— Нет, я больше не… — слышу я и понимаю, что Шистад ходит по комнате. — Бодвар знал…

Я вздрагиваю, уловив знакомую фамилию. Краска тут же отливает от лица, а в желудке становится предательски пусто, кончики пальцев немеют. Я вспоминаю об Эмили и о том, что нам не удалось ещё раз обсудить её отношения с учителем истории. Мне становится по-настоящему жутко. Почему Крис упомянул Бодвара?

Дальнейший разговор доносится лишь обрывками, которые мне не удаётся соединить во что-то осмысленное, и я, покусав губу, возвращаюсь на кухню. Лёгкая паника вызывает дрожь в руках, которую никак не удается унять, мысли мечутся, вызывают рвотные позывы. Тошнота не проходит и тогда, когда я вижу сообщение от Эмили, которая уже, наверное, в миллионный раз спрашивает, где я. Страх за подругу мгновенно заполняет сознание, заставляя позабыть обо всех, кроме неё, и я, схватив телефон, звоню ей. Через несколько гудков раздаётся ответ, но голоса Флоренси недостаточно для успокоения.

— Наконец-то ты ответила, — радостно говорит подруга.

— Ты где? — спрашиваю я, перебивая девушку. Холод опускается по шее к ладони, сжимающей телефон. Она становится влажной.

— Дома, — непонимающе отвечает девушка. — Что-то случилось?

— Да. То есть нет, — выпаливаю на одном дыхании. Мозг тщательно пытается придумать хоть что-то, но выходит из рук вон плохо. — Ты сегодня не собираешься никуда с Бодваром?

— М-м, — тянет Эмили. Печальные нотки в её тоне приводят меня в замешательство, — нет. Элиот следит за мной, как собака на привязи за хозяином. Может, Крис пригласит его к себе, чтобы я смогла улизнуть? — немного подумав, предлагает Флоренси. Мне приходится проглотить облегчённый выдох, чтобы не выдать внезапной радости.

— Не думаю: Крис очень занят, — ложь звучит не слишком правдоподобно, но у меня нет времени, чтобы придумать другую отговорку.

— Так вы помирились? — к счастью, подруга сама меняет тему, но и этот разговор вгоняет меня в рамки обмана.

— Вроде того, — неоднозначно отвечаю я и передёргиваю плечами, хотя Эмили этого не видит. — Всё сложно. Ты же знаешь Шистада: он слишком властный, — а я слишком своевольная.

— Да, мне трудно представить, как вы уживаетесь в одном доме, — со смехом замечает подруга, и я неловко усмехаюсь в ответ. — Когда возвращается твоя мама?

— В воскресенье, — немного подумав, произношу я. Я совершенно позабыла о том, что взрослые вернутся в эти выходные. Разговор медленно, но верно превращается в смесь лжи и неприятных эмоций, хотя в этом нет вины Эмили. — Может, погуляем завтра? — предлагаю я, чтобы разрядить обстановку.

— Вечером мы с Генри собирались в кино, — задумчиво говорит Флоренси, а моё лицо непроизвольно кривится в гримасе. — Мы можем увидеться днем.

— Да, отлично, — поспешно соглашаюсь я. — Тогда до завтра.

— Пока, — прощается Эмили и кладёт трубку.

Несколько секунд я слушаю гудки, ощущая, как внутри разрастается шар, заполненный паникой. Тревога давит на органы, сплющивая их и вытесняя всё пространство. Я кусаю губы, сжимая телефон. Мыслительный процесс запускается нарочито медленно, и найти выход из ситуации становится в разы сложнее.

Неожиданный запах пригоревшего картофеля вырывает меня из раздумий, и я бросаюсь к сковороде, тут же снимая с конфорки, чтобы оценить масштабы проблемы. К счастью, на овощах появляется лишь чересчур запечённая корочка, но в целом ужин не испорчен.

Я раскладываю еду по тарелкам, и сервирую барную стойку вместо стола, и, чтобы занять руки, сразу же мою посуду, наплевав на то, что горячая сковорода может обжечь кожу. К тому времени как я заканчиваю с уборкой, на кухне материализуется Тоффи, радостно повиливая хвостом. Опустившись на колени, я глажу щенка, который прижимается к рукам, удовлетворённый лаской. Я чувствую вину за недавнюю необоснованную ярость, но питомец, кажется, совсем об этом забыл и теперь приветливо лает. Он переворачивается на спину, призывая погладить животик, и поджимает лапы от удовольствия, когда я выполняю безмолвную просьбу. От Тоффи ожидаемо пахнет собакой и немного снегом. Его нужно будет помыть чуть позже. Я пропускаю вьющуюся шерсть сквозь пальцы, щекочу кожу, и собака удовлетворённо урчит. Дёргаю его за лапки, играясь, на что Тоффи вскакивает и, громко гавкнув, подпрыгивает, пытаясь достать до моего лица. От неожиданности я немного заваливаюсь назад и ударяюсь головой о шкафчик. Ойкнув, поднимаюсь на ноги и растираю больной участок на затылке. Тоффи, упершись передними лапами в мои икры, громко гавкает и виляет хвостом. Я достаю из верхнего шкафчика корм и насыпаю в миску. Собака тут же отвлекается на еду.

К этому моменту приятный запах пищи доносится до моего носа и вызывает спазм в низу живота. Я быстро мою руки и присаживаюсь на стул. Крис всё ещё не пришел, но я так голодна, что не хочу ждать. Отчасти я ещё и зла на его скрытность, но признаваться парню в том, что подслушала его разговор, не хочу, поэтому предпочитаю списать всё на здоровый аппетит.

Пропёкшийся картофель приятно тает на языке, а поджаренная морковь отдаёт мягкой сладостью. Я с удовольствием прожёвываю приготовленные овощи и пытаюсь вспомнить, когда последний раз вот так просто наслаждалась едой.

— Могла подождать меня, — недовольно произносит Крис за спиной. Его слова выводят меня из себя, поэтому решаю просто промолчать, наблюдая за тем, как парень с хмурым выражением лица занимает место напротив. Невооруженным взглядом видно, что Шистад раздражён, поэтому я не вступаю в полемику, продолжая есть. В комнате повисает тишина, нарушаемая лишь хрустом, который издает Тоффи, жующий корм, и звоном встречи тарелки с вилкой. Хмурая сосредоточенность на лице Криса навевает негативные мысли, поэтому отворачиваюсь и быстрее орудую столовыми приборами, чтобы найти какое-нибудь занятие до того, как Шистад успеет доесть. Расправившись с едой, мою посуду и ускользаю к себе в комнату, оставив парня наедине с собой. Кажется, наше хрупкое перемирие дало трещину. На фоне возвращения матери и Томаса эта новость ощущается ещё более отвратительно.

В комнате я решаю вернуться к земным делам: домашней работе. Включив настольную лампу, я с головой ухожу в написание эссе по норвежскому, выполнение упражнений по английскому и делаю несколько задач по экономике. К концу последнего задания мои глаза устают от сосредоточенности и спина болит от долгого сидения в одной позе. Потянувшись, выключаю свет и разминаюсь несколько минут, ходя от двери до стола. Тревожные раздумья вновь овладевают сознанием, вызывая лёгкий приступ паники.

Несмотря на долгое отвлечение, реальность неизбежно настигает меня, поэтому обессиленно опускаюсь на кровать и перевожу дух. За всё это время Шистад так и не пришёл проверить меня. От этого обида подступает к горлу. С одной стороны, можно подумать, что он предоставляет мне больше личного пространства, но, с другой стороны, в его действиях скользит явное безразличие, и теперь слова о том, что мы «вроде как вместе» вызывают сомнения и не кажутся такими уж правдивыми.

С лёгким раздражением я думаю о том, что сегодня мне стоит спать в своей кровати, чтобы Крис не смог вновь запудрить мне мозги. Мне не хочется делать первый шаг, но тоска щемит в районе груди, напоминая о том, что уже в это воскресенье вернётся мать, а уединение станет привилегией. Размышляя над этим, я прихожу к выводу, что нам необязательно разговаривать. По крайней мере, я не буду инициатором беседы, но это не помешает мне насладиться теплом парня и подушкой, пропитанной запахом кофе. Мгновения счастья слишком быстро ускользают, и я беспомощно пытаюсь уцепиться за них: спасение утопающего — дело рук самого утопающего.

Немного взвинченная, поднимаюсь по лестнице и через коридор подхожу к спальне Шистада. Дверь раскрыта, и я вижу, что парень сидит на кровати, немного ссутулившись и опустив ноги на пол. Он повёрнут ко мне спиной, поэтому не вижу его лица, но напряжённые плечи говорят о явном раздражении парня. Понаблюдав за ним ещё пару мгновений, прохожу в комнату и бесшумно закрываю за собой дверь. На столе горит тусклая лампа, освещая ближайшее пространство — большая часть комнаты утопает во мраке. Не хочу выдавать своего присутствия, поэтому просто жду, когда Крис заметит меня: стою, скрестив руки на груди, и рассматриваю его пристальным взглядом. Немного отклонившись в сторону, замечаю, что лицо Шистада освещает белый экран телефона, тёмные брови сдвинуты к переносице, и между ними пролегла небольшая морщина. Парень дёргает носом и кривит губы, пока что-то печатает, но с такого расстояния я не могу прочитать, что именно.