- Эй, чучело! - гаркнул мой друг в адрес сестрицы «лестный» комплимент. - Ну-ка, слазь со своего насеста, хватит там торчать. Или ты яйца собралась высиживать? Иди поближе к Маленькому Джону, и посмотрим, спасет ли Черная Магия твою задницу от порки, а уши от трепки. А уж после, как Алекс скажет. Тут его право брата решать: казнить тебя или миловать.

     - Здесь я решаю, кому жить, а кому умереть, - истерично завизжала Синдирлин, понятное дело, не привыкшая к подобному обращению. - Колода! Бревно! Дубина стоеросовая! Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?

     - Заткнись, тварь, - я быстро урезонил полыхнувший гнев сестры. - Ты еще не того заслуживаешь. Но пока что я хочу предложить тебе ничью. Мы уходим, ты остаешься, но уходим вместе с Элизой. Потом я еще вернусь и рано или поздно мы с тобой решим спор: кто же все-таки хозяин Лоншира? Согласна?

     - О, да, - Синди мерзко захохотала. - Какой разговор? Разве могу я в чем-то отказать тому; кто пришел с сестрой самого Черного Короля? Здраво подумавши, я решила - нет, ни в коем случае.

     - Что такое? - Арнувиэль ошеломленно уставил ась на нее. - Неужели ты ... Гнусная лгунья, да как ты смеешь! Мой брат Эарнил не Черный Король!

     - Убедись сама, милочка, - Синди плавно приземлилась у стены, где прежде висела икона Святого Георгия Победоносца.

     Теперь там было нечто задернутое черными бархатными шторками. Явно рассчитывая на эффект, Синди медленно, слишком медленно открыла их. С сатанинской иконы на нас глянуло злое и надменное лицо белоснежноволосого эльфа. Оно внушало ужас и отвращение, но, тем не менее, оставалось демонически красивым.

     - Эарнил! - вскрикнула эльфийка и без чувств, как подкошенная, рухнула на плиты пола. Синди извиняюще улыбнулась.

     - Уж ты, братец, прости, не знала я, что госпожа Арнувиэль так обрадуется. Ну да ничего, это пройдет. От счастья еще никто не умирал.

     Бросив на самодовольную ухмыляющуюся сестру уничтожающий взгляд, я склонился над эльфийкой. Сзади тихонько подошла няня и как-то несмело, словно боясь, что я оттолкну ее, взъерошила мои волосы. Как в детстве. Я откликнулся на ласку движением головы и даже нежно погладил неестественно бледную, безжизненную руку, хоть от нее и исходил леденящий холод могилы. Няня благодарно, но виновато улыбнулась. Бедняжка хорошо сознавала, насколько не по себе может быть в ее присутствии обычным, живым людям.

     - Все в порядке, нянюшка, - тихонько шепнул я, поднимая на руки легкую, будто перышко, Арнувиэль. - Я не оставлю тебя здесь.

     - Солнышко, спасибо родной, - еще тише ответила она. - Я надеялась, что ты придешь, хоть и боялась этого.

     Тем временем Джон подобрал свое бревно и в непристойном жесте отсалютовал им гадко ухмыляющейся Синдирлин.

     -Прощай, падло, - были его прощальные слова, - но, впрочем, если мой дружок решит наведаться сюда еще разок, то, надо думать, свидимся. Смотри тогда у меня!

     - Надеюсь, что так и будет, деревенщина, - в тон ему ответила Синди. - Приходи, гроб к тому времени тебе будет готов. Правда, живому там скучно лежать.

     Не обращая больше внимания на нынешнюю хозяйку замка, мы двинулись, обходя груды обломков, к выходу. Я нес на руках эльфийку, а Джон вел за руку, как ребенка, нянюшку. У меня сжалось сердце: она шла так доверчиво и покорно ... У самого пролома я обернулся.

     - Жди в гости, сестра. Жди, я обязательно приду, и тогда посмотрим, кому больше понадобится гроб.

     - Приходи, волк Границы, - последовал спокойный ответ. - Стальной ошейник будет ждать тебя.

     Оставив Синдирлин' одну в разгромленном Зале, мы наконец-то вышли под свод небес. Лошади в целости и сохранности ждали нас там, где мы их оставляли, - у бывшей княжей коновязи. Там же, выделяясь огромным ростом, стоял жеребец Джона по имени Таран. Он был из особой великанской породы. Животные приветствовали нас радостным ржанием. После разыгравшегося в замке бум-тара-рама, они, видать, решили, что хозяевам крышка.

     На свежем воздухе эльфийка пришла в себя. Но потрясение ее было столь сильно, что она вся дрожала и упорно молчала, не отвечая ни на какие вопросы. Я по опыту знал, что полученный нервный шок пройдет быстрее, если не липнуть с соболезнованиями и ненужной жалостью. Достаточно нашего присутствия рядом и непоказного сочувствия.

     Усадив Арнувиэль на Иль-Чару, я обернулся к Джону. Мой лучший друг, известный весельчак и сорвиголова, сейчас был необычайно серьезен. Ладонь няни в его огромной ручище утопала, словно камешек в море. И вообще, нянюшка рядом с ним казалась маленькой, испуганной девочкой. Впрочем, недоверия великан у нее не вызывал, но все одно глаз с меня она не сводила.

     - Нянюшка! - я ласково высвободил ее холодную ладошку и прижал к сердцу. Из глаз капнули две горячие слезы, они попали на бледную кожу, и няня вздрогнула. С величайшей 'бережностью я прижал её к себе и долго не отпускал.

     - Братишка, - не вытерпев, поторопил Джон. - Пора сматывать удочки. Не то твоя ведьма оклемается да задаст нам жару.

     - Ты прав, Малыш, поехали.

     Посадив няню впереди себя, я легонько пришпорил заупрямившегося Дублона. Мой конь был большой умник и хорошо понял, кого везет на себе ... Джон ехал первый, за ним, словно окаменевшая, эльфийка, мы с няней замыкали процессию. Она, моя нянюшка Элиза, казалось, ожидала, что нас вот-вот остановят и ее опять отправят на муки в замок. Бедняжка до того сжалась в комок, что у меня буквально разрывалось сердце.

     - Все будет хорошо, - попытался я опять ее успокоить, - никто больше не посмеет обидеть тебя. Слово даю, нянюшка. Никто и никогда ...

     Как бы то ни было; но мы действительно беспрепятственно спустились вниз, и очень скоро могучие стволы лонширских дубов встали надежной стеной, прикрывавшей от коварства миледи могильной ведьмы. Отсюда' очень хорошо стали видны вдруг появившиеся над башнями новые стяги: кровавого цвета с черной розой, оплетенной императорской коброй. Тяжело вздохнув, я отвернулся ... И опять в зеленых, кипящих зеленью кронах раздался шелестящий шепот: