Улица Ив – If Avenue, как писала остроумная бабуля, в обнимку с бутылкой джина и корнишонами. Улица «Если». Если бы парень женился на бабушке Оливки, то не утонул бы в том озере, если бы не союз матери и отца Оливки, то она была бы здоровой и крепкой, гибкой и стройной, как ива. Она же даже плавать не может, бедное дитя. Вот про маму с папой – это старуха зря сказала. Отец совершенно был не причем её хромоты.

– Если бы, да кабы. Меня вообще могло бы и не быть! Ни только у мамы с папой, но и здесь и сейчас! – кричала на очередные излияния сумасшедшей старухи Оливка, швыряясь плоскими подушками в стрекочущий ночными насекомыми и благоухающий ночными цветами запущенный сад.

– Знаешь, русалка тоже хромала, когда стала человеком. Каждый шаг причинял ей боль. Променяла хвост и сестер-шутниц на мужика-красавца. А он… Он…

– Хватит. Русалки, мужики, джин. Бабуль, давай спать, а?

Ей смертельно хотелось домой, но она прекрасно понимала, что для её больной ноги здесь лучше. По крайней мере, пока там не пройдут дожди и холод, и мама с папой перестанут грызться из-за её здоровья…

В ежевичных кустах прятался сверчок, пиликал и пиликал всю ночь. Оливка лежала плашмя на жестком матрасе, набитом конским волосом, на плоской седалищной подушке, расшитой ромашками и беззвучно плакала, сырость разводила. Вот такая она слабенькая, хиленькая, зачахшая веточка мира.

А потом всё переменилось. Появились друзья-соседи и даже романтический интерес. Она понимала – шансы ровны нулю, но как же приятно и больно одновременно было влюбиться впервые в жизни. Как откусить заветную алую ягоду клубники и обнаружить кислинку в самой сердцевине. Чтобы хоть как-то выразить чувства Оливка стала рисовать, много, многострадально, как высказалась Мистика – мрачная, специфичная натура, даже в жару носила кофту с длинными рукавами и темные кеды. Филин появлялся не часто, бабушка его терпеть не могла. Из очередных пьяных излияний Оливка поняла, что он сильно напоминал своего погибшего деда в этом же возрасте. Вот беда-то… Кому бабушка была всегда рада, так это Санни – девочке-блондинке в «деревенских» платьях с парусиновыми кедами. Наверное, в ней она видела себя прежнюю – задорную, приветливую, лучистую. С Санни заглядывал и Ром – самый старший и солидный из их компании. Оливка в тайне ревновала Рома к Санни, изводила себя мыслями, что это они всё время вместе к ней приходят, и что делают, куда уходят?

От злости стопу начинало крутить неимоверно, хоть вой. Темнота дышала в затылок мерзким холодком. Из её клыкастой пасти стало разить болотной сыростью. Темнота засасывала девочку в свои жадные объятия, хотела выпить свет, добро, любовь до капли, как медовуху или квас. Оливка молилась, вспоминая заветы мамы, просила прощения, отгоняла, как могла, ядовитые мысли, звонила поболтать на отвлеченные темы с Мистикой. Они сдружились, потянулись друг к другу, два зацветших сорняка, так их обозвала бабушка.

– Колючки вы обе. Но и это пройдет. Расцветете, окрепнете. Роза же тоже колючая, – усмехалась старуха, пропалывая грядки.

Оливка подвязывала помидоры и огурцы, молчала, но вслушивалась. Похоже, бабушка не растеряла мозги, как считал папа. И все же себя она колючкой не считала, странноватой из-за тяги к рисованию безумных картинок – это да, а вот колючей совсем нет. Наоборот Оливка с радостью шла на контакт, тянулась к людям, хотела успеть всё и сразу, несмотря на недуг, а может как раз из-за него.

– А вот за Санни я тревожусь.

– Чего это вдруг?

Оливка так быстро откликнулась, что бабушка надолго замкнулась, пожевывая губы. Эх, стоило попридержать язык. Набежали тучки, заморосил мелкий грибной дождик, точно из сита. Оливка побежала вразвалочку прятаться на веранду. Старуха крякнула, очистила тяпку от земли, травы и корней, и поплелась следом.

– Лягушонок раненый ты мой.

Она попросила внучку принести из холодильника – старого, низкого, ворчливого монстра, найденного на кладбище старых вещей и реабилитированного за низкую плату ремонтником с Юго-Восточного Базара, два стаканчика с клубничной шипучкой. Оливка сообразила, что будет пояснение тем невольно брошенным про Санни словам и безропотно пошла за напитком. Клубничную шипучку любила она. Бабушка говорила, что там тонна сахару, но изредка присоединялась выпить.

– Сладко, – почмокав, сказала старуха, прикрыла глаза и продолжила.

Девочка в нетерпении дрыгала коленом. Бабушка коснулась шершавой мозолистой ладонью, успокаивая, произнесла с хитрецой во взгляде:

– И на солнце ведь тоже бывают темные пятна. Затмения находят.

Оливка почесала красную точку у локтя – укус комара, задумалась крепко. Санни она знала не так хорошо, как Мистику. Больше по-добрососедски. Она её немного побаивалась, ведь Санни была старше, красивее, умнее, ловчее, смелее и… Что уж таить, Оливка ревновала её к Рому. Они хорошо смотрелись вместе. А Оливка… Оливка считала себя посмешищем, ребенком, калекой, поэтому общалась с Санни, как с доброй, приветливой соседкой, которая в случае чего, готова будет выручить и помочь. Замечания-наблюдения бабушки странным образом тепло отдались в её маленьком, эгоистичном сердечке.

Дождь рассеялся также внезапно, как и посыпал. Меж тучек просочились прямые солнечные лучи, словно волосы небесной богини дня. Оливка зашла в дом, вымыла стаканы, убрала бутылку с остатками клубничной шипучки в холодильник, тот довольно заурчал и щелкнул, позвонила ставшей за долгие часы нелепых и пространственных разговоров закадычной подруге Мистике.

Как обычно Мистика пустилась в обсуждение научных статей, популяций голубых соек, «черных дыр», фольклора востока, поющих барханов, коснулась пару раз темы обоих полов и про то, что мальчики-ровесники – это сущий ад, Оливка мигом согласилась и вот тогда-то смогла вставить слово:

– Вы с Санни давно ведь дружите?

– Ну да, с младенчества, я же рассказывала. Давай-ка лучше вечерком загляну, у вас там ты говорила, надувной бассейн в сарае завалялся, могу помочь с ним. Наполним водой и поплескаемся под луной. Бабулька твоя же будет не против, если я останусь на ночь? Она у тебя посговорчивее, особенно когда наклюкается. У своих родаков как-нибудь отпрошусь. Торги выиграть можно, если впрячься, как следует и… наобещать, что выполнишь двойную дозу обязанностей позже. Эх, надувной бассейн, конечно, не сравнится с открытым озером. Знаешь, как круто мы с Филином совершали вылазки ночью к озеру.

Оливка поморщилась. Она устала каждый раз слушать байки про русалок и дедушку Филина. В частности про озеро. Она не умела плавать, не могла…

– Да-да. Мистика, так что с Санни в последнее время не ладите? Ты больше тусуешься либо с Филином, либо со мной.

«Тусовки» их ограничивались телефонными разговорами или когда Мистике удавалось улизнуть из многодетной семьи в дом бабушки Оливки.

– Что тут скажешь. Ей сейчас интереснее с парнями зависать.

У Оливки образовался ком в горле, и она сипло сказала:

– С Ромом?

– Ага. Филин тоже с ними как на привязи ходит. Совсем чумной пацан стал. Раньше мы с ним отлично ладили, а сейчас… Как появился на Улицах Ив этот гад Рóман, так Филин как с катушек слетел – глазища под очками расфокусированные, мутно-бледный какой-то, точно когда сливки переборщишь в кофе, вот такой стал. А Санни вообще не узнать – благоухает и светится чудовищнее обычного наша Солнечная Фея. Жалко ребят. Колдун он что ли, этот гад Рóман?

Вопрос был риторического характера. Мистика частенько задавалась такими вопросами, не требующими прямых ответов, или же вовсе каких-либо ответов.

Оливка отодвинула трубку подальше от уха. Мистика так разошлась в раздаче кличек, что Оливке стало тошно.

– Послушай, послушай, Мис…

На другом конце провода раздались ор и возмущения.

– Прости, Оливка. Мать зовет.

– Ничего. Сегодня все равно с бассейном и ночевкой не выйдет.

– А, ну ничего.

Похоже, Мистика уже и забыла о собственном предложении покупаться под луной, потеряла интерес. Оливка даже выдохнула.