— Эмили, — произношу я тихим после истерики голосом. — Мне так жаль.

— Всё в порядке. Почти в порядке, — поправляет саму себя, но её глаза смотрят открыто и честно, поэтому я верю. — Сейчас намного лучше. Элиот испугался и разозлился, но это уж точно не его дело,— Эмили передёргивает плечом, будто отгоняя мрачные мысли. — Но есть ещё один момент, который я хотела бы уточнить.

Я не раздумывая киваю, готовая ответить на любой вопрос.

— Ты и Элиот. Или ты и Крис. Или ты, Элиот и Крис. Что происходит?

Я тяжело выдыхаю, немного ошарашенная, хотя на душе отчего-то становится легче. Это моя единственная возможность рассказать, излить душу. В этот момент я чувствую, что Эмили — единственный человек, которого я могу посвятить во всю эту неразбериху.

— Это сложно, — неуверенно говорю я, хотя уже знаю, что готова рассказать.

— Мне кажется, я смогу разобраться, — серьёзно отвечает Эмили, улыбнувшись мне знакомой улыбкой.

— Надеюсь, что так, — отвечаю я, затем делаю глоток уже остывшего напитка — от него всё ещё пахнет Шистадом — и начинаю вскрывать всю подноготную.

***

Сейчас почти два часа ночи, вокруг темнота, не считая полоски света, проникающего сквозь жалюзи через окно. В комнате всё разворочено: одежда выброшена из шкафов на пол, ящики выдвинуты, а содержимое разбросано вокруг, на кровати нет постельного белья. Я сижу на голом матрасе, прикрыв глаза и представляя спальню такой, какой она была ещё несколько дней назад. Я представляю мягкий свет торшера на полу рядом с кроватью, закрытый шкаф с торчащим краем футболки из дверцы, беспорядок на столе: несколько ручек, сигареты, зажигалка, - не заправленную постель с измятым бельем и подушку с отпечатком лица. И запах. Сейчас он почти неуловим, но закрытыми глазами я могу легко вдохнуть аромат Кристофера Шистада — кофе, сигареты и ещё одна едва заметная нотка, которая принадлежит только ему. Этот запах оседает в лёгких и впитывается в кожу, словно токсичное вещество, распылённое в воздухе.

В своей голове я создаю иллюзию: я сижу на этом самом месте на помятые простынях, пропахших концентратом кофе и секса, на мне простая чёрная футболка, принадлежащая не мне, и чёрные хлопковые трусики, в комнате холодно из-за открытого окна, Крис распахнул его, чтобы покурить, не выходя из комнаты. Он сидит на столе, без футболки в чёрных боксёрах. Комната утопает в темноте, лишь маленький оранжевый круг от торшера позволяет рассмотреть силуэт парня, повернутого ко мне боком. Он курит, и его лицо освещается на долю секунды красным угольком тлеющего никотина, а затем он выдыхает дым в мороз за окном. Сжав сигарету между зубов, Шистад слегка поворачивает голову ко мне, отчего несколько прядей падает на лицо, но он не убирает их. Теперь часть его лица становится видимой из-за света торшера, и уголок его губы растягивается в знакомой акульей усмешке — она не угрожающая, а скорее говорящая: «Теперь все как надо». Потушив сигарету, он оставляет её в пепельнице и спрыгивает со стола. Я слегка подтягиваюсь на кровати, но не отвожу взгляд от той половины лица, которая видна на свету. Крис всё ещё улыбается, приближаясь ко мне, кровать прогибается под его весом, а затем он оказывается настолько близко, что запах только что употребленного никотина забивается в ноздри. Я отворачиваю лицо, скорчив недовольную гримасу, хотя этого и не видно в темноте. Шистад громко хмыкает, забавляясь, затем его рука обхватывает мой подбородок и поворачивает к себе. Его пальцы холодные — он слишком долго сидел у открытого окна — и резко контрастируют с моей разгоряченной от его близости кожей. Крис наклоняется и целует уголок моего рта, я невольно улыбаюсь и подавить эту улыбку кажется невозможным. Его губы задерживаются на моих несколько секунд, и я приоткрываю рот в ожидании настоящего поцелуя, но вместо этого голова парня наклоняется — он оставляет россыпь поцелуев на моей щеке, затем целует линию подбородка и шею. Я невольно издаю стон от такой ласки.

— Не двигайся, — тихо говорит Шистад, но его голос буквально оглушает меня. Одна часть меня хочет возмутиться, но другая — и она сильнее — растекается в его руках как расплавленный металл, поэтому я не шевелюсь в немом ожидании.

— Хорошо, — шепчет парень мне в горло, его губы скользят по горячей коже, а та рука, что на подбородке, немного откидывает мою голову назад, открывая больше пространства для ласки.

Я громко сглатываю — слюна становится вязкой и густой, а Крис ухмыляется в ответ — чувствую его улыбку на сонной артерии.

Он облизывает мою шею, пока рукой пробирается под футболку, затем сжимает талию, и с моих губ вновь срывается стон. Я тяну руку и касаюсь его волос, слегка сжимая тёмные пряди.

— Не двигайся, — вновь говорит Крис, отодвинув лицо и взглянув мне в глаза.

В темноте я вижу лишь его макушку и часть спины, но его рука продолжает блуждать под одеждой, и я вновь стону, не задумываюсь о громкости издаваемых звуков.

— Тише, — хрипит Шистад в мои ключицы, пока его рука сжимает мое горло, — тише. Мы же не хотим никого разбудить.

Я закусываю губу. На телу разбегаются мурашки от холодных касаний парня, и, несмотря на его ледяные руки, мне становится жарко от его отпечатков на мое теле. Крис оставляет следы повсюду — видимые и невидимые, но я чувствую себя так, будто навсегда помечена им — его словами, поцелуями, его запахом.

— Давай снимем это.

Шистад тянет его мою футболку наверх, скидывая её одним движение и отбрасывая куда-то в сторону, но в его власти я мгновенно забываю о беспорядке. Губы Криса оставляют влажные поцелуи на груди, и я откидываюсь на мягкие простыни — от них так сильно пахнет кофе, а от Криса — сигаретами. Он целует мои ребра и кожу под грудью, спускается к животу, сжав руки на талии. Я обхватываю ногами его обнажённое тело и вжимаюсь в его живот. Внизу горячо и его холодный пресс остужает, но не снимает напряжение. Шистад подтягивает меня ближе, отчего упираюсь промежностью в его пах, и еще один стон срывается с дрожащих губ.

Всё вокруг сплошные контрасты: холод и жара, Крис везде и нигде одновременно. Мне так мало его — хочется слиться воедино, пробраться к нему под кожу и навсегда остаться там.

Я подаюсь парню навстречу, скользнув влажными трусиками по его возбуждению, всё внутри пылает, будто внутренности горят, но это приятное жжение, которое может удовлетворить только Крис.

Его рука спускается на бедро, прохладные пальцы цепляют бельё и мне приходится извернуться, чтобы избавить от последнего предмета одежды на мне. Ладонь ложится на мою промежность — там так горячо, а его кожа холодная, от этого контраста тело пробивает ток, и прежде чем я успеваю издать писк, выгнувшись навстречу, Крис целует меня. Наконец-то. Его поцелуй тяжёлый и лёгкий одновременно, со вкусом сигарет и слегка заметной ноткой чёрного кофе. Крис на вкус терпкий и жаждущий, его губы сухие, но язык влажный, ловко проникающий в мой рот. Его губы то скользят, то терзают, и я стону в его рот, не в силах сдержаться. Парень подается вперед, вжимаясь бедрами в мои, моё дыхание сбивается. Мы дышим одним воздухом — это не поцелуй, просто касание губ к губам, но это так интимно, что внутри готовы взорваться фейерверки.

Движения Криса резкие и чёткие, будто он точно знает, что мне нужно в следующие момент, а его рот влажный и горячий, проникающий и всасывающий.

— Мне нужно, — шепчу я на грани вдоха, толкаясь к нему навстречу.

Между нами его боксёры — ткань намокла от моей смазки, и то трение, которое есть между нами, прекрасно. Это не секс, но что-то, чему нет название. Что-то, чему не нужно название.

— Я знаю, — произносит Крис мне в губы, — я знаю, Ева.

В эту же секунду иллюзия рушится. Я всё ещё в темноте на голом матрасе, полоска света на голом полу, а в воздухе звенит пустота. Даже моё чёртово подсознание не может воссоздать ту тягучесть, с которой Крис произносит моё имя. И после этого кажется, что никто больше не имеет права звать меня по имени, никто не сможет произнести его так же.