— Зачем вам это? — спросила девушка, возобновляя разговор. — Анимагия — очень сложная вещь. Не каждый волшебник осмелится ей овладеть.

— Но мы смогли, — горделиво ответил Петтигрю. Кажется, его паника осталась где-то там, за пределами этого тоннеля. Здесь его настроение было чуть ли не весёлым. — Это была идея Сириуса. Или Джеймса, не помню точно. Нам надо было что-то делать с Лунатиком, как-то ему помочь, ну и вот. Оборотни ведь не нападают на животных, это показалось нам единственным возможным вариантом.

Оливия хмыкнула, поражаясь логике мальчишек. Единственный возможный вариант — освоить сложнейшее искусство трансфигурации на уровне, доступном не всякому взрослому волшебнику, не то что мелюзге вроде них. Сколько им тогда было? Лет тринадцать? Новость же о том, что всё это время Оливия общалась с оборотнем, пугала её до чёртиков. Поэтому она решительно отбрасывала все свои мысли на этот счёт в сторону, будто в этом не было ничего такого. Притворись, что всё нормально, и, возможно, твой мозг сам в это поверит.

— Как давно Ремус… Как давно он болеет? — спросила Оливия, стараясь держать голосовые связки под контролем, не позволяя голосу дрожать.

— Ну… — замялся Пит. Его глаза пристально следили за голубым лучом под его ногами. Он решался, стоит ли рассказывать всё Розье, или предоставить это другим, если те вообще сочтут нужным доверить ей эту информацию. Но потом всё-таки сказал: — С ним это с детства.

А потом он жадно зашептал, и каждое его слово эхом отражалось от каменных сводов тоннеля, перетекая в следующее, словно беспокойный ручеёк, бегущий по скалистому дну. Создавалось впечатление, что Петтигрю только и ждал, когда же его спросят об этом, ему не терпелось сбросить с плеч груз чужой тайны. Оливия молча слушала, совершенно растерявшись.

— В четыре года Лунатика укусил Фенрир Сивый, и когда ты упомянула его имя в разговоре, он просто свихнулся! Решил во что бы то ни стало найти его, встретиться. Это Сириус догадался. Мы должны были за ним присматривать, но сегодня всё пошло наперекосяк. Фенрир бродит где-то неподалёку от Хогсмида, это его вой мы все слышали. А Рем вообще с катушек слетел, как под гипнозом помчался на звук. Мы пытались ему помешать, потом его что-то сбило с толку, это оказалась ты. — Питер прервался, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, и продолжил. — Он отвлёкся на твой запах, человеческий. Но Сивый опять завыл, и Лунатика уже ничто не смогло удержать. Надеюсь, Сириус найдёт его прежде, чем он наделает глупостей…

Тирада Петтигрю закончилась, а Розье всё так же тупо таращилась перед собой, пытаясь собрать все клочки своих мыслей воедино. Всё, что она услышала, было настолько удивительно и настолько пугающе, было трудно поверить, что судьба могла так злобно усмехнуться над всеми ними. Фенрир Сивый… Кто бы знал, что именно этот оборотень сыграл свою кровожадную роль в жизни Ремуса Люпина и что именно Оливия соединит их снова, сама того не ведая. Она чувствовала свою вину перед другом. Но ещё больше её удивляло то, что внутри себя девушка не находила страха перед Ремусом.

Она знала его несколько лет. Он дарил ей шоколадки на праздники, одалживал свои конспекты по Древним рунам, когда Оливия не успевала записывать за профессором Бабблинг. Он любил тёплые растянутые свитера, потому что вечно мёрз. Его почерк был мелким и неровным, но всё равно оставался аккуратным, в записях всегда был порядок. Люпин любил музыку и иногда напевал себе под нос, Оливии нравилось, как у него получалось. Вместе они накурились на вечеринке и хохотали до слёз, это был первый подобный опыт в жизни Розье, и она ни капельки не жалела, что разделила его именно с этим человеком. Она его знала.

И она точно знала, что он отличался от того же пресловутого Фенрира, который даже в человеческом обличье гораздо больше походил на зверя. Но крохотная толика сомнений всё-таки возникла у Оливии, всколыхнула её изнутри. Да, она знала Ремуса Люпина. Знала ли она другую его сторону? Волчью… Что, если он делал ужасные вещи? Такие, о которых писали в газетах, а у тех, кто читал эти заметки, кровь стыла в жилах.

— Пит, — робко позвала Оливия, когда впереди уже маячил выход из тоннеля. — Рем кого-нибудь убивал?

Петтигрю замер, повернувшись к девушке лицом. На его лице застыло странное выражение, будто он впервые осознал, что его близкий друг вообще был способен на такое. Чисто физически.

— Нет, — отрезал он, замотав головой. — Никогда.

Оливия облегчённо выдохнула.

Когда они оказались в Больничном крыле, им пришлось разбудить мадам Помфри. Встрепенувшаяся женщина выбежала из своей комнатушки, тут же превращаясь в саму сосредоточенность. Она мигом сбросила с себя остатки сна, накинула поверх ночного платья рабочую мантию и стала раздавать команды кому и что делать, куда уложить Поттера, что подать. Помфри почти не задавала вопросов, и Оливия поняла, что женщина обо всём знает.

Питер убежал к директору, а Оливия осталась здесь, наблюдая за действиями школьной целительницы. Она хлопотала над Джеймсом, заботливо обрабатывая раны какими-то зельями, водила над ними палочкой, шёпотом проговаривая заклинания. Запахло бадьяном, но даже под его действием царапины не затягивались. Оливия помнила это ещё с третьего курса: следы, оставленные когтями оборотня, не заживают очень долго. Скорее всего, у Поттера останутся шрамы.

Теперь ей стало ясно, откуда они взялись у Люпина. Раньше он всегда отшучивался, если Оливия спрашивала об этом, вскоре ей надоело, и она перестала допытываться. Теперь вообще многое вставало на свои места. Почему каждый месяц Рем ходил бледнее мертвеца и куда стабильно пропадал на пару дней, пропуская уроки. Почему так странно реагировал на слова об оборотнях. И почему ребята прозвали его Лунатиком. А она то наивно полагала, что Ремус просто бродит во сне. Как же.

— Ну, я сделала всё, что могла, — сказала Помфри, отирая руки о подол платья. — Он проспится и будет как новенький.

Женщина отошла от Джеймса и принялась за Питера, который уже вернулся из кабинета Дамблдора. Альбус немедленно выслал Сириусу подмогу.

С Петтигрю был полный порядок, так что Помфри отпустила его с условием, что тот немедленно пойдёт в свою спальню и будет отсыпаться. Питер заверил её, что непременно так и сделает, уже через секунду он испарился.

Оливия не стала жаловаться на головную боль. Ей просто нужно прилечь и всё пройдёт. Помфри позволила ей остаться здесь, чтобы дождаться возвращения Сириуса и Рема.

— Позовёте меня, когда мистер Блэк вернётся с мистером Люпином. Надеюсь, с ними всё хорошо, — тихо проговорила мадам Помфри и скрылась в своей комнате.

Оливия присела на свободную кровать, ощущая, как наваливается усталость. Ей безумно хотелось коснуться больной головой подушки и тут же уснуть, но у неё вряд ли бы получилось. Страх за Сириуса холодной волной прокатывался по позвоночнику, заставляя девушку сжимать край простыни влажными пальцами. Ей всё представлялось, на что способен Фенрир, тем более в обличье волка, и её начинало тошнить. Тогда она прикрыла глаза и стала делать то, чего никогда не делала прежде — молиться.

У волшебников это было не принято, но Аделин рассказывала ей о религиях маглов и о разных богах, о том, как люди обращались к ним за помощью. Девушка понятия не имела, как это делается, поэтому просто повторяла про себя одно и то же: «Пусть с ним ничего не случится, пусть с ним ничего не случится». Она даже не была уверена, что это можно было назвать молитвой, но она сосредоточила всю свою внутреннюю силу на этом простом действии, представляя, как вместе со словами посылает импульсы куда-то в небеса. Её это немного успокаивало.

Она не заметила, как задремала. Её разбудил шум: торопливые шаги, беспокойные голоса. Оливия распахнула глаза, подскакивая с постели, и увидела, как какой-то человек поднёс Люпина к койке и уложил его туда. Человек повернулся в профиль, и Розье узнала в нём Чарли Ардента. Рядом с ним, сцепив руки в замок, стояла Макгонагалл. Помфри уже занималась Ремусом. Она придерживала его голову и вливала в приоткрытый рот содержимое ярко-оранжевого пузырька. Парень закашлялся, жидкость частично пролилась ему на подбородок.