Грелль опоздал на эксгумацию могилы Леопарда. Принимал участие в трех крупных операциях: расследовании попытки убийства президента; расследование тайны леопарда; совершенствование системы безопасности вокруг Гая Флориана — ему нужна была каждая свободная минута, которую он мог выкроить за день. Он уже спал всего по четыре часа в сутки, а днем вздремнул, когда мог — в машине, в самолете, даже в своем офисе, когда мог выкроить время между интервью.

С Буассо за рулем Грелль дремал, когда они свернули с главной дороги в лес по раскисшей тропе. Жандарм с факелом подал им сигнал у темного входа, который иначе они бы пропустили. Давным-давно после наступления темноты — эксгумацию проводили ночью, чтобы сохранить ее в тайне, — шел проливной дождь, и изломанная колея освещала в свете фар два оврага. Префект открыл глаза. «Если так будет продолжаться еще долго, — проворчал он, — вся Франция будет на плаву…»

Это был еловый лес, в который они двигались. Частокол мокрых стволов пронесся мимо фар, трасса извивалась и поворачивала, шины хлюпали по грязи, а шторм обрушивался на крышу автомобиля. Примерно в двух километрах от того места, где они сошли с дороги, Буассо свернул за угол, и фары, пробившиеся сквозь косой дождь, осветили странную картину.

Дуговые фонари освещали выемку, защищенную брезентовым сооружением, напоминающим палатку. Кучи выкопанной земли были завалены, и люди с лопатами были по плечи в яме, все еще поднимая утрамбованную землю. Сквозь веерообразные формы, расчищенные дворниками, Грелль увидел, что они находятся внутри широкой поляны. Припаркованные полицейские машины стояли вокруг на коврах из мертвого папоротника. В свете дуги от могилы бежала глубокая грязевая дорожка. Проследив взглядом по следу, Грелль увидел в нескольких метрах расплывчатый силуэт статуи каменного леопарда, которую вытащили из могилы. Под проливным дождем он казался устрашающе живым, как настоящее животное, притаившееся в ожидании прыжка.

— Я посмотрю, как они поживают, — сказал Буассо, остановивший машину. «Нет смысла нам обоим промокать…»

Agent de la paix, в мокром от воды пальто, заглянул в окно, и его остроконечные поля оставляли дождь внутри машины. Смутившись, он снял кепку. — Ради бога, надень его еще раз, — проворчал Грелль. — Вы куда-нибудь едете?

«Они нашли гроб…» Человек с мальчишеским лицом, взволнованный обращением к префекту полиции Парижа. — Они подготовят его через несколько минут.

— По крайней мере, здесь есть гроб, — пробормотал Грелль. Он был совсем не взволнован. Даже если бы внутри было тело, он сомневался, что это могло бы доказать; ведь 1944 год был давно. Каким бы пессимистичным он ни был, он все же распорядился, чтобы отдел судебно-медицинской экспертизы в Лионе был готов приступить к работе сразу же, как только им будут доставлены останки, патологоанатом; мужчина с флюороскопом, который мог оценить возраст костей; различные другие специалисты.

Грелль последовал за Буассо под дождь, засунув руки в карманы плаща и натянув шляпу. Рано или поздно ему придется промокнуть, а старосте было нехорошо сидеть в теплой машине, пока другие бедолаги ковыряются в грязи. Он предусмотрительно надел резиновые сапоги, и его ноги по щиколотку погрузились в скользкую грязь. Он стоял в свете дугового фонаря, а с кончика его носа капала капля дождя, и смотрел на каменного леопарда, присевшего под дождем.

К шуму стучащего дождя, отдаленному раскату грома добавился новый звук, когда они обвязывали цепи вокруг чего-то в глубине ямы. Палатку отодвинули, чтобы аварийный грузовик мог вернуться к краю пропасти. Водитель двинул рычаг, и над ямой наклонился кран. На случай аварии мужчины теперь вылезали из ямы, перемазанные грязью. Грязная работа. Наверное все зря.

Это была тревожная сцена: ветер шевелил верхушки деревьев, бесконечный дождь, яркий свет дуговых фонарей. И вот люди в блестящих пальто замолчали, выжидающе ожидая, сгрудившись вокруг могилы. Прикованный гроб был прикреплен к подъемнику; единственным человеком, который сейчас что-то делал, был водитель грузовика, который сидел, скрючившись, на своем сиденье и управлял рычагами. Гроб медленно поднимался из тени, наклоняясь под острым углом, когда машины жужжали, а дождь косо падал на медленно вращающийся ящик. Все были очень неподвижны. Грелль сунул сигарету в уголок рта и не стал зажигать, увидев суровый взгляд жандарма. «Черт возьми, — подумал он, — неужели он ждет, что я сниму шляпу?»

Снова посмотрев направо, он увидел каменного леопарда с открытой пастью, пойманного дуговым светом, словно разгневанного осквернением. Офицер, отвечавший за все это дело, выкрикнул приказ. Гроб, теперь уже над землей, повернулся в воздухе, был перенесен стальной рукой к брезентовой палатке, осторожно опущен и опущен прямо внутрь, под укрытие от дождя. Еще один громкий приказ. Появился человек с электропилой, осмотрел гроб, а затем начал работу, разрезав крышку над тем местом, где она изначально была закрыта. Буассо навел справки, вернулся к префекту.

«Винты заржавели. Им посоветовали не пользоваться зубилами и ломами — любая неуклюжесть могла рассыпать останки в порошок»..

Грелль ничего не сказал, стоя неподвижно с незажженной сигаретой, которая теперь намокла в уголке рта. По приказу Буассо к гробу поднесли свет, который светил прямо через горловину палатки на гроб.

«Интересно, это нам что-нибудь скажет?» — пробормотал Буассо, и в его голосе звучало возбуждение.

«Я бы не стал на это ставить…»

«Они сказали, что, насколько они могут судить, его не беспокоили уже много лет. Земля упакована, как бетон.

«Что насчет этой проклятой статуи?»

«Хорошо прилегает. Опять же, не трогали годами…»

Человек с электропилой остановился. Они были готовы. Двое мужчин нагнулись по обе стороны от гроба и стали осторожно сдвигать крышку из палатки, так что, пока они не сняли всю крышку, невозможно было увидеть, что может лежать внутри. Казалось, они состарились, согнувшись под брезентовой крышей; и они должны были следить за своей опорой; земля превращалась в трясину. Затем они отошли в сторону, и в свете дугового фонаря все могли видеть. Раздался вздох ужаса.

Грелль стоял так же неподвижно, как и каменная статуя в нескольких метрах от него.

«Боже мой!» Это говорил Буассо.

Внутри гроба лежал совершенный скелет огромной гончей, лежащей на корточках, ее огромный череп покоился между скелетными костями лап, а глазницы были в тени, так что она, казалось, глядела на них отвратительно огромными черными зрачками.

— Цезарь… — проворчал префект. — Жуткий — и блестящий. Он не мог взять с собой собаку, потому что это могло бы его опознать. И ему нужно было что-то, чтобы утяжелить гроб. Поэтому он убил собаку и предоставил свой собственный труп.

Буассо склонился над скелетом, бегло осмотрел его. — Я думаю, в черепе пулевое отверстие.

«Интересно, этот ублюдок застрелил свою собственную собаку?» Когда-то у Грелля был британский жесткошерстный терьер, которого в конце концов сбило парижское движение. Он никогда не заменял животное. Он говорил монотонно, потом напрягся. — Скажи им, чтобы заменили крышку и отвезли все в Лион. Ну давай же!»

Они оставили людей в лесу, поднимающих гроб с его содержимым в грузовик-эвакуатор, и поехали обратно по раскисшей дороге. Статуя останется в лесу, рядом с могилой, которую она так долго охраняла и которая уже наполнялась водой. Буассо, заметив сосредоточенное выражение лица своего начальника, ничего не сказал, пока они не свернули на главную дорогу.

«Удивлен?» — спросил он, когда они набрали скорость.

— Не совсем, хотя я не ожидал появления собаки. Все это беспокоило меня с тех пор, как я прочитал файл — это было не по шаблону. Он принял все меры предосторожности, чтобы его нельзя было опознать, а затем, когда все почти закончилось, он идет в Лион и получает пулю. Если он дожил до этого момента, то должен был выжить и дальше, что он и сделал.

— Значит, он где-то?