Он легонько положил руку на экземпляр Der Spiegel. — Бумаги кажутся несколько громоздкими, — заметил он, допивая остаток кофе.

«Мы включили пять тысяч немецких марок в банкноты крупного номинала — на расходы. Мы не ожидаем, что вы будете из кармана на этом деле…

«Еще раз спасибо. Если я хочу связаться с вами, я использую номер во Франкфурте?

«Нет, другой. На самом деле, в Бонне…» Ланц не стал объяснять, что отныне он находится в столице Германии, где он может иметь непосредственный доступ к Францу Хаузеру в случае кризиса. — Новый номер вы найдете на внутренней стороне конверта, — продолжал он. — Вы можете связаться со мной по этому номеру в любое время дня и ночи. Я останусь в своем кабинете по этому номеру, буду есть там, спать там. Если вы позвоните, я обещаю вам, что моя рука поднимет трубку.

Леннокс уставился на немца. Такого отношения он не ожидал. — Еще раз спасибо, — сказал он. «Но эта поездка может занять до двух недель, если я столкнусь с неприятностями, и вы можете сильно напрячься, оставаясь запертым в одной комнате так долго».

«Это меньшее, что я могу сделать, ради всего святого». Ланц развел руками. — Я бы не стал браться за эту работу сам, могу вам сказать. Во французской системе безопасности что-то шевелится, и это может быть нездорово. Если вы попадете в пробку, позвоните мне. Я не могу обещать ни одной чертовой вещи — только не во Франции, — но, по крайней мере, я могу попытаться. Если станет жарко, уходи…

Грелль находился в воздухе на вертолете Alouette, направляясь на юг в Лион, чтобы присутствовать на эксгумации могилы Леопарда, когда он принял другое решение. Некоторое время он сидел молча, не разговаривая с Буассо, который был рядом с ним и смотрел на залитый водой пейзаж внизу. На больших участках это было больше похоже на путешествие по азиатским рисовым полям, чем по равнинам Франции.

— Буассо, — наконец сказал Грелль, — в списке, предоставленном Гюгоном, есть два человека, которые живут во Франции, исключая человека в Германии…

— Два, — согласился Буассо.

«Я хочу, чтобы вы установили пристальное наблюдение за обоими этими людьми. Это должно быть очень осторожно — двое мужчин, за которыми наблюдают, не должны знать, что они находятся под наблюдением.

«Они должны перехватить англичанина Леннокса, если он объявится?»

«Нет! Если появится Леннокс, я хочу, чтобы об этом сообщили, и я хочу, чтобы за Ленноксом незаметно следили. Но его нельзя перехватывать.

«Я должен процитировать ваш личный авторитет. Конечно, это вне нашей юрисдикции.

Это действительно было вне юрисдикции Грелля. Обычно власть префекта полиции Парижа заканчивается за пределами города; он не обладает ни крупицей власти за пределами столицы. Но Флориан прямо передал Греллю ответственность за свою собственную безопасность, чтобы прикрыть всю Францию после покушения.

— Конечно, — согласился Грелль. — Значит, вы говорите им, что это касается безопасности президента Французской Республики?

Для проверки пассажиров, следующих из Вены в Германию, паспортисты иногда садятся на поезд в Зальцбурге, но не часто; это одна из самых открытых границ Европы. Советский коммандос пересек австро-германскую границу вообще без всяких проверок. Со своим лыжным снаряжением в багажном фургоне, путешествуя с французскими документами, имея в кошельках французские франки и немецкие марки, трио, по всем внешним признакам, было французскими туристами, возвращающимися домой из Австрии через Германию.

Несмотря на это, Ванек все еще принимал меры предосторожности. Решив, что двое путешественников менее заметны, чем трое, он сел с Бруннером в одно купе первого класса, а Лански ехал один в другом вагоне. Двигаясь по заснеженной сельской местности Баварии за Зальцбургом после наступления темноты, они мельком увидели в лунном свете белые Альпы на юге.

Позже, приближаясь к Мюнхену, они прошли недалеко от Пуллаха, штаб-квартиры БНД. Приехав в Мюнхен в восемь вечера, Ванек и Бруннер взяли такси до отеля «Четыре сезона», самого дорогого хостела в городе.

«Никто, — как объяснял ранее Ванек, — не ищет убийц в лучших отелях…

В частном порядке у Бруннера было более простое объяснение. Он был уверен, что Ванек считал, что для человека с его талантами достаточно только самого лучшего. Пока они проследовали в свой отель. Лански ушел с вокзала один и забронировал номер в «Континентале». Чтобы приспособиться к западной атмосфере, они вышли вечером после того, как Ванек позвонил Лански из внешней телефонной будки, чтобы убедиться, что он прибыл. — Не сиди в номере отеля, — приказал Ванек своему подчиненному. — Вылезай и обнюхай это место. Распространение…» Но он не пригласил Лански присоединиться к себе и Бруннеру.

В пивной Ванек подобрал пару девушек, используя свой беглый немецкий, чтобы представить их друг другу, а позже они вчетвером съели очень дорогой ужин. Когда Бруннер, спеша за своим лидером в уборную, усомнился в этой тактике, Ванек был резок. — Разве вы не понимаете, что двое мужчин с парой девушек гораздо менее заметны, чем два иностранца поодиночке? В любом случае, — сказал он, поправляя ширинки, — они милые девушки…

В конце вечера, распивая абсурдно дорогое шампанское в ночном клубе, Ванек уговорил свою девушку отвести его к себе на квартиру. Возмущенный Бруннер загнал Ванека в угол в фойе, сказав, что он возвращается в отель, чтобы хорошенько выспаться.

«Хороший сон?» — спросил Ванек. «Мой дорогой товарищ, я могу провести немного времени с девушкой, поспать четыре часа и встретить утро с телосложением спортсмена…»

— Мы садимся на утренний поезд во Францию, — напомнил ему Бруннер.

— Так что не проспи, — ответил Ванек.

Леннокс, который всегда был волком-одиночкой, подождал, пока Ланц покинет ресторан Mainz Hauptbahnhof, затем взял номер Der Spiegel, пошел в туалет и запер дверь кабинки. Сев на сиденье, он вытащил французские бумаги, сунул пять тысяч немецких марок в бумажник, запомнил боннский телефонный номер и разорвал конверт, который смыл в кастрюлю. Выйдя из туалета, он даже не попытался покинуть участок, чтобы забрать свою машину. На самом деле он уже сдал его в отдел проката автомобилей в Майнце.

В 12.38 он сел на трансъевропейский экспресс «Рейнгольд», только что прибывший из Амстердама. Найдя свободное купе — в середине декабря в трансъевропейском экспрессе мало людей, — он уселся на угловое сиденье и закурил сигарету «Бенсон энд Хеджес». Он ждал до последней секунды, чтобы сесть в поезд, и никто не последовал за ним. Люди, о которых он беспокоился, были агентами французской секретной службы, прикомандированными к их посольству в Бонне. Они вряд ли знали о нем, но заместитель командующего БНД был для них очевидной целью.

Когда экспресс набрал скорость, он взял свой чемодан и пошел в просторную уборную.

Человек, который вошел внутрь, был Алан Леннокс, британец. Человек, появившийся через десять минут, был Жан Бувье, француз. Снова устроившись в своем пустом купе, Леннокс был одет во французскую одежду и курил Gitane. На нем также была шляпа, которую он купил в Меце, и очки в роговой оправе. Обычно без шляпы, Леннокс знал, насколько ношение головного убора меняет внешний вид мужчины. Когда через несколько минут прибыл контролер и ему пришлось купить приложение TEE, Леннокс заговорил с ним по-французски и немного безграмотно по-немецки.

Когда экспресс прибыл во Фрайбург, последнюю остановку перед швейцарской границей, Леннокс на мгновение заколебался. Один из трех фигурантов списка свидетелей Ласалля — Дитер Воль — жил во Фрайбурге. Пожав плечами, как француз, Леннокс остался на своем месте. В данный момент важно было уйти от Германии, сорвать его след; Фрайбург находился как раз через Рейн от Эльзаса, и он мог посетить Воль позже, после того, как увидит французов. Ровно в 15:36 Rheingold остановился на Basel Hauptbahnhof, где вышел Леннокс.

Теперь он прибыл в Швейцарию.

Выйдя с вокзала, он перешел улицу и вошел в отель «Виктория», где забронировал номер только на одну ночь. Тогда у него было достаточно времени, чтобы найти нужный магазин и купить второй чемодан. Отнеся его к себе в комнату, он снова упаковал вещи, сложив свою британскую одежду в собственный чемодан; французские вещи, которые он купил в Меце, — все, кроме тех, что были на нем, — были помещены в только что купленный швейцарский чемоданчик. Выйдя снова с британским чемоданом, он вошел на главный вокзал и запер его в багажном отделении. Закрывая дверь, он знал, что вовсе не факт, что он когда-нибудь снова увидит этот чемодан.