Очередной день наступил для жителей Грандора. Однако каждый видел этот день по-разному. Для одного над небом взошел огромный медный диск, заливающий ослепительным светом позолоченные крыши домов. Для другого же солнце было кроваво-красным, источающим темный свет на городские руины. Такое разное мировосприятие было возможно благодаря имплантированным в мозг каждого грандорца имплантам и глобальной ноосфере, связывающей воедино сотни разумов. Каждый человек здесь существовал в коконе из собственных мыслей и представлений о реальности. Он видел мир таким, каким хотел видеть. Задачей же ноосферы было разрешать конфликты между виденьями разных людей. Итоговый образ мира формировался из представлений всех разумов и был весьма хаотичным, однако в то же время не был лишен своего едва уловимого шарма.

Молодой электрик Стем Ворхал неторопливо шел к месту работы. На самом деле молодым его можно было назвать с очень большой натяжкой. Однако именно таким был голообраз, который он транслировал окружающим. Они должны были видеть красивого статного парня в самом расцвете сил. Разумеется, у каждого человека этот образ немного отличался в зависимости от индивидуальных представлений о прекрасном. Стем был не одинок в своем стремлении выделиться. Вокруг него шли толпы безумно красивых людей, а по общему информационному потоку на Ворхала сыпались вереницы статусов, которые пожелали навесить на себя все эти прекрасные люди. Многие статусы были даже подтверждены цифровой подписью, что доказывало престиж их обладателей. Стему стало даже немного неловко идти в толпе, не имея возможности похвастаться собственными достижениями. Он всего лишь влачил жизнь простого электрика и изо дня в день выполнял не самую сложную рутинную работу.

По дороге Стема как обычно осыпало градом рекламных блоков, сгенерированных согласно анализу его личного профиля. Недавно ему захотелось обновить дизайн в своей квартире, и с тех пор на него не переставая сваливались предложения о покупке новых визуальных образов для своей мебели. Причем все эти улучшения смогут увидеть и другие люди. Так Ворхал смог бы поднять свой статус, чего, откровенно говоря, ему давно хотелось. Но до следующей зарплаты оставалось еще больше двух недель, так что пока ему стоило поумерить свои аппетиты. В какой-то момент Стему даже захотелось и вовсе переключиться на приватный информационный поток, чтобы не видеть всех этих баннеров, висящих в воздухе. Но он не стал этого делать, так как в приватном потоке чувствовал себя невероятно одиноким. А еще и окружающие начинали косо смотреть на человека, пожелавшего закрыться от ноосферы.

Когда Ворхалу оставалось совсем чуть-чуть, по картине мира вокруг него прошла какая-то неприятная рябь. Стем тряхнул головой, но искажение не исчезло. Наоборот, помех и шумов стало только лишь больше. Он попробовал все-таки переключиться на личный поток, но это не помогло. Мир вокруг приобрел более приятные Стему очертания, однако в остальном все осталось прежним.

– Неужели сбой оптических имплантов? – пробормотал Ворхал. – Только этого мне не хватало. У меня нет свободных денег на ремонт аугметики!

Сказав это, Стем тревожно оглянулся вокруг, после чего облегченно выдохнул. К счастью, он произнес эти слова, находясь в личном потоке. Окружающие не должны были услышать ничего из того, что он только что сказал. Нельзя было допустить, чтобы они подумали, будто он беден. Ведь тогда придется полностью менять свой аватар и перерегистрироваться в системе. А на это у Ворхала уж точно не наберется средств.

Решив попытаться доработать до конца дня в таком состоянии, он уже было пошел дальше, как вдруг увидел нечто невероятно жуткое. Это… это определенно было тем, что Стем не должен был никогда увидеть в своей жизни. Прямо возле него лежало человеческое тело. Точнее, изорванное в клочья человеческое тело. Ворхал пытался накладывать всевозможные фильтры с помощью своей программной оболочки, но труп не исчезал. На периферии зрения появилось уведомление, что у него подскочили давление и пульс. Но это было не самым страшным. Самым худшим был ужас, охвативший неподготовленный разум Стема. Всю жизнь он провел в пределах собственного рафинированного мира, в котором не было места страху и сомнениям. Любые вещи, что могли бы показаться Ворхалу нежелательными, старательно цензурировались специальной системой, запущенной на его интегрированном доп. процессоре. Но, по какой-то причине, сейчас программа цензуры ни в какую не желала работать по назначению. В отчаянии Стем пронзительно закричал и рухнул на землю. Его крик должен был быть слышен на всю улицу, однако люди рядом шли так, будто бы ничего не случилось. Неудивительно, Ворхал находился в приватном потоке, а значит, для всех остальных он все равно что не существовал. Глядя на безразличие прохожих вокруг, Стем чувствовал, как трескаются хрупкие стенки его разума. Он судорожно пытался переключиться на общий поток, однако и тут его поджидала неудача. Наконец, программная оболочка поддалась под напором внешнего вмешательства, и Стема насильно перевели в административный поток. Похоже, сработали аварийные протоколы городской системы безопасности, когда та зафиксировала аномальную нейронную активность. Департамент защиты получил удаленный доступ к оболочке Ворхала, и оператор на другой стороне стал один за другим отключать потенциальных возбудителей. Сначала у Стема пропал слух, затем, к его великому облегчению, отключилось зрение. Так продолжалось, пока у Ворхала не пропали все органы чувств, а после его отключили от всех потоков передачи данных. Стем остался в полной пустоте, в заложниках у собственного тела. Возможно, впервые за всю жизнь он остался наедине со своим настоящим внутренним миром, и в этом мире не было абсолютно ничего.

– Детектив Болдуин, мы зафиксировали еще один случай внезапного психоза! – доложил блюститель Аткинс. – Это уже пятый случай за сегодня.

– Вы забрали у жертвы логи и показания телеметрии? – спросил детектив.

– Конечно. Данные уже переданы аналитикам. Какие будут ваши распоряжения? – спросил в ответ Аткинс.

– Выезжаем на место происшествия, что же еще. Я отправлюсь вместе с вами. Пять случаев за день не могут быть совпадением. Мы столкнулись с чем-то по-настоящему серьезным.

– Стоит ли нам уведомить шефа? – задал еще один вопрос блюститель.

Болдуин ненадолго задумался:

– Пожалуй, стоит. Ему уже пора начинать готовить официальное обращение от лица Департамента защиты. А еще придется как-то прокомментировать ситуацию перед общественностью. У шефа будет много работы сегодня.

– У нас тоже, – вздохнул Аткинс.

Вдвоем они направились на выход из главного штаба департамента. У обоих оперативников, как и у всех грандорцев, были свои собственные оболочки, и здание штаба каждый видел по-разному. Аткинса окружал сияющий дворец правосудия, источающий свет и справедливость. Молодой блюститель считал, что стоять на страже закона это его призвание. А еще он хотел быть героем в глазах общества. Это отразилось и на его голоообразе. Окружающие, глядя на него, действительно видели перед собой героического человека. Взгляд же детектива Болдуина на мир был более приземленным. В его глазах здание департамента было массивным и серым, состоящим из множества одинаковых квадратных помещений. В целом, таким оно было и в реальности. Болдуин лишь слегка подправил те элементы, которые раздражали его глаз сильнее прочего. Похожего подхода детектив придерживался и по жизни. Он старался минимально искажать окружающую его реальность, исправляя только то, что казалось ему уж совсем уродливыми. В каком-то смысле, он был одним из немногих людей на Грандоре, смотревших на мир относительно трезво.

Вместе с Аткинсом детектив направился на место происшествия. Оба оперативника переключились на административный поток, чтобы получить доступ к информационной изнанке города. Теперь они могли увидеть каждый блок данных, циркулирующий по инфраструктуре города. Им не составило труда найти источник психоза, всего лишь требовалось идти по следу из аварийных уведомлений. Вскоре они нашли человека, неподвижно сидевшего на земле. Рядом с ним лежало нечто, что Аткинсу еще ни разу не доводилось видеть. Это был труп человека. Блюститель поспешил скрыть мертвое тело фильтрами, пока не начал падать индекс его психической стабильности. Болдуин же отнесся к трупу гораздо спокойнее.