Виктор приказал: «Ты за стойкой, принеси мне бутылку твоей самой крепкой водки».

  Бармен выглядел не старше двадцати, вероятно, никогда раньше не видел оружия. Это было явно слишком для него. Он был слишком напуган, чтобы двигаться.

  Виктор направил на него Байкал. «Сделай это, или я разрисую стену твоими мозгами и получу это сам».

  Он не нуждался в дальнейшем поощрении.

  Виктор сильнее прижал Байкал к черепу сибиряка. — Твой пистолет вмещает десять пуль, если ты двинешься, я выпущу каждую тебе в лицо. Ты понимаешь?'

  Виктор воспринял молчание как знак согласия. Он отступил назад, оглянулся на большого русского, лежащего на полу, увидел, как тот корчится, прижав руки к груди, и каждый вздох был упражнением в агонии. Он был не в том положении, чтобы попробовать что-либо. Виктор опустился на колени, не сводя глаз с сибиряка, и левой рукой взял выкидной нож. Он встал, покрутил нож в ладони так, чтобы лезвие было направлено вниз, и вонзил острие в ухо сибиряка, прижав его к перекладине.

  Не обращая внимания на его крики, Виктор взял у бармена бутылку водки, проверил, достаточно ли она крепка, и прошел в другой конец бара. Он зубами оторвал крышку от бутылки и пошел обратно к сибиряку, капая водкой на поверхность стойки. Когда он добрался до него, Виктор вылил остаток бутылки себе на голову. Сибиряк ахнул, но не пошевелился; даже малейшая борьба порвала его ухо о лезвие ножа.

  Виктор посмотрел на бармена. — Возьми зажигалку.

  Сибиряк обрел голос. 'Нет.'

  Виктор схватил нож и повернул его, издав сибирский крик. 'Молчи.'

  Бармен предложил Виктору одноразовую зажигалку.

  — Нет, — сказал Виктор. — Отнеси его в другой конец бара.

  Бармен неохотно отошел в дальний конец.

  — НЕТ, — снова закричал сибиряк. 'Пожалуйста.'

  — У тебя был шанс сделать это легким путем. Виктор прижал Байкал к черепу мужчины и запустил пальцы левой руки в волосы сибиряка, сильнее вдавливая его в стойку. «Теперь мы сделаем это по-моему».

  Большой сибиряк хрюкал и боролся, его огромные руки упирались в край стойки. Кровь, смешанная с водкой, на поверхности бара.

  — Ты мне точно скажешь, где я могу найти Норимова, и тебе лучше надеяться, что я тебе поверю. Он посмотрел на бармена. «Зажги», а потом снова к сибиряку. — У вас есть около десяти секунд, пока вы не загоритесь, как римская свеча.

  Краем глаза сибиряк наблюдал, как бармен чиркнул зажигалкой и опустил огонек на стойку. Водка загорелась, горя синим пламенем. Он мчался вдоль барной стойки к широко раскрытому глазу сибиряка.

  «Девять секунд». — решительно заявил Виктор.

  — ОКЕЙ, ОКЕЙ, — закричал сибиряк. 'Я вам скажу.'

  — Скажи мне сейчас. Семь секунд.

  «Железнодорожная станция Калари».

  'Вы отвезете меня туда? Четыре секунды.

  'ДА.'

  Виктор отпустил волосы сибиряка и вытащил нож из уха. Сибиряк отшатнулся назад, его лицо оторвалось от стойки за секунду до того, как пламя достигло его. Здоровяк споткнулся, потерял равновесие и упал на стол, сломав его под своим значительным весом.

  Некоторое время он лежал оглушенный, тяжело дыша среди обломков. Подняв глаза, он увидел стоящего над ним Виктора.

  — Что ж, — сказал Виктор. 'Что мы ждем?'

  ГЛАВА 36

  Цюрих, Швейцария

  Суббота

  13:11 по центральноевропейскому времени

  Когда Ребекка села в электрический трамвай, холодок взбодрил Ребекку. Она села сзади, чтобы наблюдать за тем, кто еще садится, и приняла меры предосторожности, которые подчеркивал ее новый партнер, или партнер, или кем бы он ни был. Трамвай доставил ее в финансовый район Цюриха, и она держала тревогу глубоко внутри, пока ехала по чистым улицам города. Ребекке нравился Цюрих, нравилась эффективность швейцарцев в их делах. Это был город с богатой историей, но еще не разрушенный туристами. Люди приезжали в Швейцарию работать или кататься на лыжах, а не осматривать достопримечательности.

  Она могла бы ехать в тихом трамвае всю дорогу, но паранойя заставила ее сойти и вернуться к самой себе, периодически останавливаясь, чтобы посмотреть на витрины, чтобы она могла наблюдать за отражением проходящих мимо людей. Опять же, как он велел ей сделать. Она не видела никого, кого видела раньше, но с болью осознавала, что не была обучена таким вещам. Кто-нибудь мог проследовать за ней всю дорогу из Парижа в смешной шляпе, и она, вероятно, не заметила бы этого. Когда она взяла под контроль свой страх, она села в другой трамвай и заняла последнее свободное место.

  Она уступила место пожилому мужчине с грустным лицом, который сел на Банхофштрассе, и через три остановки она выехала в центр Цюриха. Здесь каждый человек, казалось, был одет как она, и она расслабилась в толпе, идя немного легче.

  Ребекка прошла мимо бутиков и кафе, обслуживающих толпу банкиров, называвших Цюрих своим домом. Повсюду были банки, а там, где банков не было, были финансовые учреждения другого рода, одни открыто рекламировавшие свои услуги, другие скрытые от прохожих.

  Холодный воздух стянул кожу на ее лице, когда она подумала о нем, убийце, имени которого она даже не знала. Она посмотрела на часы. Прошло несколько часов с тех пор, как они разошлись. Она уже сомневалась в том, что делает. И даже если она поступила правильно, она не могла доверять ему. Как она могла? Он убивал людей за деньги. Он был настолько бесчестен, насколько это вообще возможно.