- У меня! - тотчас же вступился Эван, выступив вперед. - У меня огромный, хороший, весьма приличный дом. Там все поместятся. И даже дракону жить в нем будет не стыдно. А летом можно переезжать к Берни; у него там сад, и речка близко...

Драконище внимательно его выслушал.

- А что это такое между вами напутано? - поинтересовался он. - Вон, поблескивает, как паутина. Постой-ка, я очки надену.

Драконище спрыгнул со стены в замковый двор, и скоро сонные розы расплели свои прекрасные ветви, ворота заскрипели, раскрываясь, - видно, их никто давно не смазывал, -и на мост, шлепая стоптанными теплыми домашними тапками вышел.

- Папа?!

Сказать, что я была поражена - значит, не сказать ничего.

- Не нужна мне Драконья гора, - произнес он, неспешно дошлепав до нас. - Это я пошутил. Оставь ее себе, мальчик. Тебе она нужнее.

Папа хитро улыбался; солнце поблескивало на стеклах его очков, на пуговицах его парадного костюма. На его ногах был надеты вышитые маминой рукой тапки.

- Папа! - затараторила я. С его появлением, с его улыбкой у меня просто гора с плеч свалилась, даже дышать стало легче. Но изумление мое было так велико, что я просто не знала, что говорить, что спросить в первую очередь. А вопросов было много! - Ты зачем меня похитил?! Ты зачем меня взаперти держал?!

-Так ведь гном меня вызвал, - ответил папа, разведя руками. - Я, признаться, давненько уже не крал строптивых невест. твоя мама была последней.

- Мама?! Она была строптивой невестой?!

- О, очень строптивой и очень красивой, - мечтательно ответил папа. - Самой красивой невестой долины. как ты теперь. Выбирала самого лучшего жениха. Женихи ужасно на нее обиделись, что она не видит между ними ни одного достойного, и вызвали меня, чтоб я ее наказал. Так и познакомились. Я же сто раз рассказывал тебе эту историю! Ах, дети!.. Когда же вы научитесь слушать родителей!

И он хитро рассмеялся.

Нет, конечно, он рассказывал, что мама была очень красивой, и что он ее похитил - тоже, но ни словом ни обмолвился о том, что он - дракон, и похитил он ее вовсе не у родни, которая была против их брака!

- И она выбрала, - хитро заметил Роланд. - Мадам будущая теща знает толк в мужчинах!

- Нет, погоди, - настойчиво произнес папа. - Я же правда что-то увидел...

Он поправил на носу очки и склонился к тому месту, где на ветру билась и тонко звенела тонкая, как паутина, но неразрывная, как сама магия, связь.

- Связь, - с интересом, радостно произнес папа, разогнувшись и еще раз поправив на носу очки. - Нет, она, правда, есть. Как вам удалось?

- Э-э-это, похоже, Эван сделал, - произнес Берни, щуря глаза и рассматривая чудо, которое решало все наши проблемы. - Ритуальным ножом.

- Ты позволил в себя тыкать ритуальным ножом ради моей дочери? - переспросил папа.

- Сильно хотелось, - признался бессовестный Берни. Я покраснела до ушей.

Папа только покачал головой.

- Тогда придется скорее свадьбу играть, - сказал он веско, строго осматривая всех троих женихов. - А в качестве подарка вот, - он указал на замок. - Все равно ее маме он больше не нужен.

Ах, какой прекрасный летний день стоял!

Солнце сияло, как начищенный хрустальный шар, слепя всех, и, наверное, от этого и хотелось смеяться.

Матушка шмыгала носом и изредка срывалась на откровенный рев. Она уже промочила несколько носовых платков и икала, но остановить свое выражение радости не могла. А многочисленные гости и подружки, позеленевшие от зависти, не могли поверить, что у Евангелины получилось отхватить сразу троих женихов - и самых лучших в долине!

Эмиль, вдохновившийся кутюрье, прислал невесте в подарок платье невероятной красоты. Говорят, он сидел над ним целую неделю - и это при его-то скорости работы!

Он никому не показывал свой шедевр, желая, чтобы потом, когда невеста его наденет, все просто упали, сраженные его искусством и красотой девушки. И ему это удалось -казалось, его волшебная игла пришила к белому шелку морозный иней и ледяные узоры вместо кружева, а так же весенние солнечные зайчики вместо украшений.

Старенький папа сам взял прекрасную Евангелину за руку и отвел ее к волнующимся женихам, которые все, как на подбор, облачились в молочно-белые костюмы, и прикрепили на грудь лавандовые бутоньерки.

Магическая волшебная связь позванивала в воздухе тонким золотом, мелкими жемчугами сверкала на золотой нити, опутывающей пальцы молодых, соединившихся в пожатии. Она неспешно и аккуратно - куда Эмилю до нее! - вышила на ладонях красивый тонкий узор, одинаковый у всех четверых, впиталась в кровь, проросла до сердец.

Важный гном, ради такого случая расчёсанный и одетый во фрак, подпоясанный широким алым кушаком (он скрывал рыже-волосатое пузцо и оторвавшуюся пуговицу), поднес каждому тарелочку с кольцами. Роланду массивный серебряный перстень с головой дракона и синими сапфирами, Эвану - распластанную золотую летучую мышь с рубинами, а Бернарду кольцо с волчьей головой с изумрудами. Ничего не перепутал!

Евангелина надела обручальные кольца каждому из женихов, а они в ответ - каждый, - ей тонкое золотое, сложившееся в одно замысловатое украшение. Зардевшаяся от смущения Евангелина целовала каждого своего мужа, а подружки, страдая, томно вздыхали с каждым поцелуем.

- Навсегда вместе, - торжественно сказал Эван. Тут оглушительно зарыдала матушка и заохали от зависти подружки, и в небо взлетел салют - подарок от Акмаля. И он не пожалел пороха и огня!

А потом было много танцев; Евангелина кружилась, кружилась, как белый мотылек, разноцветный серпантин, взлетая из хлопушек над головами, расчерчивал мир яркими лентами, и путь в уютную спаленку - семейную реликвию, бывшую когда-то хранилищем для золота, - был усыпан конфетти.

В спальне был жарко натоплен камин и застлана самым тонким, самым нарядным шелковым бельем огромная кровать. На ней мог бы и дракон спокойно поместиться, и для четверых влюбленных это было самое то.

- Не вздумай портить платье! - строго сказала Евангелина, увидев, что Эван от нетерпения не справляется со шнуровкой. - Вдруг у нас родится дочь? Выдадим ее в нем замуж. В конце концов, где мы еще возьмем наряд от такого умельца!

- Только сыновья! - проворчал Эван, посмеиваясь, обнимая Евангелину за талию. - Какие еще дочери?

Роланд и Берни тем временем нетерпеливо стаскивали с девушки белую шелковую юбку. Кое-как справившись с ней, Роланд обнял бедра Евангелины, восхищенный.

- Какая прелесть, - промурлыкал он, рассматривая подвязки чулок, крошечные беленькие трусики. - Все эти ленточки, бантики... раздевать невесту - это особое удовольствие! Это куда красивее и слаще, чем свадебный торт!

А Берни ничего не сказал. Он припал жадными губами к животику девушки, обнял ее гибкую талию и целовал, кусал, пока девушка не заверещала от смеха и щекотки, а он не свалил ее в постель.

- Берни! - выкрикнул укоризненно Эван, которому Берни разрушил весь романтический момент.

- Не знаю ничего, - сопел Берни, ухватывая хохочущую и вырывающуюся Евангелину поудобнее и чавкая сочными поцелуями ее в дрожащий живот. - Присоединяйтесь. А то никто вас ждать не будет. И все достанется мне одному!

Евангелина задрожала, потому что сейчас не было жульнического ритуала с ножом Эвана, и на своем теле она ощутила руки всех троих, их страстные поцелуи и ласки.

Стоя на коленях, она ощущала, как ее тело покидают праздничные одежды - чулки, тонкие ленточки, подвязки, - и остается только разгоряченная кожа, по которой скользят мужские ладони, изучая каждый изгиб ее тела. Эван припал долгим поцелуем к ее шее, там, где бьется быстро жилка. Евангелина ощутила легкий укус и услышала быстрые таинственные слова. В честь свадьбы Эван делил с ней на двоих свои бессмертие и вечность, как и обещал. И по тонким нитям магической связи долголетие поделилось поровну на всех. Четвертая часть вечности для каждого- это ведь так много, не так ли?