Свои слова он продолжал периодически скреплять ненормативной лексикой, что побуждало Игоря коротко, про себя, произносить: «Прости ему, Господи!».

После своего пламенного повествования Олег, упершись руками в диван, обиженно отвернул голову к окну и стал разглядывать плавно проплывающие в сумерках окрестности.

В душе Олега зародилась обида: «Не нравится ему, видите ли, как я говорю. И откуда ты такой умник выискался?». Однако, преодолев своё чувство неприязни, он продолжил разговор:

– Вот, как тут не материться? – поинтересовался он, уже подразумевая и обличения Игоря.

– Слава Богу! За то, что Он такую верную спутницу жизни вам даровал, она, с Его помощью, выходила вас.

– Да это именно Бог мне её дал, – подтвердил Олег, – вот уж ей-то довелось наслушаться матов от меня в свой адрес, когда я в больничной палате в беспамятстве лежал, мне соседи по палате рассказывали. Я потом извинился перед ней. Она простила, сказала, что понимает, я ведь в бессознательном состоянии был.

– Мне тоже довелось не один год в бессознательном состоянии провести, – тяжело вздыхая, признался Игорь.

– Это как же – «не один год»? – изумился Олег.

– Когда я сам матерился и ещё много чего делал, из того, что Богу не угодно, – пояснил Игорь.

– А-а, вы в этом смысле, – с пониманием произнёс Олег.

– Да, в этом, – продолжил Игорь, – тогда я не понимал, что своим «бессознательным поведением» гневлю Бога. Довелось мне и в моря ходить, только на рыболовецких судах. И что такое разговаривать матом, там я познал в полной мере. А привыкал к этому с детских лет. Хотя от своего отца, светлая ему память, никогда мата не слышал. Даже когда я стал постарше и заходил в наш гараж, где отец гостеприимно угощал соседей по гаражу своим домашним вином, он одёргивал тех из них, кто матерился, говоря им: «Тихо, тихо!». Некоторые из них оправдываясь, говорили: «Да они уже больше нас с тобой в этом понимают», но он умел настоять на своём. С моими друзьями-сверстниками мы в присутствии взрослых не матерились. Хотя между собой матерясь, хотели казаться взрослее, чтобы нас боялись сверстники. Потом Господь избавил меня от такого ребячества, от этой пагубной привычки, – неожиданно для Олега поведал Игорь.

На лице Олега выразилось недоумение. Вздёрнув брови кверху, он поинтересовался:

– А где это вы… ну, в моря ходили?

– На Камчатке. Управление промыслового флота Камчатского морского пароходства, – отрапортовал Игорь, – вот только зарубежные страны, в отличие от вас, мне не довелось посмотреть – заходов в иностранные порты у нас не было. Только огни городов Японии, на островах Хонсю и Хоккайдо видел. Промысел вели на иваси, минтай и кальмара. В команде я был простым матросом, в отличие от вас, работал на верхней палубе, как говорится, был в гуще событий, – поделился Игорь.

– Ну, это и ничего! – ободряюще произнёс Олег. И, припомнив что-то, задумчиво добавил: – Заходили мы и на Камчатку. Видел я, как там рыбацкие посудины в волны зарываются. Да-а, рыбаки там «пашут», я вам скажу. Страшно было наблюдать за ними зимней ночью во время шторма, при свете их судовых огней и прожекторов. Вот их там болтало!

– Верно. В эти моменты и о морской болезни все забывают, – подтвердил Игорь, – хотя каждому моряку это состояние знакомо. Первые дни рейса, после выхода в открытое море, даже бывалые капитаны иногда выскакивают из ходовой рубки, чтобы перегнуться через леерное устройство, за борт, я извиняюсь за подробности,– напомнил Игорь Олегу.

– Можете не извиняться, мне это знакомо, – с улыбкой успокоил Олег. – Помню, как впервые я это пережил, когда в открытое море вышли. Во время шторма я трое суток <…> пластом лежал в каюте. Наш кок пытался меня сухариками кормить, чтобы рвотный рефлекс сбить, но какой там. От него я тогда узнал, что у нас пробоина где-то в кормовой части, в кают-компанию поступает забортная вода, вся команда уже не один час ищет пробоину, вычёрпывая воду. Когда я услышал, что обшивку переборок разобрали, а заделать пробоину не удаётся, такая новость меня даже обрадовала, подумал: «Скорей бы уже ко дну пошли!», так мне было плохо,– рассказал Олег свою историю.

– И чем же закончилось ваше «кораблекрушение» после таких пожеланий? – улыбнувшись, поинтересовался Игорь.

– Слава Богу, обошлось. И я выжил, после того как капитан меня матом с моей койки поднял и погнал вычёрпывать воду вместе со всей командой. Там я быстро отвлёкся и забыл про рвоту. Пробоину нашли и заделали. А скоро и шторм прекратился. Игорь, но насколько я знаю, во время шторма промысел рыбы запрещён, волной ведь может смыть за борт?

– Верно, и такое бывало, – согласился Игорь, – даже в нашем караване судов. Некоторые случаи заканчивались гибелью рыбаков.

– Да, море ошибок не прощает, – со знанием дела многозначительно произнёс Олег.

– Капитан судна, сейнера-траулера «Талдан», – продолжил Игорь, – на котором я сделал свой последний рейс, был из тех, кто промышлял и во время шторма. Наш пай – ну, заработок – зависел от количества улова, вот и рисковали, – пояснил он.

– Это я знаю, колхозная система, оплата сдельная, – подсказал Олег.

– Да, улов минтая сдавали прямо в открытом море на плавзаводы и плавбазы. Ещё до того, как попал на это судно, я слышал, что его капитан самый азартный судоводитель в камчатской флотилии. Некоторые мечтали работать под его руководством, но многие, побаиваясь, говорили: «Ни за какие деньги!». Ходили слухи, что он во время выборки трала из моря всегда стоит на капитанском мостике и контролирует весь процесс, засекая затраченное на это время по секундомеру. И после этого устраивает «разгон» тем, кто оказался нерасторопным.

– Опасная авантюра. Я слышал, такие капитаны во время шторма могли и за борт как бы случайно выпасть, как, впрочем, и любой, не ужившийся с командой. «Несчастный случай» и концы в воду, – напомнил Олег.

– Я тоже слышал такие истории. У нас, слава Богу, обошлось. Во время нашего рейса капитан бывал на мостике во время выборки трала, но без секундомера. Пожелания свои всё же излагал «пламенно». Разговаривал на «языке», которым вы сейчас по привычке пользуетесь, – обстоятельно пояснил Игорь.

К этому моменту взгляд Олега уже выражал уважение к Игорю, и даже восторг. Он с уверенностью сказал:

– Бог тебя оберегал, как, впрочем, и меня, раз уж мы сейчас разговариваем. На всё воля Божья!

Для Игоря, после крестного знамения Олега, это было очередным поводом для удивления. Он, откинувшись спиной на перегородку купе, подумал: «А насчёт его интеллекта я не ошибся. Разумно рассуждает, видимо, богобоязненный он всё же». Увидев, какое впечатление произвели его слова на Игоря, и испытав удовлетворение от этого, Олег спросил:

– Ничего, что я на «ты»? Может, мы на «ты» перейдём?

– С удовольствием, я и сам собирался это предложить, – ответил Игорь.

Они скрепили свою договорённость рукопожатием.

– И часто вы вспоминаете о том, что вас Бог хранит? – поинтересовался Игорь.

– Мы ведь уже на «ты»? – напомнил Олег.

– Ах, да. Извини, – исправился Игорь.

– Обычно, когда в какие-нибудь передряги попадаю, или когда жизнь в опасности, или болею, и всё благополучно заканчивается. Вот тогда и понимаю, что Бог хранил, – ответил Олег.

– Да, часто Бог позволяет нам познать, что бывают болезни не к смерти, а к вразумлению и исправлению. Ты, Олег,

о своих инсультах не думал так? Господь ведь желает, чтобы человек свои молитвы не сочетал с матом, – заявил Игорь.

– Ой, Игорёк, давай не будем об этом, – попросил Олег и, внимательно посмотрев на Игоря, предложил: – А не выпить ли нам чайку, Игорь? У меня домашняя выпечка есть – старшая дочь приготовила мне в дорогу… А, может, чего покрепче?