Я протянула дрожащие и холодные пальцы к лицу Фреда, в последний раз взглянула в его глаза и опустила веки, а затем резко встала и пошла прочь из Большого зала, не оборачиваясь. Внезапно стало плевать на эту войну, на то, кто все же победит, на свое будущее, потому что каким бы ни был исход, Фреда в моей жизни больше не будет.

Близнецы Уизли – это было что-то вечное, что-то само собой разумеющееся, неразделимое. Как же так случилось, что еще недавно их было двое, а сейчас всего половина? Надломленная, убитая, потерянная половина.

Как так случилось, что Фред умер? Как сложилось, что погиб тот, кто больше всех хотел жить?

Дальнейшая борьба за светлое будущее всего мира проходила для меня как в тумане. Я отчаянно сражалась с Пожирателями, ощущая, что меня одолевает ярость, ненависть, презрение и боль… Боль, которая адским пламенем выжигала из меня сострадание и человечность. Внутри не осталось ни любви, ни тоски, ни жалости.

Я плохо помню и победу, и похороны Фреда. Отпечаталось в памяти лишь искаженное болью и отчаянием лицо Джорджа и его глаза, тяжелые и пустые, безжизненные – почти как те, что я видела у Фреда. Он не плакал больше после того кошмарного дня, по крайней мере, его слез не видел никто. Джордж держался молодцом, а я вот сплоховала.

Гарри позволил мне пожить с ним в доме Сириуса на площади Гриммо, так как в Норе я находиться не могла, а возвращаться в свой пустой дом была не в силах. Одиночество бы окончательно раздавило меня. Мы с Гарри почти не разговаривали, но его присутствие где-то поблизости согревало меня, не давало шагнуть в пропасть, на краю которой я балансировала уже месяц.

Месяц прошел со смерти Фреда, а я до сих пор не могу поверить, что его нет. Кажется, что он просто занят с Джорджем в своем магазинчике, хоть я и понимала, что «Вредилок» тоже больше нет, и не будет. По крайней мере, такими, какими они были раньше. Без Фреда в этой жизни все теряло смысл.

Я мало ела и почти не вставала с постели. Лежала, обняв колени, и жалела себя, лелеяла свою боль. Спать становилось все страшнее, потому что кошмары возвращались каждую ночь, разбивая меня вдребезги. Я просыпалась под утро или даже, когда еще не рассвело, в холодном поту и в истерике, а уснуть больше не получалось, да и не хотелось. Иногда меня будил Гарри, проснувшийся то ли от своих кошмаров, то ли от моих истошных воплей, ложился рядом, и мне удавалось спокойно поспать еще несколько часов.

В один из теплых июньских дней я заставила себя подняться с постели и привести себя в порядок. Еле одолев колтуны в густых волосах, я надела первое, что попалось под руку и, даже не взглянув на свое отражение в зеркале, отправилась в Косой переулок. Я почувствовала, что мне нужно туда, и только дойдя до некогда яркого и шумного магазина близнецов, я остановилась. Некоторые окна заколочены, а внутри стояла непроглядная тьма, но я почему-то знала, что Джордж там.

Как ни странно, дверь оказалась открытой, и я вошла в пыльное помещение, воздух которого был пропитан сыростью и тяжестью. Пробираясь сквозь многочисленные коробки, периодически спотыкаясь и чертыхаясь, я добралась до лестницы. Каждая ступень протяжно скрипела под моим весом, а в мертвой тишине магазина и вовсе наводила ужас. Оказавшись на втором этаже, я медленно подошла к спальне близнецов, дверь в которую была приоткрыта. Значит, я не ошиблась. Легонько толкнув ее рукой, я сделала нерешительный шаг внутрь. Все осталось таким же, каким было при жизни «Вредилок» и Фреда: те же две кровати, прикроватные тумбочки из светлого дерева, шкаф и письменный стол, всегда доверху заваленный какими-то бумагами и чертежами. Он и сейчас наполнен всем этим уже никому ненужным барахлом, которое только собирало пыль и создавало немую видимость бурлящей жизни. Но сама картина выглядела жутко именно в силу своей заброшенности.

У окна стоял высокий рыжий парень, исхудавший, ссутулившийся и потерянный. Он выглядел таким же заброшенным и ненужным, как и те разработки, что в беспорядке лежали сейчас на деревянном столе. Руки Джорджа покоятся в карманах джинсов, а сам он стоит как скульптурное изваяние и не шевелится, отлично пародируя предмет мебели.

- Я видел, что ты идешь, - послышался хриплый голос Джорджа.

- Какая-то неведомая мне сила привела меня сюда, - тихонько ответила я, словно боясь нарушить тишину, воцарившуюся вокруг.

Джордж пожал плечами и продолжал любоваться пейзажем за окном. В таком ракурсе, со спины, я бы с легкостью спутала его с Фредом. От осознания этого сердце защемило, и я с силой зажмурила глаза, отводя наваждение.

- Зачем ты пришла?

Я вздрогнула от того, насколько грубо прозвучал его всегда приятный низкий голос.

- Проверить, жив ли я? Так я все еще жив! – Он резко обернулся и всплеснул руками.

Что-то в груди кольнуло от того, насколько они похожи, но я бы никогда не смогла быть рядом с Джорджем. И не только потому, что считала это предательством и чем-то неправильным, из ряда вон выходящим. Просто для меня они всегда были разными, и Джордж бы не смог заменить мне Фреда. Никто никогда не посмотрит на меня так, как смотрел Фред. Никто не улыбнется так, как улыбался он. Фред – это часть меня, неотъемлемая часть, без которой я не вижу смысла своей дальнейшей жизни. Фред умер, а вместе с ним душа Джорджа и моя душа.

- Мне плохо, Джордж, - прошептала я, из последних сил сдерживая слезы.

Что-то во взгляде юноши потеплело, в нем промелькнуло сожаление и понимание. Кто как не он понимал меня сейчас? Мы оба потеряли гораздо больше, чем можно себе представить. Мы оба потеряли все.

- Я до сих пор не могу смириться, - сказала я, присев на край постели Джорджа.

Парень все также стоял у окна и внимательно смотрел на меня. Под его ярко-голубыми глазами залегли яркие тени, а кожа стала бесцветной, даже светлые веснушки не оживляли ее.

- Мне тоже постоянно кажется, что он вот-вот войдет сюда, рассмеется и скажет: «Ну, вы что, правда, поверили? Вот он я, живой!». Знаешь, я бы простил его за такую злую шутку, пусть только вернется. - Джордж печально улыбнулся, и я стерла непрошеную слезинку, скатившуюся из левого глаза.

- Я бы все отдала за то, чтобы он был жив, - уверенно произнесла я. – Действительно все, что у меня есть.

- У тебя нет ничего, Гермиона, кроме твоей жизни.

- Значит, отдала бы ее! – смело заверила я, вызвав легкую улыбку на губах юноши.

- Я бы не хотел видеть Фреда в таком же разбитом состоянии, в каком сейчас ты.

- У него был бы ты, Джордж! Разделять вас – это кощунство высшей степени.

Джордж сел рядом со мной и облокотился спиной о стену, устремив взгляд в белый потолок.

- Если бы ты знала, чем все закончится, ты бы все равно стала девушкой Фреда? – вдруг спросил Джордж.

Я задумалась, окунаясь в свои воспоминания, в то, о чем думать было запрещено. В то, что причиняло мне невыносимую боль.

Все началось в декабре тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Хогвартс был поглощен атмосферой приближающегося Рождества, а вместе с ним и Святочного бала. Я уже дважды отказала Виктору Краму в приглашении, надеясь, что Рон все же одумается и позовет меня. Я поклялась, что если чемпион Дурмстранга пригласит меня еще раз, то соглашусь, не задумываясь.

В один из вечеров я засиделась допоздна с домашним заданием. Гарри и Рон уже ушли спать, когда в общую гостиную вошли веселые близнецы, тащившие гору еды, которую услужливо надавали им эльфы, работающие на кухне.

- А Грейнджер как всегда зубрит, - усмехнулся Джордж, поддерживая рукой несколько кексов, опасаясь их самопроизвольного передвижения.

- Ты спишь хоть иногда? – в той же манере поинтересовался Фред.

Я фыркнула и демонстративно отвернулась, вновь погружаясь в работу и стараясь не замечать присутствия надоедливых старших братьев Рона.

- Джордж, ты иди, я тебя догоню, - послышался голос Фреда.

Через несколько мгновений я краем глаза заметила, как один из них поднимается по лестнице, а второй приземлился на диван возле меня. Вот уже несколько минут, что парень здесь сидит, он постоянно жует и смотрит на меня, чем раздражает до скрипа зубов.