С первого взгляда обстановка в комнате была точно такой же, как и сейчас, но приглядевшись, можно было заметить явное присутствие женщины: на спинке кровати висел шёлковый халат, на прикроватном столике лежал гребень для волос, стояла баночка с кремом. Оливия с лёгкостью могла воспроизвести в памяти его запах, так всегда пахли мамины руки. Послышались шаги, дверь открылась, и Оливия ощутила, как из лёгких разом вышел весь воздух. В спальню вошла Марион Розье, такая, какой она её запомнила…
Красивая, с идеальной осанкой женщина, но она выглядела уставшей. Марион щёлкнула заколкой на затылке, и тёмные волны волос упали ей на плечи. Вслед за ней в комнате появился и сам Кристиан, лет на десять моложе, чем сейчас. Его жена присела на кровать, принимаясь расчёсывать пряди гребнем. Её губы были сжаты в тонкую линию, она была чем-то очень недовольна, Оливия хорошо знала такое выражение лица своей матери. Кристиан встал прямо перед ней и мягко заговорил:
— Мари, я прошу тебя, не злись.
Женщина только вскинула голову и хмыкнула. Должно быть, папа чем-то очень её расстроил…
— Ты же знаешь, я ничего не могу сделать, — продолжил он.
— Правда? — холодным тоном осведомилась мама. — Не можешь или не хочешь, Крис? — Отец приоткрыл рот, чтобы ответить ей, но его секундной заминки было достаточно, чтобы Марион окончательно вскипела. Она отложила гребень и встала перед мужем. — Это очень тёмный человек, очень опасный… У меня от него мурашки по коже! А ты притаскиваешь его в наш дом, где живут наши дети, Кристиан, ты с ума сошёл! То, чем вы здесь занимаетесь, это же просто… Просто омерзительно!
— Мари, я не могу ему отказать, — закричал отец. Ссора набирала обороты, и Оливия невольно вспомнила, как часто слышала их крики в последнее время перед болезнью матери. — Волдеморт не тот человек, которого я могу выставить за дверь!
— Зачем тебе всё это? Вы вместе учились, я понимаю, но… Зачем? Ты хочешь власти? Хочешь уничтожить маглов?
— Нет, Салазар, конечно нет! В школе я был дураком, я не понимал, что он не шутил, что его намерения настолько серьёзны, — с горечью в голосе произнёс Кристиан. — Я думал, мы закончим Хогвартс и разойдёмся каждый своей дорогой, но оказалось, его глупые татуировки были вовсе не так просты. Я не могу выйти из этого, по крайней мере живым. Это было баловством для меня, а теперь…
— Хорошенькое баловство, — язвительно заметила Марион. — Merde!{?}[фр. Дерьмо] — прошептала она ругательство, и Оливия невольно улыбнулась. При ней мама никогда не позволяла себе таких словечек.
— Послушай, Мари, — ласково начал отец, взяв её руки в свои. — Рано или поздно он придёт к власти, мы будем на хорошем счету. Это выгодно для нас. — Он говорил очень уверенно, убеждал жену, а она смотрела на него с недоверием. — Что бы там ни было, с нашей семьёй всё будет в порядке, это я тебе обещаю. Я не допущу, чтобы вы пострадали. Ты мне веришь?
Марион помедлила немного, прежде чем согласно кивнуть. Она вздохнула и шагнула ближе к мужу, позволяя ему заключить её в объятия. Оливии было больно смотреть на них, она бы всё отдала, лишь бы только снова обнять маму, но это было невозможно. Сжав кулаки, она почувствовала, как впиваются ногти в ладони. Родители говорили что-то ещё, но звук становился нечётким, а картинка вокруг размылась, заменяясь новой. Спальня исчезла, вместо неё Оливия очутилась в кабинете, но это всё ещё было воспоминанием, а не реальностью.
На этот раз Марион стояла у стола, а отца не было. Женщина растапливала фиолетовый кусочек воска над конвертом. Несколько тягучих капель упали на бумагу, Марион взяла тяжёлый штамп с витиеватой буквой Р и вдавила его в расплавленный воск, оставляя печать. Привязав письмо к лапке Эркюля, она выпустила птицу в сумеречное небо. Миссис Розье уже собиралась покинуть кабинет мужа, когда её внимание привлекло нечто необычное: странный шёпот прокатился по комнате, Оливия тоже его услышала, и каждый волосок на её теле встал дыбом.
Послышался стук и грохот: ящик стола, обычно запертый на ключ, вдруг весь затрясся и выкатился наружу. Марион хлопнула глазами, ничего не понимая, а потом подошла, чтобы закрыть его, бросила взгляд на содержимое. Внутри лежал обыкновенный чёрный дневник, с виду ничем не примечательный, но рука Марион сама потянулась к нему. Женщина достала плотную тетрадь, положила перед собой на стол. Тонкие пальцы пролистнули пожелтевшие страницы — пусто. Внутри не было никаких записей, только инициалы, написанные красивым почерком: «Т. М. Реддл». Никого по фамилии Реддл женщина не знала, поэтому лишь пожала плечами.
У неё было полно дел, нужно было идти, но что-то в этой тетради было такое, из-за чего ей не хотелось выпускать её из рук. Что-то странное завладело ей, какое-то помутнение рассудка. Она подумала (Оливия будто услышала эти мысли в своей голове): зачем Кристиану сдался этот дневник? Что плохого случится, если она заберёт его себе? Ей он гораздо, гораздо нужнее, чем её мужу. Крис никогда не вёл дневников, а вот она всегда что-нибудь записывала. Ощутив невероятной силы желание завладеть этой тетрадкой, Марион крепко прижала её к груди, которая сейчас вздымалась глубоко и часто. Оливия наблюдала за этим пугающим зрелищем, затаив дыхание. Происходило что-то плохое, она чувствовала, хоть и не понимала, что именно.
В ту же секунду, как миссис Розье спрятала дневник в своей мантии, она закричала. Так громко и пронзительно, что Оливии пришлось зажать уши. Внутри у неё всё перевернулось от этого звука. Её мама согнулась пополам, а потом рухнула на колени. Оливия почувствовала острую, режущую боль в груди и животе, это было просто невыносимо, но так работали воспоминания. Всё, что испытывал человек в тот момент, передавалось тому, кто его просматривал. В кабинете появился Ксавье. Увидев хозяйку в таком состоянии, эльф в панике схватился за уши, совершенно растерявшись. Да и что он мог сделать?
Марион перестала кричать, теперь она лежала на боку, а из глаз у неё катились кровавые слёзы. Оливия застыла, в ужасе разглядывая мать. Ксавье догадался трансгрессировать и привести отца. В первые секунды Кристиан тоже не понимал, что здесь произошло, а потом он увидел на полу дневник, и его лицо исказила гримаса страха и гнева. Он был зол, но напуган больше, и ещё больше желал спасти жену.
— Что же ты наделала, Мари… — шептал он, поднимая её на руки.
В тот же миг Оливию потянуло обратно. Воспоминание оборвалось. Она снова стояла в кабинете, но уже в настоящем времени. Отец стоял рядом с таким мрачным видом, что ей стало не по себе. Он закрыл створки шкафа, и серебряное сияние исчезло за ними. У Оливии было столько вопросов… Она всегда думала, что её мама заболела чем-то неизлечимым, а потом умерла, но то, что она увидела сейчас… Это было нечто тёмное, страшное. И это было каким-то образом связано с Волдемортом. Ей хотелось услышать объяснение, и в то же время она боялась этого.
— Что это была за тетрадь? — спросила она наконец очень тихо, едва слышно. — Что произошло?
Отец тяжело вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Он медленно прошёл к столу и опустился на стул, его взгляд скользил по столешнице из тёмного дерева, избегая встречи с глазами дочери, как будто ему было стыдно.
— Этот дневник дал мне Тёмный Лорд, — произнёс он чуть дрожащим голосом. — Он приказал защитить его от кражи.
— Зачем? — спросила Оливия, хмурясь.
— Он не объяснил, — усмехнулся отец. — Я и сам не понимал, что такого важного в простой тетрадке, да к тому же пустой, но вопросов не задавал. Он сказал, что защита должна быть действенной и… мощной. Такой, чтобы вор понёс наказание, а тетрадь осталась в целости.
— И что же ты сделал? — уточнила Оливия, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Наложил на дневник довольно сильное проклятье. Очень тёмное, ужасное.
Лицо Кристиана исказила боль, глаза увлажнились. Он опустил голову и замолчал на какое-то время, пока Оливия пыталась переварить услышанное. Выходит, её мать погибла из-за отца… И из-за Тёмного Лорда. От этой информации стало труднее дышать.