Анисковач услышал шаги в коридоре снаружи, но сделал вид, что удивлен, когда голос позади него сказал: «Прости мое опоздание, Геннадий».

  Анисковач обернулся и коротко склонил голову. — Большая честь познакомиться с вами, товарищ Прудников.

  Мужчина в дверях был высоким и коренастым, в хорошо сидящем смокинге, который сбросил по меньшей мере десять фунтов. Ему было под пятьдесят, но выглядел он на несколько лет моложе. Он дружелюбно улыбался и, судя по отзывам, был очень представительным, но Анисковач знал, что он довольно безжалостен. Это был первый раз, когда он встретился с главой Службы Внешней Разъедки.

  Анисковач поставил коньяк и подошел к своему начальнику. Они обменялись рукопожатием, и Анисковач позволила Прудникову сжать сильнее, хотя и ненамного.

  — К моему сожалению, нам не довелось встретиться раньше, полковник Анисковач. Глаза Прудникова метнулись то на рюмку с коньяком, то на графин, и на секунду Анисковач испугался, что обидел его, но Прудников улыбнулся. — Значит, вы пьете, я вижу — хорошо. Он отпустил руку Анисковача и стал наливать себе большую меру. «Я не доверяю человеку, который не пьет».

  Анисковач внутренне улыбнулся, что так метко оценил ситуацию. — Я склонен с вами согласиться.

  Прудников слегка наклонил голову в сторону Анисковача. — Ты говоришь это потому, что действительно в это веришь, или просто потому, что я твой начальник?

  Анисковач пожал плечами, ничего не показывая в выражении лица, когда его изучали. «И то, и другое понемногу».

  Глава СВР полностью повернулся и улыбнулся. — Я ознакомился с вашим делом. Очень впечатляюще.'

  'Спасибо, сэр.'

  «Нет нужды благодарить меня за то, что я понял такую очевидную вещь, как моя талия».

  Анисковач знал, что Прудников надеялся на улыбку, и не разочаровал.

  — Вы сделали блестящую карьеру, — продолжал Прудников. «Гордость нашей организации и вашей страны». Он сделал паузу на мгновение. — Я могу сказать, что вы честолюбивый человек.

  'Да.'

  «Однажды ты хочешь получить мою работу».

  Анисковач кивнул. — Естественно.

  Прудников улыбнулся. «Амбиции могут быть положительной чертой; это заставляет нас стремиться к успеху, к победе». Он сделал паузу. «Но это также может быть препятствием или опасностью, даже если использовать его неразумно».

  «Пройдет десять лет, прежде чем у меня появится шанс возглавить СВР, — сказал Анисковач. — Теперь я вам не угроза.

  — Но откуда вы знаете, что я тогда уйду на пенсию?

  Надежные источники сообщили Анисковачу, что у Прудникова дырка в сердце. Его не будет в живых через десять лет, не говоря уже о том, чтобы управлять СВР в то время. — Не знаю, сэр, — солгал Анисковач. «Только то, что если бы вы действительно видели во мне потенциальную угрозу, вы бы не приводили меня сюда и не сообщали мне о ваших опасениях».

  — А почему бы и нет?

  «Было бы более эффективно саботировать мою карьеру и лишить меня возможности продвижения по службе, даже если бы я не знал, что за этим стоит ты. Вы слишком проницательны, чтобы не сделать этого.

  Анисковач знал, что он сделал комплимент незаметно, и Прудников медленно кивнул. 'Очень хороший. Так зачем я привел тебя сюда?

  'Я понятия не имею.'

  — Если бы вы угадали?

  «Я не думаю, как общее правило». Он коротко огляделся. — Но, судя по тому, что мы говорим у вас дома, а не в штабе, вам либо нужна моя помощь в чем-то, что вы не можете доверить своим близким, либо вам нравится мое общество. Так что, если мое приглашение на вашу вечеринку не потерялось в почте, думаю, можно с уверенностью сказать, что это не второй вариант.

  — Вечеринка моей жены, — засмеялся Прудников. — Я был прав насчет тебя, я уже это вижу. Вы совершенно правы, я действительно хочу, чтобы вы сделали для меня кое-что, что мне нужно сделать в строжайшей секретности. Это деликатное дело я могу доверить вам одному.

  Анисковач отхлебнула коньяку и стала ждать продолжения Прудникова.

  «Кое-что привлекло мое внимание, что-то, с чем вы особенно хорошо разбираетесь». Прудников театрально помолчал. — Вы помните обстоятельства гибели генерала Банарова?

  Анисковач почувствовал, как участился его пульс. 'Да.'

  — И были?

  «Предположительно, он выстрелил себе в голову после того, как сильно выпил».

  — И ты не поверил этому.

  — Я считал, что его убили.

  — Верил?

  — Верю, — поправил Анисковач.

  — Но вы так и не задержали убийцу.

  Анисковач перевел дыхание. 'Нет.'

  'Почему нет?'

  «Сначала это выглядело как самоубийство, и никто не усомнился в этом объяснении. Только позже я обнаружил, что на той неделе, когда умер Банаров, в этом районе был замечен профессиональный убийца. Прямых доказательств его причастности не было, но Банаров имел привычку наживать врагов и не был известен склонностью к суициду. Я навел кое-какие справки, но так как это было домашнее дело, я не имел права углубляться в него. ФСБ не заинтересовалась моей теорией».

  — Вы все равно преследовали его, не так ли?

  — Насколько я мог. Я верю в тщательность».