Вернемся, подарков накупим не счесть,

     А сгинем, забудьте про страшную весть.

<p>

</p>

     Пели мы негромко, так, для себя, но все одно Джоновы раскаты повернули в нашу сторону не одну любопытную голову. Хотя нам, конечно, не было никакого дела до этих сытых, изнеженных мещан, зачастую не смевших посмотреть прямо в глаза, а в спину обжигающих люто-ненавидящими взглядами.

     Часиков в десять благополучно, все своим ходом мы пришли в свои хоромы и завалились спать. Уже отключаясь, я еще успел пожалеть жильцов, имевших несчастье поселиться в номере над комнатой Джона. Вот уж кто наверняка не уснет, мы-то с Рыжиком привычные к раскатам громоподобного храпа, а вот другие ... Могут и испугаться.

     Проснулся я первым и долго еще лежал в постели, наблюдая, как серая предутренняя мгла за окном постепенно светлела, золотясь рождающейся зарей. Будить друзей не хотелось. Ведь кто знает, когда теперь они смогут отдохнуть в таких условиях?

     Джон продрал глаза раньше гнома. Вдоволь настоявшись под душем, он набрал в пригоршню воды и заглянул в мою комнату. К его великому сожалению, я уже бодрствовал. Разочарованно хмыкнув, он поздоровался, после чего пошел "будить" Фин-Дари. Через минуту раздался такой истошный вопль, что не знай я о готовящейся акции с холодной водой, то непременно подумал бы: бедняга Рыжик кричит перед лицом наглой смерти и уже наверняка с полуперерезанным горлом. Последующие события предугадать было несложно.

     Гном с полчаса, если не больше, гонял Маленького Джона по всем трем комнатам и даже по душевой. При этом он ругался, словно отъявленный головорез, и вовсю размахивал большим махровым полотенцем с завязанным на конце внушительным узлом. Джон уворачивался, как только мог, но разъяренный Рыжик метко настигал его повсюду, отчаянно лупцуя по чем зря. И все бы ничего, однако, эти балбесы рушили все на своем пути. Пределом моего терпения стал основательно разломанный столик, стоявший почти у самой кровати.

     - Хватит! - заорал я дурным голосом, стараясь пересилить весь этот кавардак. - Вы что, совсем с ума спятили? А ну-ка живо за уборку! Я что ли за вас буду порядок наводить? Джон! Фин-Дари! Мы сегодня покидаем Баденфорд. Или позабыли после вчерашней выпивки? Ну вы и засранцы! Настоящие, на сто процентов.

     Оба моих соратника присмирели и довольно сноровисто принялись за уборку. Сказывалась, так полагать, долгая практика. Вскоре все стояло на своих местах. Прихватив дорожные мешки, сумки и рюкзаки, мы еще раз проверили, не забыли ли чего. Потом вышли, закрыли номер, а ключи вместе с чаевыми и платой за искалеченный столик оставили у дежурного. Правда, сегодня это был другой человек, уже в годах и внушительных размеров.

     - Таким толстякам надо меньше давать, - не преминул ворчливо заметить Фин-Дари, - и нам экономия, и ему польза. Жрать меньше будет.

     Проверив наших коней и убедившись, что они в отличной форме, мы покинули "Волшебный мир". Да и то сказать, приятное, как ни крути, не может длиться долго. С улицы Каменных Львов можно было проехать к воротам более кратчайшей дорогой, о чем мы узнали еще вчера. Но для этого требовалось вновь пересечь площадь Согласия. К нашему удивлению, сегодня на ней было настоящее столпотворение, а заполнившая все пространство масса народа возбужденно гудела. Помимо воли я прислушался.

     - Лжепророк! Он утверждает, что он Мессия! Ну надо же! Каков нахал! Скромненький! А может, и вправду он посланец Бога? Мессия! Дьявол! Дьявол! А жаль парнишку, такой молоденький ...

     Эти обрывки мнений и высказываний породили у меня стойкое подозрение, что вчерашнего пацана таки подловили. И не иначе как в данный момент, в назидание другим дуракам, будут наказывать. Н-да уж, светловолосому, хоть он и чокнутый, это приятностей не сулило, ибо Святая Инквизиция о таких понятиях, как милосердие и добродетель, пожалуй, не слыхивала.

     Не знаю отчего, но мне вдруг захотелось проверить свое верное, практически на все сто, предположение. Спрыгнув с Дублона, я стал проталкиваться вперед, к чернокаменной закопченной стеле, возле которой, по всей видимости, и будет разыгрываться весь заранее спланированный спектакль.

     - Эй, Алекс, ты куда? - подивились друзья, но не получив ответа, поручили присмотр за лошадьми двум мальчишкам, а сами устремились за мной. С Джоном, ставшим во главе нашей тройки, мы, несмотря на сопротивление гудящей толпы, довольно скоро продрались к рядам красноплащников, оцепивших кольцом небольшое возвышение и стелу на нем. К моему удивлению, лобное место было пусто, но народ ждал. А значит, зрелище будет, просто жертву пока еще не привели. Ага! Я подтянулся на цыпочках. Ведут! Проклятье, таки тот самый сопливый засранец. Жаль пацана ...

     - Во, блин, баран, - подал свое мнение Фин-Дари, влезший на плечи Джона и потому видевший происходящее лучше всех. - Засыпался, жмурик несчастный. Да-а, ума у него явно не хватило, чтобы вовремя слинять. Вот я, например, если б требовалось, и Серые Сутаны обвел бы вокруг пальца. А что? Запросто!

     Один из мрачных верзил-красноплащников обернулся посмотреть, что там за удалец шустрый выискался? Но, заметив возвышающегося над собой подобно крепостной башне Джона, счел за благо промолчать.

     Бледного, словно мел, вчерашнего юнца доставили по коридору, сделанному воинами Церкви, с противоположной от нас стороны. Трое угрюмых конвоиров подвели его к стеле и тут же привычно приковали к ней прочными цепями. Сзади подошли служки, одетые в черные одеяния из простой плотной материи. Они принесли огромные охапки хвороста и дрова, которыми заботливо обложили Мессию. Из толпы кто-то насмешливо крикнул:

     - Вчера ты поразговорчивей был, "Посланец Небес". А сегодня что, язык в зад втянуло? А ну-ка, пропой еще сказочку! Ну, пожалуйста!

     На насмешника грозно шикнули, и он заткнулся. Мне же, в отличие от стоявших дальше, было понятно молчание пацана. Ибо кто способен ораторствовать с кляпом во рту? Святые отцы всегда отличались предусмотрительностью. Тьфу, погань!

     Через полчаса томительного ожидания, наконец, показались три личности в серых дорогих сутанах, неспешно шествующие по застывшему живому коридору. Передний, высокий и худой, как жердь, имел злое желчное лицо, коим брезгливо и высокомерно обозревал толпу, словно говоря: "Фу, какие мерзавцы и грешники! И ни одного среди них порядочного человека". В правой руке он держал увесистое распятие из осины, а в левой - дымящуюся бронзовую кадильницу.