Я заказываю греческий салат. Аппетита совершенно нет. Шистад всё ещё улыбается своей выходке по пути в кафе. Он спрашивает что-то у мамы, наверное, про их прогулку, и женщина с восторгом отвечает ему. Я вздрагиваю, когда голое колено Шистада касается моего под столом. Платье слегка задралось, и теперь мои ноги открыты. Между моей кожей и кожей Шистада всего пару сантиметров. Чувствую, как от соприкосновения бегут электрические разряды. Это когда-нибудь прекратится? Я немного отодвигаюсь, так, чтобы этого не было заметно. Лицо Шистада непроницаемо. Он даже не заметил того, что дотронулся до меня. Видимо, только я так остро реагирую на его близость.
Вяло ковыряюсь в салате, когда мать заводит разговор о том, что мы будем делать после того, как вернёмся домой, в Осло. Возможно, сейчас речь пойдёт о свадьбе, но Элиза легко опускает эту тему. Интересно, Шистад уже знает?
— Разве Ева не собирается встретиться с отцом? — подаёт голос Томас. Я удивлённо поднимаю на него взгляд. Это первые слова, которые он говорит за вечер в моём присутствии.
— Да, он собирался приехать, — отвечает мама, поджав губы. Кажется, ей не нравится этот разговор.
— Я думаю, он приедет на пару дней, чтобы провести время вместе, — отзываюсь я, наблюдая за реакцией Томаса и Элизы. Мужчина усмехается. Я пытаюсь понять, что же это значит.
— Надеюсь, он не решит остаться у нас, — зачем-то говорит Шистад-старший. У них это семейное — нести чушь? Чувствую, что начинаю злиться. Томас смеётся над моим отцом?
— Конечно, нет, — говорит мама и тоже ухмыляется.
Мне становится противно.
— Это его дом точно так же, как и твой, — говорю я, сузив глаза и глядя на маму. Они действительно вместе купили недвижимость в Осло, а после развода папа оставил всё ей.
— Не начинай этот разговор, — предупреждает меня Элиза, но я лишь закатываю глаза.
— Он имеет право остаться в этом доме по приезду, — продолжаю свою речь, хотя и сама знаю, что этого не будет. Конечно, отец не станет жить в доме матери. Это абсурд. Но тот факт, что они сидят и насмехаются над папой, заставляет кровь в моих жилах закипеть.
— Ева, прекрати! — осаждает меня мать. Я тяжело перевожу дух и бросаю вилку обратно в тарелку. Пару человек оглядываются на звон посуды.
— Спасибо за ужин. Остаток вечера я, пожалуй, прогуляюсь до отеля!
Я вскакиваю и стремительно покидаю наш столик.
— Она плохо воспитана, — слышу я за спиной голос матери. Это только сильнее злит меня. Она оправдывает меня перед Томасом. Плохо воспитаны только они, потому что насмехаются над человеком, которого не знают.
До отеля я дохожу в два раза быстрее, чем мы добирались до кафе. Я всё ещё зла, и это чувство подогревает мою кровь. Мне хочется выпить, хотя после вечеринки с Шистадом и Флоренси я зареклась не пить. Не знаю, продадут мне алкоголь или нет, но всё равно иду к бару, чтобы выяснить это. Время практически половина девятого, многие разошлись по номерам, остальная масса рассредоточена на веранде и у бассейна. За стойкой сидят несколько молодых людей значительно старше меня и что-то обсуждают между собой. Бармен интересуется, что я буду пить.
— Текилу, — отвечаю и слежу за его реакцией. Может, прокатит? Итальянец с сомнением смотрит на меня.
— Покажите документы, — говорит он, и я сдерживаюсь, чтобы не чертыхнуться.
— Всё в порядке, я куплю ей выпить, — произносит голос за моей спиной, и я вздрагиваю. Ну, конечно, это Шистад.
Он просто смотрит на меня сверху вниз. Его лицо непроницаемо.
— Что тебе нужно? — спрашиваю я, не позаботившись о том, чтобы как-то смягчить свой тон. Я злюсь на мать и Томаса, Шистад просто попадает под раздачу. Опять. Но мне всё равно.
— Хочу выпить, — говорит он и садится рядом, не касаясь меня. От Криса снова пахнет сигаретами. Видимо, он курил по дороге.
— Обязательно делать это рядом со мной? — раздражённо произношу, наблюдая за движениями бармена, который наполняет для меня рюмку.
— Я просто наслаждаюсь вечером, — Шистад пожимает плечами. Его невозмутимость выводит меня из себя.
— Я первая пришла, — говорю я. Звучит по-детски, но мне плевать.
Бармен ставит текилу для меня и Шистада на стойку, всё ещё с сомнением поглядывая в мою сторону. Я залпом опустошаю стопку и морщусь. Невкусно. Шистад протягивает мне дольку лимона, и я просто съедаю её. Крис облизывает соль с бортиков стопки, закусывает лимон и пьёт. Ну, конечно, он знает, как это делается. Жестом он просит бармена повторить.
Мы выпиваем по три порции. Мои расшалившиеся нервы немного успокаиваются.
— Зачем ты пошёл за мной? — спрашиваю Шистада, наконец посмотрев прямо на него, а не бросив косой взгляд. Его рубашка легко развевается от ветра, дующего со стороны веранды.
— Твоя мать попросила вернуть тебя, — говорит он.
Я гляжу на парня.
— Ты хочешь, чтобы мы теперь вернулись в кафе? — с долей сарказма интересуюсь я.
Не чувствую себя пьяной или хотя бы захмлелевшей, но учуять запах текилы не составит труда.
— Нет, — отвечает Крис, заказывая ещё порцию.
Когда количество выпитого повышается до восьми рюмок, он заводит со мной разговор в шутливой манере.
— Так, когда свидание с тем официантом?
Я раздражённо смотрю на парня.
— Я не иду ни на какое свидание с Поло, — отрезаю я и выпиваю текилу всё ещё не так, как это делается правильно. Алкоголь горьким послевкусием оседает на языке. Не знаю, зачем продолжаю пить.
— Но ты знаешь его имя, — хмыкает Крис. Я смотрю на него.
Волосы парня растрепались от ветра, загоревшая кожа кажется матовой при искусственном свете. Его губы немного влажные от только что выпитого спиртного, в воздухе витает запах лимона, но я всё равно чувствую исходящий от парня аромат кофе. Почему Шистад должен пахнуть как кофе? Это какая-то насмешка Вселенной.
Алкоголь теплом разливается по организму. Даже сейчас, сидя на стуле, я чувствую, как мир немного плывет перед глазами. Похоже, в моей крови уже достаточно спиртного, но всё равно опустошаю последнюю рюмку, принесённую барменом, и решаю, что нужно выйти на воздух.
Шистад съедает лимон, даже не поморщившись, и спрыгивает со своего места: видимо, тоже хочет освежиться или видит, что меня уже понесло. Мы вместе выходим на улицу. Я присаживаюсь на качели-диван. Небо уже украшено яркими звездами, лёгкий ветер качает листву кустов у дорожки. Крис садится рядом, но не слишком близко. Наши колени не соприкасаются, мой пьяный мозг думает об этом с сожалением. Пару минут просто молчим. Я слушаю, как из отеля доносятся людские голоса и ветер колышет траву. Шистад достаёт сигареты из кармана своих шортов. Не могу решить, против ли я того, чтобы он курил рядом. Качели, на которых мы расположились, медленно движутся из стороны в сторону, из-за чего чувствую лёгкую тошноту и ставлю ноги на землю, чтобы остановить их. Крис втягивает в себя никотин и выдыхает дым в сторону, хотя запах все равно ветром доносится до моего носа.
— Я устала, — жалуюсь я. Это первые слова, произнесённые за последние несколько минут. Шистад бросает сигарету куда-то в кусты, и я уверена, что за это полагается штраф. Он рассматривает стену прямо перед собой и молчит.
— Ты странная, — наконец произносит он. Крис тоже пьян.
Я усмехаюсь, стараясь придать лицу самодовольное выражение, но глаза парня даже не направлены на меня.
— Ты тоже, — парирую. — И ты постоянно заговариваешь мне зубы.
Не знаю, зачем добавляю это: мой язык поступает так, как хочет.
— Каким образом? — спрашивает парень, и я бросаю на него быстрый взгляд.
Шистад откидывается на спинку дивана и полуопущенными веками глядит на звёздное небо.
— Всё время шутишь и сбиваешь меня с толку, — поясняю, отвернувшись, и тоже смотрю наверх. Замечаю созвездие Большой Медведицы и вспоминаю о том, как мы с папой рассматривали звезды, когда были в Финляндии несколько лет назад. От этой мысли мне становится грустно, а градус в крови лишь подпитывает чувство печали.