничного комплекса, размахивая руками, изредка кланяясь и дёргая щекой.

Шиндо не знал. Он сидел в тёмном пустом зале перед пустым столом, с которого осторожно сняли гобан и камни. Он никогда не бросал вызов тому, кого по-настоящему мог считать врагом. Он оказался не готов.

«Не готов? Хуже… Я опозорился перед всей Японией. Я нагло вызвался играть против Юнг Ха. Я требовал у Кураты-сана место за первым столом. Я сказал, что выиграю всё у Юнг Ха. Что я думал?! Что одна моя злость разобьёт его на доске? Я… неужели я решил, что достаточно быть справедливым для победы? Я опозорил память Сая… Память?»

Шиндо вдруг вынырнул на поверхность своего океана, и штормовые тучи ударили в него молниями, как пыточными иглами. Солнечное сплетение словно потянули стальной рукой наружу, вырывая внутренности. Человеческая боль проросла в груди.

«Нет! Только не память! Нет… нет… Сай! Я найду, найду тебя! Не покидай меня, Сай! Не надо так со мной! Боже! Я не хочу этого! Я не хочу так! Чтобы Сай жил лишь в моей памяти. Зачем же тогда мы встретились в этом мире?!»

Шиндо затравленно огляделся. Его глаза давно привыкли к темноте, но, тем не менее, он еле различал очертания зала. Освещение полностью отключили. Лишь серое свечение из-за закрытой двери чуть разгоняло мрак. В спёртом воздухе витал запах пота, нагретого пластика и табака. Балансируя руками, парень пошёл к выходу. Он ощутил, как его шатнуло, и подхватился, заставляя сильное тело вновь принять устойчивое положение. Осторожно приоткрыв дверь, Шиндо ощутил странный холод на щеках. Слёзы. Только теперь он понял, что всё его лицо в слезах. Он пошарил в карманах, но платка не было. Он вытерся, как мог, рукавом пиджака и пошёл дальше, к фойе. Там ещё горел дежурный свет, но людей не осталось. Шиндо вызвал лифт и спустился на первый этаж. В глубине вестибюля на кожаном диванчике дремал Курата-сан.

Не заметив Кураты, Шиндо выбрался на улицу. Неоновые вывески и уличные фонари резанули глаза, отвыкшие от света. От соли начали саднить роговицы и задние поверхности век. Шиндо побрёл, не глядя по сторонам, пытаясь запретить себе думать. Он уткнулся в какой-то фонтан, сел на бордюр и плеснул себе водой в лицо. Пахнущая хлоркой мутноватая жидкость не принесла ни малейшей пользы. Впадая в отчаяние, Шиндо огляделся и заметил недопитую бутылку с минеральной водой, оставленную кем-то прямо на бордюре. Он вылил воду себе на лицо, чувствуя, наконец, как жжение утихает.

Шиндо шёл медленно, огибая прохожих, словно ожившие в лесу деревья. Он и внутри себя пробирался по тёмному неуютному лесу, сторонясь мыслей, как огненных призраков. Спустя время, которое не смог оценить, Шиндо упёрся в здание, откуда выходил прерывистый людской поток. Спустя несколько минут парень мучительно сообразил, что это вокзал. Он поднялся по ступенькам, миновал турникеты и вошёл в ближайший вагон, не глядя на табло расписания. Уютное кресло заставило мышцы шеи и спины чуть расслабиться. Мягкий ворс даже через тергаль пиджака посылал приятные импульсы разгорячённой коже. Огни фонарей и вывески вокзала за окном дрогнули и двинулись в сторону. Поезд бесшумно набирал ход.

Шиндо глядел в окно, то застывая, то мучительно расслабляясь и поводя плечами. По телевизору в салоне передавали вечерние новости, однако звук кто-то из пассажиров приглушил, и только миловидная ведущая беззвучно двигала ухоженными алыми губами. Несколько картинок в картинке показывали репортажи и спортивную хронику. Места в вагоне были заняты едва ли на четверть. За толстым многослойным стеклом пролетали виадуки, автомобильные стоянки, супермаркеты, высотные офисные здания и склады. Салон наполняло лишь слабое дыхание кондиционеров и перешёптывание небольшой группы туристов, судя по разрисованным флагами майкам, из Австралии.

«Интересно, играют ли там в го?»

Нет, это лишь воображение Шиндо придало его собственному вопросу звучание голоса Сая. Юноша вдруг ощутил, что, с какой бы скоростью он ни двигался, это движение вдоль непреодолимой стены. Он бежит, но стена не кончается, она протянулась, и нет ей конца. И перебраться тоже невозможно. Не в силах более оставаться на месте, он порывисто выбежал и сошёл на первой же остановке. Рядом со станцией на маленькой площади пристроились рейсовые автобусы и такси. Шиндо сел в первое попавшееся, забившись в угол на заднем сиденье, словно зверь в берлогу. Таксист отчего-то не спросил, куда ехать, завёл мотор и двинулся каким-то одному ему известным маршрутом.