Крис пожимает плечами и поднимается с дивана. Видимо, он уловил моё нежелание развивать эту тему.

Сегодня я чувствую себя нормально. Мне не грустно и не весело, а это значит, что всё в моем организме стабильно. Такие моменты редки, и я стараюсь хранить в их памяти, удерживать состояние покоя как можно дольше.

А ещё я чувствую себя лучше, когда Крис такой. Веселой и милый… в некоторой степени. Отчего-то мне хорошо, когда Шистаду хорошо. И в глубине души я знаю, что это тревожный звоночек, но мои чувства как оголенные провода: лучше не трогать, чтобы не удариться током.

Я иду следом за парнем на кухню и присаживаюсь на стул у барной стойки. Крис проводит рукой по волосам, пытаясь пригладить их, но локоны с левой стороны стоят торчком. Это выглядит забавно, и я прячу улыбку, прикрывшись ладонью. Из шкафчика он достаёт сахар, «Апельсиновый рай» и кофе для себя. Его руки быстро порхают над кружками, и уже через несколько минут передо мной стоит кружка с ароматным напитком внутри. Шистад занимает место напротив меня и обхватывает чашку руками, грея ладони. Мы молчим некоторое время, но эта тишина уютная и приятная.

Крис пьёт кофе без молока, и запах концентрированного напитка забивается мне в легкие, вызывая чувство тоски.

— Мне нельзя кофеин, — произношу я, сделав глоток горячего чая.

Шистад поднимает на меня глаза и вопросительно выгибает бровь, намекая на продолжение.

— Врач запретил, — поясняю свои слова. не знаю почему, но мой язык начинает выдавать информацию, не согласовав с мозгом. — У меня проблемы с нервной системой.

Крис делает ещё один глоток кофе и внимательно смотрит на меня, отчего по телу разливается тепло.

— У меня биполярное расстройство.

Шистад молчит. Я смотрю на него, прикусив губу, и проклинаю себя за то, что рассказала. Я никому не говорила этого раньше, поэтому не могу точно сказать, какую реакцию ожидаю, но явно не тишину, из-за которой слышно, как работает холодильник.

Когда я допиваю свой чай, Крис всё ещё не произносит ни слова. Глаза начинает щипать от странного чувства неприязни к себе. Оказывается, не всегда стоит говорить правду, потому что правда никому не нужна. Она рушит отношения и ломает жизнь, меняет отношение людей к тебе не в лучшую сторону. Я смотрю на свои пальцы, которые сжимают остывшие стенки кружки, и пытаюсь представить лицо парня напротив. Возможно, он кривится от осознания, что живёт под одной крышей с сумасшедшей. Может быть, он испуган тем, что может сделать человек с биполярным расстройством, когда случается рецидив. Наверное, он пытается проанализировать то короткое время, которое мы знакомы, чтобы понять, когда я была не в себе. Именно это я делала, когда узнала, что Крис употребляет наркотики.

— У моей мамы было биполярное расстройство, — откашлявшись, говорит парень. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем его слова звучат в тишине комнаты.

Я удивлена тем, что парень делится со мной сокровенной информацией, но всё равно не могу поднять на него глаза. Рука Шистада аккуратно касается моей, отлепляя пальцы от кружки, которую я непроизвольно сжала слишком сильно. Жест нежный, оттого кажется почти интимным, и я смотрю на парня. Его лицо застыло в выражении серьёзности и чего-то ещё, что мне не удается распознать по его глазам. Я ничего не знаю о матери Криса, и вопросы сейчас можно расценить как настоящее кощунство.

Язык прилипает к нёбу, поэтому молчу, позволяю прохладным пальцам Криса выводить узоры на моей ладони. От этого движения электрический ток разносится по телу, и я чувствую приятную истому.

— Она умерла пару лет назад, — хрипло шепчет Крис.

Я рассматриваю его лицо из-под опущенных ресниц и пытаюсь прочитать эмоции на каменном лице, но выражение отчуждённости, застывшее на его губах и в глазах, не позволяет пробраться сквозь стену. Мне хочется сказать ему что-то в знак утешения и сочувствия, но подходящие слова никак не лезут в голову, поэтому я просто сжимаю его руку, чтобы хоть как-то обозначить, что здесь.

— Всё в порядке, — отзывается парень.— Она была не в себе последние несколько лет. Последний рецидив разрушил её — она перерезала вены.

Я испуганно гляжу на парня, вздрогнув. Становится по-настоящему страшно. Всё это Крис говорит безжизненно и глухо. Возможно, это его способ справляться с ситуацией.

Я не могу понять чувства Шистада, потому что оба моих родителя живы и я никогда не теряла близких людей. Но я могу понять его мать, потому что терпеть неконтролируемые вспышки, пытаться удержать себя в узде, чувствовать, что ты не просто эмоционально нестабилен, а в принципе не властен над собой, невыносимо. Твое сознание — хрупкий сосуд, балансирующий на вершине треугольника: любое отклонение, и он разобьётся вдребезги. Это не просто страшно. Это ужасающе.

Крис, видимо, ловит эту тонкую грань между сочувствием и страхом, поэтому смахивает наваждение и криво усмехается.

— Такое не обязательно случается со всеми, — говорит он, и я просто киваю, всё ещё думая об этом.

В голове проносится тысяча нежелательных, волнительных мыслей; они погружают меня в пучину чего-то тёмного и угнетающего, и когда я поднимаю глаза, чтобы взглянуть на парня, сидящего напротив, то натыкаюсь на внимательный взгляд. Крис рассматривает меня, и я пытаюсь представить, каким он видит моё лицо и тело. Трудно признавать, но мне не всё равно. Такое всегда случается, когда чувствуешь симпатию, даже на ранней стадии. И, похоже, момент откровений решил все за меня: несложно осознать, что Крис нравится мне. Сейчас это вполне очевидно, но через дебри раздражения и предубеждений это сложно заметить.

Наверное, что-то мелькает в моих глазах, или губы дергаются в неоднозначном жесте, но Крис улавливает это. Я чувствую, как его большой палец мягко поглаживает мою ладонь, разнося электрические разряды по телу. Этот жест кажется чем-то нежным, почти интимным. Я прислушиваюсь к себе, и мой внутренний червячок согласно кивает: да, мне нравится Шистад.

Это длится всего секунду, а потом парень отпускает мою ладонь и возвращается к уже остывшему кофе. Я чувствую эту вспышку между нами, разгоряченный воздух и что-то электрическое, поэтому прикусываю губу и приказываю себе не раскрывать рта раньше, чем это будет необходимо.

Закончив с небольшим чаепитием, я возвращаюсь в гостиную к недочитанной книге, и Крис, к моему удивлению, идёт за мной. Он опускается на диван и ложится на бок. Я сажусь спиной к парню рядом с его грудью. Дыхание Криса щекочет кожу моей шеи и волосы. Мы сидим в тишине, пока я читаю. В какой-то момент его рука касается моей головы, его пальцы начинают медленную игру с прядями — я замираю, но не подаю виду. Этот невинный жест отдаётся пульсацией в низу живота, приятное тепло разливается по телу. Наверное, сегодня какой-то особенный вечер. Мне так кажется. Возможно, мы позволяем себе то, чего никогда не должны позволять, но в этот момент всё кажется таким логичным и правильным, будто одна деталь паззла подходит к другой. Это глупое сравнение, но в моей голове полная суматоха из-за мыслей. Я ощущаю, как кончики его пальцев трогают мою кожи, рождая мурашки, и невольно подаюсь навстречу касаниям. Мне хочется обернуться и посмотреть в лицо Криса, но я боюсь разрушить эту атмосферу, поэтому просто сижу и медленно превращаюсь в мороженое в сорокоградусную жару.

В одно мгновение рука Шистада замирает, и я мысленно прощаюсь с тем удовольствием, что она доставляла, но потом его пальцы пробегаются по коже моей шеи, и Крис сам поворачивает мое лицо к себе. Я смотрю в его глаза: потемневшие, с увеличенными зрачками. Я знаю, что он ничего не принимал, значит, дело не в наркотиках. Это успокаивает мои нервы, и я закусываю губу, разглядывая его вблизи. Мне нечасто приходится видеть Шистада на таком расстоянии, и сейчас я пытаюсь впитать каждую черточку на случай, если этого никогда не повторится.

Я дышу глубоко и медленно, но сердце будто записалось в танцевальный класс и отрабатывает чечётку. Губы непроизвольно приоткрываются, и я скольжу по ним языком, чтобы смочить сухую кожу. Крис прикрывает глаза и следит за этим жестом, затем его пальцы повторяют мое движение и шире приоткрывает мой рот.