Том Вуд

  Охотник

   1

  Париж, Франция

  понедельник

  06:19 по центральноевропейскому времени

  Цель выглядела старше, чем на фотографиях. Свет уличного фонаря подчеркивал глубокие морщины на его лице и бледный, почти болезненный цвет лица. Виктору этот человек казался на взводе, то ли из-за нервозности, то ли из-за слишком большого количества кофеина. Но каким бы ни было объяснение, через тридцать секунд это уже не будет иметь значения.

  Имя в досье было Андрис Озолс. гражданин Латвии. Пятьдесят восемь лет. Рост пять футов девять дюймов. Сто шестьдесят фунтов. Он был правшой. Никаких заметных шрамов. Его седеющие волосы были коротко и аккуратно подстрижены, как и его усы. Глаза Озолса были голубыми. Носил очки из-за близорукости. Он был элегантно одет, темный костюм под пальто, начищенные туфли. Обеими руками он прижимал к животу небольшой кожаный чемоданчик.

  У входа в переулок Озолс оглянулся через плечо — дилетантский ход, слишком очевидный, чтобы сбить с толку тень, и слишком быстрый, чтобы ее заметить, если он это сделает. Озолс не видел человека, стоящего в тени всего в нескольких ярдах от него. Человек, который был там, чтобы убить его.

  Виктор подождал, пока Озолс исчезнет из света, прежде чем нажать на курок плавным, равномерным нажатием.

  Приглушенные выстрелы нарушили утреннюю тишину. Озолс получил два удара в грудину подряд. Пули были маломощные, дозвуковые 5,7 мм, но более крупные снаряды не могли быть более смертоносными. Свинец в медной оболочке прорвал кожу, кость и сердце, прежде чем застрять бок о бок между позвонками. Озолс рухнул навзничь, с глухим стуком ударившись о землю, раскинув руки и откинув голову набок.

  Виктор растворился в темноте и сделал размеренный шаг вперед. Он повернул FN Five-seveN и пустил пулю Озолсу в висок. Он уже был мертв, но, по мнению Виктора, излишества не было.

  Израсходованная гильза звякнула о брусчатку и остановилась в луже, мерцающей натриево-оранжевым светом. Единственным другим звуком был тихий свист из двойных отверстий в груди Озолса. Из все еще надутых легких вырывался воздух — последний вздох он так и не успел сделать.

  Утро было холодным и темным, приближающийся рассвет только начинал окрашивать небо на востоке. Виктор находился в самом сердце Парижа, в районе узких проспектов и извилистых переулков. Переулок был уединенным — никаких окон, выходящих на улицу, — но Виктор на мгновение проверил, не заметил ли кто-нибудь убийство. Никто не мог этого услышать. С дозвуковыми боеприпасами и глушителем шум каждого выстрела был приглушен до тихого лязга, но это не могло предотвратить случайный шанс того, что кто-то решит, что это конкретное место было хорошим местом для опорожнения мочевого пузыря.

  Удовлетворенный тем, что он был один, Виктор присел на корточки рядом с телом, осторожно избегая попадания крови из выходного отверстия в четверть дюйма в виске жертвы. Левой рукой Виктор расстегнул кейс и заглянул внутрь. Предмет был там, как он и ожидал, но в остальном чемодан был пуст. Виктор взял флешку и сунул ее во внутренний карман пиджака. Маленький и безобидный, он едва ли казался достаточной причиной для убийства человека, но так оно и было. Одна причина не хуже другой, напомнил себе Виктор. Все это было вопросом перспективы. Виктору нравилось верить, что он не делает ничего, кроме того, что ему платят за то, что человечество совершенствовало на протяжении тысячелетий. Он был просто кульминацией этой эволюции.

  Он тщательно обыскал тело, чтобы убедиться, что ему больше не о чем знать. Только карманный мусор и бумажник, который Виктор открыл и выставил на свет. В нем было обычное: кредитные карты и водительское удостоверение на имя латыша, наличные деньги, а также выцветшая фотография младшего Озола с женой и детьми. Хорошая семья, здоровая.

  Виктор положил бумажник обратно и поднялся на ноги, мысленно пересчитывая, сколько выстрелов он сделал. Два в грудь, один в голову. Семнадцать осталось в журнале FN. Это была простая математика, но, тем не менее, протокол. Он знал, что в тот день, когда он сбился со счета, он нажмет на курок только для того, чтобы услышать щелчок ужасного мертвеца. Он уже слышал это раньше, когда пистолет был в чужой руке, и тогда он пообещал себе, что никогда не умрет так.

  Его взгляд снова осмотрел местность в поисках признаков воздействия, но в поле зрения не было ни людей, ни машин, не было слышно шагов. Виктор открутил глушитель и сунул его в карман пальто. С установленным глушителем орудие было слишком длинным, чтобы его можно было правильно спрятать, и слишком медленным, чтобы его можно было быстро вытащить. Он повернулся на месте, найдя и забрав три пустых гильзы до того, как их достигла растекающаяся кровь. Два были еще теплыми, но один из лужи был прохладным.

  Полумесяц ярко светил в небе над головой. Где-то за звездами вселенная продолжалась вечно, но с того места, где стоял Виктор, мир был мал, а времени слишком мало. Он чувствовал свой пульс, медленный и ровный, но, может быть, целых четыре удара в минуту превышал его частоту сердечных сокращений в состоянии покоя. Он был удивлен, что она была такой высокой. Он хотел сигарету. В эти дни он всегда так делал.

  Он пробыл в Париже неделю, ожидая разрешения, и был рад, что работа почти закончена. Все, что осталось, это спрятать предмет сегодня вечером и связаться с брокером, чтобы сообщить его местонахождение. Это не был трудный или даже рискованный контракт; во всяком случае, это было просто, скучно. Стандартное «убей и собери», ниже его навыков, но если клиент был готов заплатить свою возмутительную плату за работу, которую мог бы выполнить любой дилетант, Виктору было не место спорить. Хотя что-то в глубине его сознания подсказывало ему, что это было слишком просто.

  Он вышел из переулка, почти бесшумно ступая по твердой неровной земле. Прежде чем исчезнуть в городе, он бросил последний взгляд на человека, которого убил без слов и совести. В тусклом свете он увидел широко распахнутые обвиняющие глаза своей жертвы, смотрящие ему вслед. Белки уже черные от кровоизлияния.