– Ну что, очнулась? Так это правда, что вам на голову свалился плафон?

– Правда.

– Я даю вам направление в травматологию. У вас сотрясение мозга!

– Да нет у меня сотрясения! Простой испуг.

– А почему вы так решили?

– Нет головокружения. Нет тошноты. Разве это мало?

– Я работаю врачом не первый год. И вижу, что у вас легкое сотрясение. Не спорьте со мной.

– Я не могу лежать, не могу! У меня один дома остался маленький ребенок.

– Мы сообщим родственникам, его заберут. Моё лицо мрачнеет.

– Увы, мои родные остались в зоне оккупации. Мы в этом городе одни, ребёнка не с кем оставить! Я категорически отказываюсь от госпитализации.

– Конечно, это ваше право! – Покачал головой врач, хмуря брови. – Но вы все таки подойдите к участковому травматологу. Возьмите больничный лист. Я прислушалась к его совету, и взяла больничный лист. Но покоя у меня не было. Мне пришлось заполнить кучу объяснительных и прочей макулатуры, мысленно проклиная плафон. И того слесаря, который не смог хорошо зажать крепления. Но почему этот плафон свалился именно на мою голову! Ведь хватало вокруг других контроллёров, и пассажиров. Бывают же такие роковые случайности!

На этот раз наша бригада проверяла 12 троллейбусный маршрут. Мы кучкой стояли недалеко от остановки. Как раз напротив железнодорожного вокзала. Начиналась ранняя осень. Журавли косым клином потянулись на юг. Услышав их короткий, прощальный крик, поднимаю голову и с тоской вздыхаю. Вот незадача, глупые птицы могут летать, куда только пожелают! А я, разумный человек, только могу смотреть на них, и жутко завидовать. Ну почему я не птица! Так вот раскрыла крылья, и полетела. Хоть в Париж, хоть, а Рим, хоть в Берлин или Варшаву! Но, увы, пока не могу. Я человек, а не маленькая птица. Да, увы, человек. Для которого придумали границы, таможню, паспорта и прочую ерунду, на которую способны люди, чтобы ограничить свою свободу. Подъехал троллейбус. Мой напарник толкнул меня в бок:

– Эй, мечтатель! Опустись на землю! Пора за работу!

– Угу! – Сердито буркнула, заходя в салон. Сказка для меня закончилась. Увы, начиналась жестокая проза жизни. Приступили к проверке салона. Билеты, удостоверения, справки замелькали, как в калейдоскопе. Среди пассажиров изредка попадались «зайцы». Но люди были здесь вежливые. Поэтому проплачивали штрафы спокойно, без воплей, истерик и проклятий. Это ведь не Троещина, где каждый раз бригаду ждал сюрприз. В большинстве случаев неприятный. Казалось, работа шла гладко. Но.… Как всегда, внезапно с течение жизни вмешался его величество случай. Как говориться, неисповедимы пути Господни! Я уже готовилась на выход. Спокойно стояла, держась за поручень, в ожидании остановки. Внезапно водитель нажал на педаль тормоза, и ощутила такой сильный рывок, что мои пальцы разжались, отпуская спасительный поручень. Так, пролетев несколько метров, успела подумать: « я что, лечу, как птичка?». А потом со всего размаха ударилась затылком и спиной об кабинку водителя. Для меня наступила ночь. Очнулась от резкого запаха нашатырного спирта. Надо мной склонился фельдшер «неотложки». Напарник подал руку. Кряхтя и охая на все лады, оперлась на руку помощи, с трудом встав на ноги. Голова кружилась, жутко тошнило. В ушах звенело, точно трезвонил старый будильник. В глазах все двоилось и кружилось в жутком, диком хороводе. «Пипец! У меня настоящее сотрясение мозга!». – Испуганно подумала, ощупывая руки и ноги. Ну, тут, слава Богу, все было целое, не сломанное. Водитель, бледный, испуганный, вытерев потный лоб, начал кричать:

– Елки-палки, да для кого только придумали поручни? Что, силёнок не хватило, трудно держаться покрепче? Тут обида захлёстывает душу горячей волной. Я кричу водителю, можно сказать, почти в лицо:

– Да не орите на меня! Я не глухая. Держалась за поручни я! Держалась! Торможение было слишком резким. Я не виновата, что меня оторвало от поручня, и понесло по салону.

– Я тоже не виноват! Это тут один придурок меня подрезал. Пришлось применить экстренно торможение.

– Хватит спорить! Собирайтесь, поедем в приемный покой! – Тоном, не терпящим возражений, заявил врач.

– Нет, это совершенно исключено! У меня дома остался ребенок. Один. Я не могу никуда ехать, мне не с кем оставить дочку.

– Но послушайте, у вас все признаки сотрясения! – Не отступал врач. Я мысленно представила, что мне придется лежать в городской больнице. В душной палате, пропитанной хлоркой и человеческой болью и страданиями. Слушать чужой стон и храп ночью, и бродить в поисках тишины по длинному больничному коридору.

– Нет, это исключено. Я подпишу все, что нужно, любые бумаги. Но от госпитализации категорически отказываюсь! У меня два выходных, а там праздники. Возьму пару отгулов, и отлежусь дома. А дома, как говорится, и стены вылечат! Врач и фельдшер, растерянно переглянувшись, вышли из салона. Позвонил бригадир. Он был в курсе событий. Приказ короткий, но ясный.

– Идите домой, отлежитесь! Я не стала сопротивляться. Голова кружилась, сильно тошнило.

Дорога была не долгой, метро оказалось почти рядом. Прямая ветка, не нужно делать пересадок. Только дома рассмотрела свою спину. Она была фиолетовая, можно сказать, сплошной синяк. Да, мне крупно повезло, что ребра целые! – Подумала, осторожно прощупывая упитанные бока. Жировая прослойка спасла рёбра. Слава Богу, ни одно не треснуло.

– Мамочка, что с тобой? – Испуганно потрогала синяк дочка. Я обняла и поцеловала малышку. Ей только шесть. А ее глаза видели столько горя! Не стала рассказывать, что случилось на линии. Решила все перевести в шутку.

– Это сегодня на линии обучалась летать.

– Летать? Как маленькая птичка? – Открыла от удивления, точно маленький воробушек, ротик, дочка.

– Ага, как птичка!

– И что, получилось?

– Можно сказать, что да, почти получилось. Только был прерванный полет. Летать немного научилась. Но, увы, мое приземление было слишком жестким. Вот отсюда на спине большущий синяк.

– Мамочка, я тебя люблю! – Доченька обняла меня и поцеловала. – Только больше не пробуй летай. Береги себя!

– А почему так? Ведь все маленькие птички же летают! И я захотела улететь в Париж. Как птичка!

– Но ты не птичка, а человек! И хорошо летать не умеешь! И еще не научилась делать мягкую посадку! А сейчас отправляйся в душ. А потом пошли спать. Ты мне сказку расскажешь?

– Обязательно, моя любимая девочка! – Я кивнула в знак согласия. Зачем нужна мне больница? Дома родные стены лечат. И любовь моей малышки.

Рабочий день в полном разгаре. Сегодня нас, несколько бригад, отправили внеплановым рейдом проконтролировать 18 маршрут. Но уже не трамвая, а троллейбуса. В районе Подола зашли, начали проверять проездные документы.

Остановилась около прилично одетого мужчины в серой шляпе средних лет.

– Здравствуйте! – Начинаю заученный речитатив. – Киевпасстранс, контроль. Прошу предъявить ваши проездные документы. Он посмотрел меня абсолютно непонимающим взглядом. «Ага, наверное, попался иностранец! Ладно, испробую свой лексикон, почерпнутый в университете!» – С улыбкой, достойной Мефистофеля изрекла:

– Вы говорите на английском? Ду ю спик инглиш? – Незнакомец внимательным взглядом изучает жетон, отрицательно покачал головой. Ладно, где наши не пропадали! Кое-что помню из училища». Я плавно перескочила на немецкий. – Шпрехен зи дойч? Однако пассажир меня явно не понимал. «Наверное, француз? Так я что-то помню из школьной программы». Перехожу на французский. – Парле ву франсе? Но в ответ увы, обратно гробовое молчание. «А, была, не была! Попробую на итальянском. Хотя я не совсем еще его изучила, но кто не рискует. Тот не пьет шампанского!». – Парларе итальяно? Услышав мой корявый итальянский, пассажир оживился. И кивнул головой.

– Си! Да, я итальянец! И показал закомпостированный билет. – А вы отлично говорите на моем родном языке. Вы, наверное, итальянка? Из Рима?