– Когда ты, наконец, поймёшь, что тебе от меня не убежать? – Богдан стремглав подлетает ко мне и упирает свои руки по бокам от моего лица.

– Пошёл вон. – Я закрываю глаза.

В день выписки, когда на улице уже лежал тонкий слой махрового снега, ко мне явился Костя. Первый раз, между прочим. На тот момент, на середину ноября, старые раны зажили, а новые покрылись корочкой. Синяки пожелтели, а голова болела меньше. Хотя, периодически, всё равно давала о себе знать. В больнице меня откормили, и я чувствовала себя человеком.

– Привет. – Здоровается Костя, заходя в палату. Я уже позавтракала и готовилась возвращаться в интернат. – Выглядишь уже лучше.

– Тебе чего надо? Бусыга прислал? – Я стояла за ширмой и переодевалась в ту одежду, что мне принесла баба Люба.

– Нет, он не знает, что я у тебя. – Тихо произнес Димитров, боясь быть услышанным.

Я выхожу к нему, поправляя свитер.

– И что ты хочешь? – Проверяю, все ли вещи забрала, но на Костю не смотрю.

– Бежать тебе надо, Лола. – И так холодно вдруг стало от этих слов, что я даже поморщилась. – И как можно скорее.

– И куда ты предлагаешь мне бежать? Хватит дурака валять.

– Бусыгин сошёл с ума.

– Это ни для кого не секрет. – Я пожимаю плечами.

– Нет, ты не понимаешь! – Костя подходит ко мне и заставляет посмотреть прямо в глаза. – Ты знаешь, кто его отец?

– Какое мне до этого дело? – Я пытаюсь отстраниться от нежелательных прикосновений.

– Его отец очень влиятельный человек. Он прокурор! – Как будто это что-то мне говорит. Нет, я, конечно же, знаю, кто такой прокурор, но причем здесь это?

– И что?

– Богдан попросил своего отца забрать тебя с собой, когда Бусыгину исполнится 18 лет! – Паника Кости постепенно передалась мне. Я соскочила с кровати и уставилась на Димитрова.

– Ты сейчас серьёзно? – Выдаю я на одном дыхании.

– Более чем. И как я понял, его отец не против. Богдан по протекции своего папаши поступает на факультет международных отношений в следующем году. Ему выделяют квартиру. Не допусти, чтобы он забрал тебя с собой.

Только в самом страшном кошмаре я могла оказаться с Богданом. Он же запрет меня! Тогда у него не будет никаких преград! И я боюсь даже представить, что Бусыгин со мной сделает!

– И куда мне бежать? – Стараясь не удариться в слёзы, я начинаю бродить по палате.

– У меня есть бабушка, Екатерина Ивановна, она старенькая и взять меня под опеку по причине болезни не могла. Я хожу по выходным именно к ней. Я позвоню ей, попрошу на время тебя спрятать. Бусыга не подумает тебя там искать. У неё однокомнатная квартирка на окраине, места немного.

– Кость, ты сейчас это серьёзно? – Я сажусь перед парнем на корточки и, хватая за руки, заглядываю в глаза.

– Когда-то давно я пообещал себе защитить тебя. Прости, что так поздно пришёл.

– Но у меня нет документов. Все это храниться у директрисы!

– Давай так, я отпрошусь на неделе к бабушке, скажу, мол, заболела, просила приехать. Отвезу часть твоих вещей. А ты не подавай виду. Ходи на занятия. В пятницу директрисы в школе нет, поэтому я найду твои документы и ночью, после того, как ворота закроются, я помогу тебе убежать.

Я смотрела на Костю и уже не сдерживалась. В самый трудный момент он всё же пришёл. Не бросил меня! И я была непомерно ему благодарна. Даже обняла!

– Ну, всё- всё, задушишь!

С этого момента наш план пришёл в действие.

Богдан ходил за мной незримой тенью, чем бешено пугал. В столовой я сидела в гордом одиночестве. Одна за столом. Меня не трогали. Со мной не разговаривали. Но наблюдали.

Богдан находился рядом и не сводил с меня глаз. В среду Кости не было в школе. Он забрал мою дорожную сумку с вещами и уехал к бабушке. Как я поняла по сообщению, пришедшего мне на телефон, бабушка Кости с радостью примет меня к себе! У меня как гора с плеч свалилась!

В пятницу, когда Богдан преградил мне дорогу в столовой, я плохо себя чувствовала. Общая вялость и тошнота мучали меня с раннего утра.

– Уйди с дороги. – С придыханием произнесла я, едва держась с подносом. Запах сырников и чая раздражал мои обонятельные рецепторы и меня затошнило.

– А кукла-то мне с характером попалась. – Загадочно произнес Богдан, ухмыляясь. – Но ничего, я выбью из тебя всю заносчивость. Как шёлковая у меня будешь. – Бусыгин поднимает руку, и я в ужасе, что он меня сейчас ударит, пячусь назад.

Увидев животный страх в моих глазах, с лица Богдана сползает улыбка.

Я ставлю поднос на стол, так как держать его мне уже не под силу. Мне бы себя на ногах удержать.

– Да, правильно видишь. Боюсь я тебя. Как огня. И руки твои боюсь. – Стучу себе по виску подушечкой пальца. – Помню ещё, как ты этими руками душил меня и бил по полу. – Давя в себе инстинкт самосохранения, я всё же приближаюсь к ошарашенному Богдану. – Так не поступают с теми, кто нравится сердцу. Любимых холят и лелеют. Дышать на них бояться. А ты мало того, что собственноручно меня калечил, так ещё и остальных на это дело подговорил. Ни черта не стоит твоя любовь! – И на этом эпичном моменте меня вырвало прямо на кроссовки Богдана!

– Фууу! – Волной прошлось отвращение по залу.

– Запомни меня такой! Не писаной красавицей, а девчонкой, которая блеванула тебе на обувь. – Мрачно усмехнулась я, и едва передвигая ноги, покачиваясь, ушла в комнату.

Я выпросила в медпункте справку, что не могу посещать уроки. Меня освободили до середины следующей недели. Пока лежала в комнате, я переписывалась с Костей. В эту пятницу он выкрадет мои документы – паспорт, свидетельство об опекунстве и ещё какие-то бумажки.

Я тем временем готовилась к побегу морально.

Ночью пятницы я дождалась пока соседки заснуть глубоким сном и положила подушки под одеялом, таким образом, будто это я там лежу. Собрала оставшиеся мелочи в сумку, переоделась в верхнюю одежду и покинула интернат с черного входа. По ночам там ходит охранник, поэтому нужно быть крайне внимательным, чтобы не попасться.

С Костей мы договорились встретиться у заднего фасада здания. Там были ржавые ворота с брешью около кустарника. Время на телефоне показывало второй час ночи. Я предупредила его, что уйду из комнаты, когда буду уверена, что девочки спят.

Когда подходила к кустарнику, в темноте увидела мелькнувший силуэт. От страха хотела драпануть оттуда, но услышала шепот Димитрова.

– Лола?

Выдохнув, я подошла поближе. В руке у Кости была моя карта учащегося: Броневицкая Лолита Юрьевна – 21 августа 2001 год.

Я часто задавалась вопросом, почему меня назвали Лолитой. Неужели им показалось нормальным дать трехлетней девочке такое необычное имя? Всё оказалось куда проще. Скорее всего, меня так и звали. Дело в том, что в интернат я попала с кусочком обгоревшего детского одеяльца, на котором было вышито моё имя. Но сохранились последние четыре буквы «…лита». Ну, много ли вы знаете женских имён на такое окончание? Вот и я нет. Фамилия «Броневицкая» и отчество «Юрьевна» была одолжена у врача, который меня выходил. Его звали Юрий Броневицкий. Так и получилась я.

С днем рождением было проще. Опять же, она была вышита на одеяльце под именем. И если имя подгорело, то дата рождения осталась нетронутой.

– Как мне тебя отблагодарить? – Спросила я, когда была одной ногой на свободе.

– Живи счастливо! И периодически давай о себе знать. – Костя нежно чмокнул меня в нос и сунул напоследок небольшую сумму денег в руку. – Доедешь до бабушки, напиши.

Так и началась моя странная, сумбурная жизнь вне интерната. И если я думала, что больше никогда не услышу о Богдане, то зря я надеялась. Зря надеялась, что Бусыгин, это самое страшное, что случилось в моей жизни.

Глава 3

Когда я добиралась до старенького, двухэтажного кирпичного дома, я всё равно с опаской оглядывалась назад, боялась, что Богдан уже бежит за мной.

Бабушка Катя жила на первом этаже в милой, уютной однокомнатной квартире. Встретила она меня как родную! Было так приятно, что я расплакалась. Мы посидели с часок, а как бабушка (она просила называть её так) посмотрела на часы, быстро уложила меня спать.