– О, Лола, доброе утро! – Поздоровалась лучезарная Виталина Степановна.

– Доброе утро! – Я прошмыгнула в подсобку, Степанна пошла следом.

– Сегодня мне поможешь, проведём инвентаризацию, да и продукты привезут. А убраться и завтра можно. – Расслабленно махнула рукой Виталина, пока я нацепляла фартук продавца и беретик, чтобы убрать волосы.

К десяти часам утра прибыла машина с новым поступлением. Пока мы всё разобрали, пока рассчитались и внесли продукты в перечень, прошла уйма времени. Периодически я сменяла Степанну за кассой, а она меня за расчетом.

Ближе к обеду ожил мой сотовый. Кроме Кости или бабушки мне никто позвонить не может. И пока на кассе никого нет, я отошла, ответить на звонок.

«Кость, что-то…». – Я не успела договорить, как парень меня перебил.

«В каком магазине ты работаешь?». – Резко спросил Димитров. Я услышала фоном какую-то мужскую речь.

«Семишагов» на Продовольственной». – Ответила я, а сердце запнулось.

«Беги, он идет туда!» – Шепчет Костя и бросает трубку.

Я, словно замершая, стою и не могу даже моргнуть.

– Лола? Лола! – Зовёт Виталина Степановна, и я оживаю.

– Да? – Слабенько пропищала я.

– Встань за кассу, мне на пять минут отойти надо.

Не зная, что ответить, я под каким-то гипнозом прохожу в зал, по пути хватая шапку, которую мне дала баба Катя, чтобы уши не мёрзли. От ужаса происходящего, я не нахожу ничего умного как засунуть в щёки скорлупу от грецких орехов, которые мы сейчас ели с Виталиной. Я нарочно пачкаю лицо пылью от грязных картофельных мешков, в то время в магазин заходит мой реальный кошмар.

– Моя башка, она просто раскалывается. – Я вижу, как за Богданом, который идёт, прислонив ладонь к голове, словно призрак следует Костя. Его глаза тут же натыкаются на меня. В них читается смесь ужаса и тревоги.

– Я только воды куплю, таблетку запить. – Бросает Бусыгин и скрывается меж полок. Я вижу его по монитору камер слежения. Он достаёт бутылку чистой воды из холодильника и направляется на кассу.

Ещё секунда и у меня откажет сердце и легкие. Звук его ботинок отдаются набатом в моих ушах. Я резко подскакиваю, когда передо мной оказывается рука Бусыгина, ставившая бутылку на прилавок.

Ледяными, грязными пальцами я берусь за пол литровую тару и с трудом пробиваю её штрих код.

– С вас тридцать шесть рублей. – Едва сдерживая во рту скорлупу, пробурчала я, стараясь не поднимать взгляд. – Будете отплачивать наличными или картой?

– Картой. – Коротко отвечает Богдан, вытаскивая из кармана банковскую карту.

– Пожалуйста. – Поворачиваю к покупателю терминал оплаты.

– Спасибо за покупку. Приходите ещё. – Богдан хватает бутылку, тут же, у кассы вскрывает её и залпом выпивает половину.

– Ох, головушка моя! – Причитает Бусыгин и, разворачиваясь спиной ко мне, выпивает таблетку. – Костян, ты чего такой серый? Это ж не у тебя сбежала девушка. – Злобно усмехается Богдан, делая глоток, опустошая бутылку. – Ну, ничего, я эту куклу обязательно найду! – От злости, он сжимает пластик, сминая его в бесформенную массу. – Где же ты, маленькая дрянь? – Уже шепотом продолжает парень, выкидывая бутылку в мусор. – Пошли, Костян, мне подышать надо.

Димитров бросает забитый взгляд на меня и вместе с Бусыгиным они покидают магазин. Я тут же выплёвываю скорлупу себе в ладони.

– Тьфу. – Отплёвываясь, я отошла от прилавка, чтобы умыться.

«Пронесло!» – Подумала я, когда умывала лицо от грязи. Сердце сделало кульбит и успокоилось.

Телефон в моем кармане завибрировал. Пришло сообщение.

«Всё хорошо, он не заметил». – Писал Костя, а я медленно съезжала по стенке на пол.

Весь оставшийся день прошёл как в тумане. Виталина Степановна, увидев меня валяющуюся на полу, перепугалась. Решила, что меня либо кто-то ударил, либо я потеряла сознание. Устроила в магазине внеплановый обед, заперев дверь и накинув на ручку надпись «ОБЕД».

Степанна налила мне крепкий горячий чай, нарезала бутербродов и принялась выслушивать мой рассказ. Когда я сказала, что на самом деле сбежала из интерната, я с опаской взглянула на женщину. Боялась, что она тут же позвонит в полицию и меня заберут. Но всё оказалось куда прозаичнее.

– Тюю, нашла, кого бояться. – Запричитала Виталина, отпивая чай. – Коли пошла такая пьянка, – заговорщицки произнесла Степанна, присаживаясь поближе ко мне, – я тоже, чай не из царей вышла. У меня мамашка, та ещё проходимка была, нагуляла меня, когда самой было четырнадцать лет. Такая вот, мелкая козявка, – показывает размер своего ногтя на мизинце, – оставила меня на голову своей матери, то бишь, моей бабке. А кому я нужна? Также попала в приют, а в тринадцать лет убежала, когда местный охранник под юбки девкам нашим лезть стал. Так что, ты меня не боись, и хорька этого, вонючего, тоже не бойся. Подурачится и отстанет. – Степанна махнула на всё это рукой и даже глазом не повела.

Мне даже сразу легче стало, когда поняла, что Виталина Степановна тоже на моей стороне.

Весь ноябрь я жила себе, не тужила. Ходила на работу, а по выходным приходил Костя, и мы вместе занимались над уроками. Сам Димитров был парнем умным, просто я столько времени не посещала занятий, что казалось, я рядом с ним как инфузория- туфелька. Такая же недалёкая.

И чтобы не отставать по программе, Костя по выходным муштровал меня по всем предметам, начиная от алгебры и начала анализа, до биологии. Единственное, что мы не трогали, были иностранные языки. Я свято верила, что они мне не понадобятся. Единственный язык, который я жаждала выучить, был итальянский. Такой нежный и благородный. Мелодичный и таинственный.

Собственно, так и проходила моя спокойная жизнь. Я работала, ходила в библиотеку, которая находилась через три автобусные станции, помогала бабушке и считала себя абсолютно счастливой. Конечно, были такие мысли, как аттестат об окончании школы. На данный момент в моих бумагах был аттестат об окончании неполного среднего образования и в принципе, я могла подать документы в колледж и там пройти курс полного среднего образования и получить специализацию. Проблема состояла в том, что я не знала, кем хочу быть. Никакой зацепки, никакой. Да, я безумно любила читать, но на одних книгах далеко не уедешь. А просиживать свою жизнь на попе ровно в библиотеке я не хотела. Поэтому сидела и размышляла, пока время позволяло.

К середине декабря баба Катя слегла. И это было настоящим ударом для меня. Она резко потеряла всю присуще ей энергичность и таяла буквально на глазах. Я никак не могла взять в толк, что происходит с моей бабулей. Когда поняла, что всё хуже, чем я себе представляла, я вызвала скорую помощь и позвонила Косте. Бабушку забрали в больницу. А 18 декабря она скончалась, не приходя в сознание.

Я взяла недельный отгул в магазине и не могла собраться с мыслями. Похороны бабушки легли на наши детские плечи. Денег у нас, конечно же, не было, поэтому этим занималось государство. Стоя у её гроба, я дрожала и не могла остановить бесконечный поток слёз. Костя, которого отпустили на три дня домой, прижимал меня к себе и попытался успокоить. А я, я так прикипела к бабушке Кате, что не представляла свою жизнь без неё! Костя старался быть по- мужски сильным, но я видела, как он украдкой ронял слёзы. Ведь это был его единственный родной человек. За то время, что я жила у бабушки, мы с Костей стали родными друг другу, но это другое. Костя и я были в глазах бабушки братом и сестрой и, поскольку, нам всем так было удобнее, мы оба приняли такое положение вещей.

Кроме нас двоих на похоронах не было никого. И было настолько тяжело её оставлять в этой промёрзшей, сырой земле, что сердце разрывалось и кровоточило.

– Я с тобой. – Шептала я, когда мы с Костей сидели в комнате и поминали бабушку. На столе была её фотография, которую я сделала на свой телефон. Это была первая и единственная фотография в моём сотовом. Я распечатала её и вложила в рамочку. Там бабуля улыбалась, и глаза её светились счастьем. Есть пару фотографий, которые просто на скотч, развешаны на стене. Мы там втроем. Бабушка, Костик и я.