— Тебя что-то тревожит, — после затяжного молчания проговорила Грейс.

Ужин давно подошел к концу, и все разошлись по комнатам. Девушка уютно устроилась у Перси на груди, с удовольствием занырнув под его руку. Услышав ее тихий голос, юноша моргнул, прогоняя пелену воспоминаний.

— Это глупо.

— Расскажи, — настаивала она и приподнялась на локтях, заглядывая в глаза. Юноша на секунду улыбнулся.

— Ничего такого. Просто странное чувство — впервые отмечать Рождество не со своей семьей. Я столько лет мечтал от них сбежать, а когда удалось, чувствую пустоту.

— По твоим словам, эти люди всегда принижали твои достоинства, не оказывали поддержку, не ценили — разве это любовь?

— А ты что, много понимаешь в любви? — неожиданно для себя ощетинился Перси.

Ему всегда казалось, что только он был в праве осуждать поступки своих родителей и братьев, но никто другой не должен был озвучивать его же мысли — это казалось неправильным. Но из уст Грейс данная фраза, произнесенная без малейшего упрека, просто сухая констатация факта, почему-то все же так задела Перси за живое, что он пообещал себе подумать об этом позже.

— Может и немного, — миролюбиво продолжила Грейс и снова положила голову ему на грудь, — но одно знаю точно: я тебя люблю и поэтому всегда на твоей стороне.

Эта фраза, сказанная будничным тоном, ударила Перси под дых и вышибла напрочь весь воздух из легких. Он тяжело сглотнул и нахмурил брови. Сама же Грейс, сказав это, замолчала и, кажется, даже уснула. Для нее это было в порядке вещей, а Перси ничего такого не ждал и даже не задумывался.

Во сне Грейс покрепче его обняла и доверчиво прижалась, а он всю ночь пялился в белый потолок, на котором тени деревьев рисовали обманчивые силуэты, и изо всех сил пытался вытащить из недр своего сердца хоть каплю любви к этой девушке. И с наступлением холодного рассвета, стоя у окна, Перси обернулся, разглядывая в мягких расслабленных чертах какие-то ответы, и честно признался самому себе, что не любит эту девушку. И, вероятно, не полюбит никогда.

После рождественских праздников жизнь завертелась своим привычным чередом. Сиерра, пользуясь благосклонностью и праздным интересом Дориана Максвелла, выпросила себе отдельный кабинет, чтобы как можно реже пересекаться с Эльзой. Перси практически не появлялся в их отделе даже для того, чтобы скоротать время за бесцельной болтовней со своей подружкой. Сама Грейс довольно часто маячила перед глазами Сиерры, но все равно старалась поскорее исчезнуть, будто бы опасалась, что та ее раздавит одним только взглядом. Блэк это веселило.

Однажды вечером Сиерра привычно готовила ужин, слушая волшебное радио, когда в дверь кто-то позвонил. Нахмурившись, девушка попыталась вспомнить, не приглашала ли кого в гости, но память услужливо сообщала, что это исключено. Тогда, взяв в руки волшебную палочку, она подошла к двери и осторожно выглянула в окно: на крыльце стоял высокий мужчина, но вечерние сумерки скрывали его лицо до тех пор, пока он не поднял голову прямо на освещенный фонарем участок. Облегченно выдохнув, Сиерра открыла дверь.

— Я сегодня не ждала гостей.

— Мне казалось, я всегда желанный гость в твоем доме.

Розье ухмыльнулся и нахально прошел внутрь. Он повесил пальто на крючок и, осмотревшись, поставил бутылку вина на стеклянную столешницу.

— С Рождеством, Блэк.

Девушка улыбнулась и нежно коснулась губами его гладкой щеки.

— С Рождеством. Ты вовремя: ужин почти готов.

— Помощь нужна? — внезапно отозвался он. Сиерра насмешливо изогнула бровь. — Вот только не надо шуточек на этот счет.

— Твоя помощь не будет лишней.

Казалось, этого ответа Эван и ждал. Он с удовольствием присоединился к ней на кухне, полностью взяв на себя стейки, уверяя, что лучше знает идеальную степень прожарки. Сиерра украдкой наблюдала за ним: юноша закатал рукава белой рубашки до локтей, обнажая сильные руки с выступающим узором вен на них, и принялся колдовать над кусками мяса. То, как он готовил, нельзя было назвать ничем иным, как волшебством, ведь каждое его действие демонстрировало изящество, грацию и легкость, будто он рисовал очередной портрет, один из которых висел прямо в спальне Сиерры. Закончив, Эван отрезал небольшой кусочек и, насадив его на вилку, поднес к губам девушки.

— Твое мнение?

Сиерра игриво повела бровью, вызвав у парня ухмылку, осторожно обхватила кусочек стейка зубами и стянула с вилки.

— Пожалуй, это лучший стейк, что я пробовала, — заключила она. — Где ты этому научился?

— Я не раскрываю свои секреты, — улыбнулся он. –Отнесу это в столовую и разолью нам вино.

С Розье всегда было легко: он умный, начитанный и обладал хорошим чувством юмора, а также мог поддержать любую беседу. Можно было бы разгадать в этом хорошее воспитание аристократов, но Сиерра знала, что на самом деле они все в подавляющем большинстве жуткие снобы.

— Чуть не забыл, — произнес Эван и промокнул губы салфеткой.

Сунув руку во внутренний карман небрежно брошенного на диван пиджака, он выудил оттуда небольшую синюю коробочку, чуть поиграл с ней пальцами и протянул девушке.

— Это мой запоздалый подарок тебе на рождество.

Сиерра хитро улыбнулась и с интересом открыла ее. Внутри оказалось роскошное кольцо с увесистым, но аккуратным лунным камнем. Девушка подняла взгляд и не смогла подавить ухмылку.

— Розье, надеюсь, это не предложение?

— Нет, — хмыкнул он. — Пока нет.

— Пока? — засмеялась она, надевая кольцо на палец. — Ты самоуверен.

Эван издал смешок и с удовольствием следил за тем, как девушка любовалась его подарком на своей руке. В этот момент он больше походил на довольного сытого кота, чем на потомственного аристократа едва ли не голубых кровей.

— Что ж, вообще-то я тоже подготовила для тебя подарок.

Хитро улыбнувшись, девушка юркнула к комоду и выудила оттуда маленькую подарочную коробку, перевязанную зеленой атласной лентой. Эван с интересом принял ее и, открыв, обнаружил внутри запонки, сделанные из чистого белого золота.

— Владелец такой солидной ромовой империи должен носить не менее солидные запонки, — улыбнулась она.

Юноша с удовольствием их примерил и после поцеловал Сиерру в щеку.

— Ты попала в точку, Блэк. Мы дарим друг другу подарки как старые добрые супруги.

— О, Розье, я знаю, что ты мечтаешь о такой жене, как я, но мой выбор пал на карьеру. Увы.

— Уверена?

Эван подошел к ней ближе, мягко положил ладони на талию и грубо притянул к себе. От близости и ощущения жара его тела, Сиерра прикусила нижнюю губу и взглянула на него из-под опущенных ресниц. Он ухмыльнулся, и его без того черные глаза потемнели от желания.

— Люблю, когда ты так делаешь.

Каждым поцелуем в шею, каждым жадным прикосновением к коже Розье дарил ощущение невесомости и полета, когда мысли покидали разум, уступая лишь голодным инстинктам, превращающим все тело в один большой оголенный нерв. Сиерра растворялась в нем, и вместе с туго натянутым узлом внизу живота, который так резко, подобно взрыву, развязываясь, выпускал наружу все то, что так отчаянно она прятала внутри.

Эван Розье стал щитом, который неосознанно закрывал ее собой, подставляя всем болезненным стрелам с острыми наконечниками впиваться в его спину. Он стал спасением, о котором одинокими холодными ночами Сиерра так умоляла.

Она лежала совсем обнаженная, даже не утруждаясь прикрыться тонким одеялом, и разглядывала на весу кольцо, что крепко обнимало ее палец. Эван улыбнулся и перехватил ее ладонь, нежно поднося к губам и оставляя трепетный поцелуй.

— Это так сексуально, когда на женщине надеты только лишь подаренные мной украшения… — лениво протянул он и стрельнул взглядом на подвеску, подаренную им на выпускной, что мирно покоилась на тонкой шее девушки. — Остались лишь серьги. У тебя ведь скоро день рождения, верно?

— Испортил весь сюрприз, — звонко рассмеялась Сиерра и, словно ласковая кошка, заползла под его руку, отчаянно желая оказаться в сильных объятиях. — Это так по-собственнически, разве нет?