Кора хрустнула под ножом, и, кусочек за кусочком, Пивси стал её отколупывать, пока не увидел, как двигается внутри что-то тёмное, мокрое и скользкое. Едва Пивси снова воткнул нож в дерево, как тот вдруг хрустнул, раскололся на части и разлетелся, едва не задев шею Пивси.

В лесу потемнело, а солнце скрылось куда-то, хотя минуту назад на небе не было ни облака. Ветер гонял по земле сухую траву. Пивси вздрогнул от повисшей прохлады, взглянул вверх и увидел, что небо всё такое же голубое, но в лесу будто бы наступила ночь.

Он сделал шаг назад и опустил взгляд. С дерева на него смотрел чёрный глаз, вылезший из-под коры наружу. Он уставился, и Пивси не мог двинуться, и даже закричать от страха он не мог. Дерево раздулось, задвигалась кора, будто водная гладь от ветра, и разверзлось на дереве огромное дупло. Оно загудело страшно и тяжело, и звук этот нарастал вместе с ураганом, пока не превратился в оглушительный крик, что уронил Пивси на землю. Поднялись из-под земли корни, и поползли к ногам, будто змеи. Ураган метал комья земли, листья и ветки, и Пивси завопил.

Чёрный корень коснулся ноги и стал оплетать её, а дерево склонилось, и повисло над Пивси огромное вопящее дупло. Внутри глаза родился жёлтый свет, пока не засиял, будто фонарь, освещая белое лицо Пивси, его руки, что старались отмахнуться от корней, и аргваллийского гостя, появившегося из ниоткуда.

Гость одной рукой схватил Пивси за шиворот и оттащил в сторону, оказавшись лицом к лицу с огромным дуплом. Пивси не слышал, что тот кричит. Он даже слов сейчас разобрать не смог бы. Лишь видел, как ураган сорвал капюшон с головы гостя, как ветер растрепал белоснежные волосы, и Пивси показалось, будто волосы эти светятся сами по себе.

Дупло вопило, росло и теперь висело огромной бездной над таким маленьким в сравнении с ним аргваллийским гостем. Тот достал нож, и полоснув им по ладони, схватил корень дерева.

– Первозданная кровь! – воскликнул человек.

– Его! – страшно закричало чудовище, и ещё ярче засветил глаз-фонарь. Оно отбросило руку беловолосого гостя, и Пивси увидел, как летит к нему чёрный корень, увидел, как обернулся гость, еле держась на ногах от урагана, и в глазах его стоял ужас.

Корень обхватил Пивси за горло и потащил, едва не ломая шею. Пивси не видел ничего, кроме белого человека, что стоял в оцепенении, и руки его дрожали, будто в лихорадке. Пивси поймал отчаянный взгляд, и аргвал вдруг поднял ладонь, на которой засияли белым светом буквы. Пивси не увидел, что там написано. Но он и так знал.

Гость дотянулся до жёлтого глаза и накрыл его светящейся ладонью.

– Умри. – сказал он.

Ствол хрустнул. Дерево накренилось в сторону гостя, что так и не отнимал ладони от горящего глаза. Ещё немного – и оно упадёт прямо на него, но гость стоял, не двигаясь, пока не отдёрнул руку, будто обожгло его, и тогда глаз потух, а на его поверхности образовалась густая чёрная капля.

Корень, державший Пивси, лопнул и рассыпался. Пивси шумно заглотнул воздух и закашлялся, схватившись за горло.

Дерево так и не упало. Оно накренилось, иссохшееся, и лишь чёрная капля, что так и не могла сорваться с мёртвого глаза, висела почти у самой головы гостя.

Тот опустился на землю, тихо застонав, и прижал руки к груди. Пивси понял, как тому больно. В лесу посветлело. Среди зелени, травы и солнца, лишь сухое дерево с застывшим в вопле дуплом говорило о том, что здесь произошло что-то страшное.

Пивси поднялся на локтях и пополз в сторону гостя. Тот сидел на траве к нему спиной, и солнце освещало белоснежные волосы.

– Не знал я, клянусь, не знал! – закричал Пивси. – Если б сказал мне владыка Кастари, с кем пойду я, да я б ни на шаг от вас, ни на шаг! Ничего бы не было!

Гость махнул окровавленной ладонью, призывая Пивси замолчать. Пивси поднялся и, шатаясь, подошёл и сел рядом.

Аргвал был совсем белый, а руки – одна в крови, другая в ожогах – лежали на коленях. Он то и дело содрогался, не в силах управлять своим телом. Вдруг он поднял на Пивси зелёные глаза, полные влаги.

– История тебе наша известна? – тихо спросил он. – Знаешь, кто в деревьях живёт?

– Да ясное оно дело, знаю! – зло сказал Пивси, ненавидя себя в это мгновение. – Древен, пёс его дери! Не было их здесь давно, хоть целый лес обыщи – пустые деревья! Нет в Гаавуне древенов!

Гость отвёл взгляд.

– Ты так разгневал его, что он даже не принял мою кровь. Я убил его. Понимаешь?

– Простите меня, простите! – горячо воскликнул Пивси. – Да и пёс с ним! Меньше их – тем лучше!

В глазах гостя Пивси вдруг увидел гнев. Тот поднялся, стараясь не касаться ничего руками, наклонился, и капюшон соскользнул ему на голову.

– Древены старее всех родов! Всех людей. – сказал он. – Они здесь с самого начала, Пивси. Только я могу забрать жизнь древена, но именно поэтому я поклялся себе никогда этого не делать. На самой заре Триады древены были нашей семьёй. Нашими родными. Даже сейчас они не тронут никого без обиды. Хотя и без неё есть им, за что гневаться на род человека.

– И что теперь с вашей клятвой? – спросил Пивси.

Гость вопрошающе взглянул на него.

– Ну да, да… – простонал Пивси. – Простите. Я вас подвёл. И владыку Кастари подвёл.

Гость был без сил и еле стоял на ногах. Он держал руки на весу и, стоило пальцам случайно пошевелиться, вздрагивал от боли.

– В кармане плаща пузырёк. – сказал гость. – Достань его и вылей.

Пивси подскочил, чтобы скорее исполнить просьбу.

– Всему есть цена, Пивси. Цена убийства древена, что был во гневе, велика. Вон та капля, которая висит на дереве – чёрная желчь. Живое существо, которое коснётся её, будет навсегда проклято. Это – гнев древена. И он не должен достаться никому.

– Не достанется! – горячо ответил Пивси. – Мы сейчас к берегу спустимся да выльем ее.

Гость чуть не подскочил.

– Нет! – воскликнул он. – Она найдёт живое, и тогда – быть беде. Только разумное существо может подчинить себе чёрную желчь и научиться с ней жить. А если встретится она с неразумным…

– Понял. – сказал Пивси. – Глуп я, простите.

– Цена твоей невежественности так же велика. Чтоб не забывал ты о смерти, что я причинил по твоей вине, ты будешь хранить чёрную желчь. И будут хранить её твои дети и их дети. Потому что некуда ей деться. Быть ей здесь вечно.

Пивси застыл с пузырьком в руке, и уже открыл рот, чтоб умолять господина этого не делать.

– Я закончил. – строго сказал гость. – Собери желчь и догоняй меня. И ещё. Орвель предупредил, что меня здесь не было?

Нет такого человека, который бы, попав на Эллатос, не заехал в Гаавун. Латосы гордо зовут его второй столицей. Есть там, на что посмотреть. Славится он лучшими купеческими лавками и диковинными товарами. И кто там только не встречается! Все, кого только можно увидеть на землях Триады помимо коренных её жителей – златовласых латосов, светло и тёмно-русых аргвалов и черноволосых дежей – стекаются в этот город: и синеволосые диллы, изворотливые и шустрые, будто ящерицы; и пришедшие с гор тальды-отшельники, чьи волосы горят пурпуром; и даже грозные сатдуны время от времени появляются в этом гостеприимном городке на берегу моря, и смотрят косо на любого, чей цвет волос не алый, а переговариваются меж собой только на сатдини – резком, жёстком языке – а с другими не говорят вовсе.

Раз в половину Эгары Гаавун, и без того суетливый и деловой, начинает бурлить, словно кипящее молоко в котле. Приходят корабли Аргваллиса, с которых сходят аргвалы-торговцы и знать, и прилетают летоходы Деджи, откуда появляются гордецы-дежи – высокие черноволосые люди-триадцы, что давно закрепили за своим родом чёрный цвет волос, а потому считают, что достойны звания отдельного народа. Приходят парусники сатдунов, лодки тальдов и диллов – и тогда порт у маяка Вериханы ломится от приезжих, а на причалах только и успевают, что привязывать корабли, и работают до самой ночи.