Как только слабый лучик света попал внутрь короба, зверёк оживился. Расправив короткие лапки, он зашлёпал внутри короба, но тут же врезался в угол. Помотав головой, он побежал в другую сторону и опять встретил носом стенку. Жалобный писк раздался из короба. Ползая внутри, словно крот, детрел собирал все углы, не поднимая головы наверх. Таррель захлопнул короб.

– Да уж, не повезло, бедняге. – посочувствовал Пивси. – Видимо, уродился таков.

– Да никто б не взял его. И так зверь новый. Не знают, чего ждать от них, а этот – вообще калека. Товар есть товар, кому с изъяном нужен? И как я не углядел! – со злостью сказал Арнэ. – Подсунула мне, старуха паршивая.

– Так себе оставь.

– Зачем? Этой твари глаз нужен. Один подохнет, и дня не пройдет. Утоплю.

– Ну если так, то правда твоя. – вздохнул старик.

Вернулся Таака с большой кружкой в руках. Высоко поднявшаяся пена стекала по его рукавам.

– Чего понадобится – спуститесь, скажете.

– Спасибо, Таака. – сказал Пивси.

Старик и Таррель опять остались одни.

– Устал я сегодня. – сказал Таррель, отстёгивая плащ и оставаясь в легкой рубахе.

Пивси улыбнулся и прихлебнул напиток.

– Ну, у тебя вся жизнь на ногах, кажись, с младенчества. Я, чего таить, думаю порой, что ты и глаз не смыкаешь никогда, ко сну не приучен.

Арнэ рассмеялся.

– Бывает и так, что не смыкаю. Сон как рукой снимает, когда зад свой спасать приходится.

– Эх, рисковый ты всё-таки! – хлопнул себя Пивси по колену. – И ведь ни разу не бывало, чтоб хвост за собой в город притащил. Как так ловко у тебя получается?

– Это ловко только в Гаавуне получается. – вздохнул Арнэ. – Не везде мне теперь спокойно проход дают.

– А, тесно тебе на Эллатосе становится, широкая ты душа. А помнишь, когда ещё мальчишкой тебя на руках носил к океану, ты говорил, что эти берега никогда не обойти, настолько они большие – и жизни не хватит. А теперь, глядишь, и всей земли мало окажется.

– Мало не мало, а не держит меня Гаавун, Пивси. Хотя, бывает, и скучаю по нашему океану и холмам.

– А ты хоть через сотню Эгар приди – здесь всё по-старому будет, Арнэ. Старик Пивси всегда тебя ждать будет. И Касель тоже. Такой щенок еще маленький, а уже привязался к тебе. Видал, как он обрадовался, когда тебя увидел?

– Не всегда мне в Гаавуне быть. – покачал головой Арнэ. – Да и Каселю никто деда не заменит. А ведь ты ему заменил отца.

Пивси тут же помрачнел.

– Был бы отец. Если б не решил он, как мой дед, рыбаком стать.

– Пивси, не надо. Не вспоминай. – резко прервал его Таррель. Старик несколькими глотками опустошил половину кружки.

– И что его так океан этот манил? Это дед мой, мира ему в небесах, рыбаком был по судьбе, еще в младенчестве знал, с чем жизнь свою свяжет крепким узлом! И прожил же её – большую, светлую! А этого, дурного, понесло туда же, вот и оставил сына своего, Каселя, беднягу, ещё в животе мамкином!

Слеза скатилась со щеки старика и упала на дно опустевшего стакана.

– Чувствую я, темнота надвинулась на род наш. – сказал Пивси. – Долгожительство, гордость семьи уходит. Да куда там уходит, ушло уже! Вместе с сыном моим непутёвым. Скоро, видимо, и мне на тот свет взглянуть придётся.

– Эй, Пивси, папаша, чего ты? Пиво в голову ударило? – сказал Таррель. – Чего прошло – того не вернуть. Сын твой человеком хорошим был, я к нему относился, как к отцу. Не будем о нём со слезами вспоминать. Лучше посмотри на Каселя – ведь они как две капли воды! – и радуйся тому, что видишь в мальчишке продолжение его отца.

Пивси немного успокоился.

– Прав ты, Арнэ, мальчик мой. Я теперь, так сказать, сторож рода! Ни к чему Каселю такой дед, раскисший да оскотинившийся. – и, помолчав, добавил: – Да только вот сейчас на мне, старике, вся семья висит. Невестка с утра до ночи руки свои в прачечной натирает, ни сына, ни солнца не видит, а на дочке дом весь. Боится за мальчуганом не уследить, а как Бонкель утонул – так и сказала: либо он с тобой теперь будет, либо мы все разума лишимся, если с ним что-нибудь случится. Он у нас мальчуган шустрый, не покарай Звезда, и его душу к океану потянет. Так что, теперь Касель всегда со мной. А на Баник его все знают, с удовольствием приглядят, если попрошу.

– Что же невестка-то работает? – спросил Арнэ. – Неужели не хватает вам твоего пожилого жалованья?

Старик махнул рукой и скривил лицо. Арнэ покачал головой.

– Что ж не сказал ничего, а, старик? Я помочь тебе всегда готовый.

– Не волнуйся, Арнэ. – ответил Пивси. – Крутиться будем – да выкрутимся!

И помолчав, сказал:

– Верю я, что в душе твоей прячется добрый и чуткий парень. Спасибо, что помощь старику предлагаешь. Да только не дурень я. Понимаю, что не за тем ты меня сюда позвал, чтоб о тяготах моих слушать да ардумы предлагать.

Только Таррель открыл рот, чтоб возразить, Пивси его перебил.

– Арнэ, мальчик мой, у тебя вся жизнь впереди ещё. Я тебе помогу, чем смогу, особенно, если что из моей головы понадобится. Пусть хоть кому-то хорошо будет, пускай это и такой бедокур, как ты.

Таррель нахмурился.

– Я сейчас. – сказал он и, накинув плащ, спустился вниз. Пивси даже не успел соскучиться, разглядывая узоры на разноцветных стёклах, как Таррель вернулся с новой кружкой и поставил ее перед стариком.

– Спасибо. – удивлённо сказал Пивси и с удовольствием прихлебнул. Пена осталась на его густой русой бороде. Арнэ пристально посмотрел на старика и сказал, не отрывая взгляда:

– Пивси, я хочу, чтоб ты ещё раз рассказал то, что рассказывал мне о Вратах арралаков.

Глаза Тарреля загорелись огнем, какой среди латосов и не встретишь. И без того чёрные глаза теперь стали похожи на два омута, затягивающие всё вокруг внутрь себя. Пивси показалось, что где-то в глубине этого омута он увидел безумие. А может быть, ему просто показалось. Пивси очнулся от зловещего очарования.

– Вижу по тебе, Арнэ, что не просто так ты интересуешься. – спросил Пивси с дрожью в голосе. – Ты… собрался туда, да?

Солнце опускалось всё ниже, и свет уже почти не проникал в зал. Отблески умирающих в камине углей сверкали в глазах Тарреля, а Пивси казалось, что он видит в них целый пожар.

– Никогда не думал, что эти пустые россказни тебя настолько займут! – попытался отречься от своих слов Пивси, а у самого уже пот на лбу выступил, и стало ему жутко не по себе. Настойчивость и угрюмость, вдруг появившаяся в Тарреле, не на шутку испугала его.

– Нет, Пивси, старик, зачем ты обманываешь меня? Я же не меньше твоего знаю, что место это существует, и уже давно. И ходят туда, как на поклон, люди жадные и алчные и возвращаются ни с чем, если и вовсе возвращаются! – вначале голос Арнэ звучал нарочито спокойно, но потом на Тарреля будто нашло что-то. Последние слова его прозвучали дерзко и злобно.

– Разве не за тем же ты туда так торопишься, сынок? – почти закричал Пивси. – За серебро жизнь свою там положить?

Таррель вздохнул с раздражением.

– Что так пугает тебя, Пивси? Я ничего не прошу, только слов твоих. Если что случится – не на твоей совести это будет. Я тысячу раз мог кончить плохо, однако, как видишь, я сижу здесь перед тобой, живой и невредимый! – с издёвкой произнёс он.

Пивси совсем растерялся. Никогда ещё ему не было так тревожно, и не понимал он, то ли Корволат его тревожит, то ли сам Таррель.

– Хорошо… хорошо. – пробормотал старик и вытер выступившие на лбу капли холодного пота. – Да только кажется мне, что и сам ты все знаешь не хуже моего.

Таррель упорно молчал, ожидая, когда Пивси наконец-то соберётся с мыслями. Тому же было так неловко, словно предстояло сделать что-то постыдное. Старческие пальцы дрожа скользили по стеклянной кружке.

– Я, когда рассказывал, тебе, вроде, и пятнадцати Эгар не было… Да? Мне эту историю ещё давным-давно рассказывал дед, а моему деду – его дед. Предание древнее, если вообще это не слухи и домыслы. Я и сам тебе не могу сказать, было ли то взаправду, или это место какими-то другими тёмными духами запечатано… или зверьём каким.