– Эх и счастье б тебе было, если бы не так.

– И то правда. – сказала Джерис, поднимаясь.

– Камешек-то верни. – сказал Таррель, приподнимаясь на локтях.

– И не брала даже.

Таррель проверил карман и успокоился. Он боялся двинуть ногами и обнаружить, что не может идти, но, к его удивлению, он лишь порвал штаны на коленях.

– Не может быть такого. – пробормотал Таррель и проверил все кости. – Подох я, наверное.

Ни капли боли, будто приземлился он на мягкую перину, хотя чувствовал под собой холодный каменный пол. Таррель коснулся его пальцами. Пол был гладким, как отполированный металл. Таррель вскинул голову.

– О, небо! – воскликнул он.

Всё вокруг покрывало серебро. Серебро сверкало над головой, серебро сверкало на полу, точно зеркало, серебро сверкало из самых дальних углов подземелья, куда уходили дюжины колонн, поддерживающих свод – ровных и кривых, гладких и шершавых, тонких, как стебель цветка, и толстых, как самое старое дерево. Двинешься – и двигается вместо с тобой серебряное царство, рождая блики в тёмной глубине.

Всё облили серебром, да так оно и застыло, и отполировали его ледяные одеяния, что кружились в вихре и, набрав небывалую скорость, вырывались когда-то наружу через шестиугольные дыры вместе со страшной песней и ветром. Подземелье громко кричало о том, какое величие раньше касалось этих стен. Точно пожар сначала растопил металл, а затем невиданный холод тут же сковал его так быстро, что оставил на поверхности рябь, рождённую бурей.

– Это место не для нас. – прошептал Таррель. – Мне кажется, будто они смотрят на нас из-за колонн.

– Не будь таким трусом, Таррель. – сказала появившаяся рядом Джерис. – Давай, говори. Или хочешь, чтоб я сказала?

Таррель замерзал, и его клонило в сон. Дыхание тут же застывало инеем на ресницах, и моргать становилось всё тяжелее.

– Подожди. – остановил он Джерис, едва раскрывшую рот.

Таррель поднялся и приложил палец к губам. В подземелье стояла такая тишина, что на мгновение ему показалось, будто он лишился слуха. Сквозь дыру в своде на серебряный пол медленно опускались снежинки. И так они кружились в луче света, что их отражения сверкали повсюду.

– Джерис. Ещё не поздно уйти назад. – сказал Таррель.

– Так иди!

– Я о тебе.

– Чего это так беспокоиться обо мне стал? – спросила Джерис, уперев руки в бока. Таррелю подумалось, что очень она похожа сейчас на тётку Кафизель.

– Что значит "стал"?

Джерис уселась на полу и укуталась в плащ.

– Садись и начинай. – холодно сказала она.

Таррель вдруг вспомнил Пивси. Как страшно тому было говорить древний стих, и как пот выступил на его старческом лбу.

– Ну хорошо. – сказал Таррель и сел напротив Джерис.

Кристалл тускло сверкал в руках. Такой скромный и тихий. Ничто не могло сказать о том, что два дня назад он сжёг целый дом и погубил десятки веселящихся латосов.

– А потом топни ногой – и окажешься на Дедже. – сказала Джерис, кисло улыбнувшись.

– Можно и в ладоши хлопнуть. Думаю, тоже сойдёт. – усмехнулся Таррель.

Таррель закрыл глаза и медленно произнёс стих. Тишина. Ни единого звука не раздалось в глубине подземелья. Он открыл глаза и увидел, что Джерис зажмурилась и сжалась всем телом.

– Я что-то не так сказал? – пробормотал Таррель и покрутил в руке кристалл.

– Тьфу ты, Таррель, дай сюда! Голос твой хриплый, ни одного слова не разберёшь! Научись разговаривать сначала.

– А ну руки убери!

Таррель вскочил и зашагал по подземелью.

– Думаешь, от того, что ты мечешься, что-то изменится? – крикнула ему вслед Джерис.

– Что-то не то. Что-то здесь не то. – бормотал Таррель. – Что-то я упустил. Что-то очевидное.

Он встал, как вкопанный, в тёмном углу, и повторил слова. Ничего.

– Неужто ошибся?

Таррель задрожал, и его взгляд заметался из стороны в сторону.

Колонны обступили его со всех сторон, отражая далёкий свет. Таррель двинулся, и увидел в отражении себя. Двинулся – опять он повсюду. Сотни Таррелей обступили его со всех сторон и смотрели страшными глазами. Они улыбались, смеясь над его глупостью и отчаянием, и сверкали озорными глазами из-под прядей волос, ставших вдруг вместо чёрных серебряными.

– Таррель! – раздался голос Джерис. – Иди сюда!

– …откроет в недра путь сиреневый хрусталь. Сиреневый хрусталь. Разве не хрусталь? – Таррель посмотрел кристалл на свету. – Не сиреневый разве?

Ему вдруг начали чудиться другие цвета. Повернёшь – голубой, ещё раз – розовый, потом серый, болотный, серебряный, красный. Чёрным уже он стал, но только не сиреневым! Будто и не прозрачный он вовсе, это словно кусок серебра, которого здесь по самое горло, а он держит его, будто спасательный якорь, который остановит корабль посреди бушующего моря.

– Таррель!

Стены, колонны и свод заходили ходуном, и вибрация мерно гудела, заставляя всё вокруг расплыться в движении. Она всё сильнее и сильнее, уже превращается в гул, шум урагана, который нельзя остановить. Таррель зашвырнул кристалл туда, откуда шёл свет и, закрыв уши руками, опустился на землю.

– Таррель, я нашла!

Кристалл отскочил от одной колонны, от другой, от третьей, от четвёртой, и они загудели разными голосами, точно струны: толстые ревели, как звери, а тонкие пищали так высоко, как если бы сотни комаров запели хором в уши. Треск раздался в подземелье, и серебро испещрили нити расколов.

Рядом с Таррелем колонна пошла трещинами. Одна из них становилась всё шире и шире, деля колонну пополам, и из этого раскола появилась окаменевшая белая рука. Из темноты на Тарреля глядел мертвец с серебряными глазами и ртом, застывшем в крике ужаса.

– Ты что наделал? – закричала Джерис где-то рядом.

Таррель дёрнулся в сторону и двинулся на голос, не открывая глаз. Свод вот-вот был готов обрушиться на его голову. И тогда он услышал Джерис снова.

– Здесь шесть основ сойдутся воедино…

Таррель поглядел по сторонам, и страшная догадка заставила его сердце сжаться. Самые толстые колонны, самое блестящее серебро покрывает их, отполированное сотней ледяных одежд, а остальные – лишь могилы тех, кто рискнул прийти сюда без камня арралаков, обрекая себя на смерть: люди, животные, насекомые – все они остались в заточении Врат, что стоят на шести колоннах, а в их центре… в их центре стоит Джерисель Фенгари.

– Джерис, нет! – завопил Таррель.

Голос Джерис звучал страшным холодом в подземелье.

– Здесь серебро блестит, как кованая сталь!

Таррель, закрывая лицо от летящих осколков серебра, полз к Джерис.

– Джерис, стой! Забери меня! – кричал он, но его не слышали. Кричит ли он в самом деле или шепчет?

– Настал сей час исполнить долг неумолимый…

Тяжёлое дыхание Джерис было где-то совсем рядом, но свод рушился с оглушительным грохотом, возводя между ней и Таррелем непроходимую преграду. Арнэ полз по осколкам, раня руки и ноги, и вдруг ухватился за плащ Джерис.

– Откроет в недра путь сиреневый хрусталь. – сказала Джерис и подземелье завыло. Закричало оно голосами разными, точно все люди, звери, океаны и горы разом завыли вместе с ним, и шум всей Триады – каждый её разговор, каждый смех и крик, каждая песня, каждый плеск волн и грохот грома в далёких горах – решили быть сейчас здесь услышанными.

Таррель мог поклясться, что его тело в этот момент сжалось до размеров самой маленькой песчинки, и скорость завертевшейся бури разорвала его в клочья.

Синяя Дубрава ещё спала, когда тишину нарушил неспешный топот копыт, и из темноты выехали семь укутанных с головами всадников. Первый из них, самый высокий и плечистый, ехал верхом на настоящей лошади, а остальные – чуть поодаль, и погоняли стройных рыжих ланоков, копытца которых, казалось, вовсе не создавали шума, в отличие от чёрного жеребца. Рассвет никак не занимался.

– Торопите своих тварей. Господин нас ждал ещё вчера. – сказал человек на лошади.