Масла в огонь копившегося внутри Оливии недовольства подлил отец, решивший вдруг поучаствовать в налаживании контакта между дочерью и её несчастным женихом. Оливия была уверена, что Эйвери наверняка нажаловался мистеру Розье (после её последнего грубого ответа на предложение прогуляться она вполне ожидала чего-то подобного), однако отец утверждал, что тот ничего ему не говорил.

— Перестань упрямиться, Оливия, — в тысячный раз повторил Кристиан, сняв очки для чтения и отложив какой-то древний фолиант в сторону. Отец и дочь проводили очередной вечер в огромной библиотеке поместья, и всё было замечательно, пока он не решил опять напомнить об этой маленькой проблеме. — Бедный мальчик совершенно не заслужил такого отношения к себе.

Оливия, не сдержавшись, громко фыркнула, не отрываясь от своей книги. Ей было абсолютно плевать на «бедного» мальчика с самой высокой башни во всём Соединённом Королевстве. Её вообще бесили вмешательства отца в то, что, по сути, его никак не касалось. Помолвка уже состоялась, а вот личные взаимоотношения жениха и невесты должны оставаться исключительно между ними, как считала Розье.

— И нечего фыркать, — разозлился отец, повышая голос, — мы не в конюшне. Тебе должно быть стыдно, что ты так себя ведёшь! В конце концов, Рэнделл станет твоим мужем, и тебе придётся с ним общаться.

— Вот после свадьбы я с ним и поболтаю, — ответила Оливия, встретившись с суровым взглядом отца и невинно похлопав ресничками. Мистер Розье, уже давно не восприимчивый к таким примитивным уловкам, окончательно вспыхнул.

— Либо ты сейчас же извинишься перед ним и согласишься на прогулку, либо я забуду о нашем с тобой уговоре и устрою свадьбу прямо в конце этой недели. Ты меня поняла? — Его тон не терпел возражений, так что Оливии пришлось кивнуть, стиснув зубы. — Вот и славно, — кивнул в ответ Кристиан, чуть улыбнувшись. Он вернулся к тяжёлому томику, нацепил очки и продолжил читать, как ни в чём не бывало.

А вот у Оливии настроение читать полностью пропало, и Розье с досадой захлопнула книгу. Она молча отлевитировала её на одну из полок и покинула библиотеку, даже не пожелав отцу спокойной ночи. Его вмешательство всё только портило, и это безумно злило девушку. Раз уж отец решил пожалеть своего будущего зятя, значит, у неё не остаётся выбора, кроме как подчиниться, а подчиняться она ненавидела всей душой.

Розье добрела до своей комнаты, всю дорогу бормоча себе под нос проклятья. Она с раздражением хлопнула дверью, потом протопала к столу и с остервенением дёрнула за ручку ящика, от чего тот едва не вылетел целиком. Вытащив чистый пергамент и перо с чернилами, девушка плюхнулась на стул и принялась писать послание Рэнделлу Эйвери, то и дело сдувая с лица мешающие прядки, грозящие довести её до белого каления.

Когда она закончила, то сразу же запечатала пергамент в конверт и быстрым шагом направилась в кабинет отца. Ей было всё равно на то, что её письмо выглядело просто ужасно — в коротком послании, что должно было послужить извинением, так и сквозила грубость, хоть и искусно прикрытая вычурной вежливостью. Там было по меньшей мере три кляксы, два зачёркивания и одно очень агрессивное зачёркивание, в результате которого острый кончик пера проделал в бумаге дырку. Отправлять такое было бы верхом неприличия, но именно это Оливия и собиралась сделать. Отец ведь не сказал, что она должна быть аккуратной.

В кабинете ей пришлось зажечь свечу и растопить фиолетовый воск, чтобы запечатать конверт и поставить фамильную печать (Оливия так вдавила тяжёлую серебряную статуэтку в конверт, что витиеватая буква Р получилась смазанной и уродливой). Девушка вышла на балкончик, где обитал филин Эркюль, и привязала письмо к его лапке.

— Отнеси это Эйвери младшему, пожалуйста, — обратилась она к птице, и та громко ухнула в ответ. — И знаешь, Эр, я совсем не буду возражать, если ты откусишь ему палец.

Филин ещё раз протяжно ухнул, будто издав странный смешок, после чего нырнул в тёмное небо. Было ещё не слишком поздно для почты, хотя Оливия предпочла бы послать своему жениху весточку глубокой ночью, просто чтобы нагло разбудить его и вывести из себя. Девушка вернулась в комнату, продолжая тихо злиться на весь мир: на отца, на Рэнделла, на Сириуса… Последний вообще с уверенностью возглавил её личный список людей, которым ей хотелось оторвать голову.

Оливия теперь делилась своими переживаниями с Нарциссой, и та, как могла, успокаивала её, но это не работало. Цисси убеждала Оливию написать письмо ещё раз, предлагала связаться с кем-нибудь из его друзей (чьих адресов Розье тоже не знала). Она даже хотела отправиться прямиком в дом дяди Альфарда, куда Нарцисса могла бы беспрепятственно войти по праву крови, но Оливия от всего отказалась. Она была уверена, что с Сириусом всё в полном порядке — иначе слухи среди его родни разнеслись бы со скоростью света, но Нарцисса не слышала ни о чём таком. А значит, Блэк просто решил её забыть.

В моменты отчаяния, в последнее время накатывающее на Оливию всё чаще и чаще, она начинала даже представлять, что в конечном итоге она никуда не сбежит и в самом деле выйдет замуж за Эйвери. Лёжа в постели и разглядывая звёздное небо в окне, девушка думала. Может, ей действительно стоит дать ему хотя бы один шанс? Хотя бы просто поговорить с ним как с человеком, а не противиться и упираться просто потому, что она так привыкла.

Оливия дала согласие на прогулку, следуя указу отца, и собиралась всё обязательно испортить, вести себя отвратительно и всячески изводить жениха, но теперь, остыв от гнева и утонув в тягучей меланхолии, девушка была не уверена, как ей стоит поступить.

***

Раскидистые дубы создавали чудесную тень, спасая от знойного полуденного солнца всякого, кто забредал на эту аллею. Парк вековых деревьев-великанов считался одним из лучших мест отдыха во всей магической Британии. Легенды гласили, что их посадил сам Мерлин, но на самом деле никто точно не знал, кто и когда сделал это. Кажется, дубы просто были здесь всегда. Густая зелень протяжно шелестела, будто переговариваясь с тёплым летним ветерком, тут и там сновали маленькие серые воробьи, громко чирикая.

Оливия не спеша прогуливалась рядом с молодым человеком, между ними было столько места, что там поместилось бы ещё по меньшей мере двое. Девушка могла бы наслаждаться этим чудесным местом, но чувствовала себя крайне неловко, в уме считая минуты, тянувшиеся бесконечно долго. Долговязый парень с волосами цвета кофе с молоком и неприметными чертами лица плёлся, уставившись себе под ноги, и молчал. Тишина давила.

Рэнделл с радостью ответил на письмо Оливии — ответ девушка обнаружила на своём подоконнике, когда проснулась. Судя по всему, Эйвери совершенно не смутило состояние пергамента, и он не распознал завуалированную грубость (или галантно сделал вид, что ничего не заметил), поскольку его слог был весьма воодушевлённым. Он принял извинения и назначил прогулку на следующий же день. Розье не имела права отказаться.

Рэнделл появился в поместье немного раньше оговоренного времени, с широкой улыбкой пожал руку мистеру Розье и поцеловал кисть Оливии, покорно склонив голову. Он был таким милым и обходительным, что Оливии даже стало немного стыдно за своё прошлое поведение. Впрочем, довольно скоро она позабыла об этом, вновь начиная раздражаться.

Эйвери пригласил её в знаменитый парк дубов. Розье любила это место, поэтому обрадовалась, предполагая, что прогулка выйдет сносной в любом случае, но… Ничто не могло скрасить характер её жениха. Он пытался что-то говорить, но всё это было таким глупым и бессмысленным, что Оливии хотелось удавиться от скуки. Она то и дело поглядывала на толстые ветви деревьев, представляя, как задорно будет раскачиваться там её хладный труп, которому, к счастью, больше не придётся выслушивать Рэнделла.

Он задавал ей дурацкие вопросы об учёбе, углубляясь в какое-то занудство. Оливия односложно отвечала, стараясь дать ему понять, что эта тема вообще не годится для хорошей беседы. Рэнделл, кажется, ничего не замечал, продолжая раз в пару минут выдавать очередной идиотский вопрос. Оливия немного ожила, когда разговор вдруг зашёл о скачках на гиппогрифах — захватывающем и интересном спорте, но Эйвери звучал так скучно, что испортил и эту тему.