— Ви, мне очень жаль, — совсем тихо прошептал Эван, жалобно заглядывая Оливии в глаза, пытаясь вновь взять её за руку. — И мне жаль, что меня не было рядом, когда ты больше всего нуждалась в старшем брате. — Ему всё-таки удалось ухватиться за пальцы сестры, и он торопливо зашептал: — Я был просто ужасным братом, но я понял это слишком поздно, когда уже ничего нельзя исправить. Ты, наверное, никогда не простишь меня за всё, что я делал, но я всё же надеюсь…

— Почему ты так говоришь?! — воскликнула Оливия, задыхаясь в собственных слезах, хлынувших так внезапно.

— Слушай, я просто сказал тебе правду. Насчёт Блэка. Я поступил дерьмово, знаю… Прости меня, пожалуйста, Ви. Я люблю тебя.

— Хватит! — Розье отчаянно замотала головой, закрывая лицо ладонью, не желая слышать то, что слишком сильно походило на прощание. Эван крепко держал её руку и слабо улыбался.

— Я знаю, что это за проклятье. Это не лечится, сестрёнка. Либо я превращусь в бесчувственный овощ, либо сдохну. И, честное слово, уж лучше второй вариант. Может быть, я наконец-то увижусь с мамой.

Оливия вырвала руку и вскочила с дивана, как ошпаренная. Она заревела совсем по-детски, скривив лицо и подрагивая нижней губой. И она не хотела верить в слова Эвана. Он просто не понимает, что говорит. Конечно! Его же накачали чёрт знает чем. А сколько крови он потерял? Это ведь тоже, должно быть, плохо влияет на мозг. Ну, разумеется! Он не может знать, чем его ранили, ведь даже колдомедики этого не знают. Он просто боится, но всё будет в порядке. Не может не быть.

— Кстати, — вдруг добавил Эван очень серьёзным тоном, — среди гриффиндорцев тоже есть крыса. Просто помни об этом.

Ярко-жёлтое расплывчатое пятно возникло перед лицом ревущей Оливии, ей всучили что-то холодное и влажное, но она отдёрнула руку, и это что-то упало на паркет. Зазвенело разбитое стекло, ледяная вода обрызгала её босые ноги. Розье размазывала слёзы по лицу, пока кто-то уводил её из столовой. Она оказалась в прохладе тёмного коридора, потом на лестнице. В нос бил резкий запах табака и виски, чьё-то твёрдое плечо не давало ей упасть. Тихий голос всё говорил и говорил ей что-то успокаивающее, и постепенно Оливия поддавалась ему, сбавляя обороты рыданий. Её завели в собственную спальню, осторожно усадили на кровать, взяли за плечи и уложили на подушки.

— Тебе надо немного поспать. — Только теперь Розье чётко увидела перед собой Долохова. — У тебя поезд уже… — Он склонился над часами. — Через пять часов. Давай, отдохни.

— Где папа?

— Он сейчас отправится вместе с Эваном в Мунго. — Долохов вздохнул и присел на край кровати, аккуратно заправил прядь растрёпанных волос Оливии за ухо и чуть улыбнулся. — Слушай, всё будет в порядке. Ему обязательно помогут. А ты должна помочь ему тем, что сейчас уснёшь, а утром поедешь в Хогвартс и будешь прилежно учиться.

Девушка фыркнула на это, залезая под одеяло и сворачиваясь там калачиком. Мелкий дождь всё ещё накрапывал за окном, так что теперь в комнате было довольно прохладно. Оливия зябко дрожала, кутаясь плотнее. Долохов неловко похлопал её по коленке, закрыл окно и вышел, погасив свет. Какое-то время Розье лежала и слушала, как капли дождя стучат по стеклу, а внизу продолжают ходить люди, но потом всё затихло. Эвана забрали.

Оливия перевернулась на другой бок и вперила пустой взгляд в тёмное окно. Ей вдруг стало как-то тоскливо и жутко одиноко. Голова раскалывалась на части, глаза щипало от соли в пролитых слезах. На неё навалилась невероятная усталость, но сна не было даже близко, она слишком перенервничала из-за всего этого кошмара. Последние слова Эвана застряли в её сознании, заставляя Оливию хмуриться. Кто был этой крысой среди львов?..

Кто?

И что ей теперь делать с Блэком…

***

Через несколько утомительно долгих часов косые лучи серого рассвета коснулись её подушки, а затем плавно переползли на лицо. Розье поморщилась, накрываясь одеялом с головой, но ей пришлось довольно скоро высунуться обратно — она никогда не могла долго лежать без полноценного доступа к кислороду. Осознав полную бесполезность проведённого в кровати времени, девушка с недовольным рычанием выползла из постели. Подойдя к длинному зеркалу, Оливия уставилась на своё отражение и жалко вздохнула, пальцами растягивая опухшие веки в стороны. Она выглядела просто ужасно.

Зарёванное, отёкшее лицо, покрасневшие глаза, спутанные волосы. И ей даже не хотелось приводить себя в порядок. Внутри она чувствовала себя ничуть не лучше, чем снаружи. Но воспитание в аристократической среде было сильнее её подавленного состояния, так что Розье поплелась в душ. Спустя час она уже была готова, правда, по ней всё равно можно было сказать, что она не выспалась. Особенно по тому, насколько раздражённой она была. Тяжёлая, будто отлитая из чугуна, голова и слишком быстро колотящееся сердце добавляли её настроению завершающие штрихи. Чёртова вишенка на торте.

Она без особого энтузиазма позавтракала в полном одиночестве, не считая компании таких же расстроенных и молчаливых домовых эльфов. Ксавье вызвался сопроводить её на вокзал. Он спустил тяжёлый чемодан Оливии и клетку с Гердой вниз, и они вместе трансгрессировали в Лондон, где Оливии захотелось расстаться со съеденной яичницей. Ей казалось, что её лицо позеленело от всех этих ужасных вращений. Одним из преимуществ путешествий с эльфами было то, что они могли попасть туда, куда обычный волшебник переместиться не мог. Ксавье доставил Оливию прямо на платформу девять и три четверти, без необходимости сперва бежать через стену, и она была ему за это очень благодарна.

На Кингс-кросс было полно волшебников: родители вели маленьких взволнованных первогодок за руки, дети катили тележки с большими чемоданами, тащили в руках клетки с совами, пушистых кошек и разноцветных жаб. Кто-то плакал, не желая расставаться с семьёй, кто-то смеялся с друзьями, радуясь воссоединению после летних каникул. И все они считали своим долгом толкаться локтями и наезжать своими тележками на ноги Оливии. Её всё это раздражало. А ещё девушка нигде не видела Аделин и из-за этого нервничала ещё больше.

Вместо своей лучшей подруги Оливия успела увидеть почти весь свой факультет, несколько сокурсников с Пуффендуя и Гриффиндора, Северуса Снейпа… Его вид заставил Оливию ухмыльнуться — по крайней мере, не одна она сегодня выглядела плохо. Снейп ни капли не загорел за лето, даже наоборот, стал бледнее прежнего, его чёрные волосы сально блестели, как всегда, а крючковатый нос, кажется, подрос на пару миллиметров. Розье отвернулась, и её взгляд остановился на копне тёмно-рыжих волос. Лили.

Эванс стояла в компании симпатичной светловолосой женщины, очень похожей на неё саму, будто их лица просто скопировали. Женщина украдкой смахивала слёзы и что-то говорила дочери, на что та без остановки кивала как болванчик. Рядом стоял высокий мужчина с такими же волосами, как у гриффиндорки, и высокая блондинистая девчонка с таким видом, словно её сейчас стошнит. Лили же была просто прекрасна. Её курносый нос был усыпан веснушками, и она ободряюще улыбалась родителям. Эванс уже была одета в школьную мантию, на её груди деловито блестел значок старосты. Рядом с ней стоял счастливый Джеймс Поттер.

Чуть в стороне Оливия увидела Люпина, дальше — Петтигрю… И, конечно, здесь был и Сириус тоже. Парням, кажется, было очень весело. Они громко ржали, привлекая внимание всех прохожих, Джеймс отмахивался от них, краснея. Семья Эванс периодически поворачивала головы в сторону их шумной компании: Лили закатывала глаза, её родители улыбались, высокая блондинка недовольно поджимала губы. Оливия чувствовала, как начинает скакать и без того быстро бьющееся сердце. От вида радостного лица Блэка у неё сосало под ложечкой, его широкая улыбка выдавливала из её лёгких воздух. Улыбнётся ли он ей ещё хоть когда-нибудь?

Розье понимала, что ей нужно с ним поговорить, объяснить всё, но у неё было такое чувство, что он ей просто не поверит, и от этого хотелось плакать. Она отвернулась прежде, чем Блэк заметил её, так и не увидев его полный тоски взгляд. Сириус знал, что Оливия на него смотрит. Он чувствовал её присутствие, а осенний ветер приносил лёгкий аромат фиалок с её волос. Блэк хотел было повернуть голову, лениво посмотреть в ответ, дерзко вскинуть бровь, а потом отвернуться, оставив её в растерянных чувствах, но… Ему не хватило духу. Потому что он знал: если его серый лёд столкнётся с её карим омутом хотя бы на миг, всё рухнет.