Но это была палка о двух концах.

Гермиона вела себя отвратительно. Она говорила ему гадкие вещи, заставляла ревновать и ревновала сама, устраивала скандалы, била его по лицу, до крови разбивая губу, отталкивала и высасывала силы. Она смотрела на него, как на жалкого человека, которому нужна помощь специалиста, обращалась с ним как с душевнобольным, потому что он и был таким. Она знала, что в его голове нет барьеров, и давила на это. Давила на его больные точки, заставляя его чувствовать себя ничтожным и грязным. Обнажала уродливую метку на его предплечье и обвиняла во всем, что произошло с ней. Она уходила, хлопая дверь перед его лицом, кричала о том, что он ей противен. Она унижала его тем, кем он является. Била словами наотмашь, заставляла сходить с ума.

А потом возвращалась, касалась его вот так – нежно, легко, успокаивающе, целовала его губы, слизывая запекшуюся кровь. Она залечивала его шрамы, прощая и прося прощения. Ластилась, как кошка, согревала, обжигала дыханием, пробиралась под кожу, оседая в голове и в легких.

И он принимал. Раскрывал свои объятия, позволяя липнуть кожа к коже, извинялся и извинял. Вливался в её вены спасительной жидкостью, дул на её раны, оставленные им же. Ласкал, притягивал, дарил тепло. Проникал в её мысли, заполоняя собой пространство и вытесняя остальное.

Они были, как горькая пилюля друг для друга – не хочешь, но проглотить нужно. Потому что вместе им было плохо, но врозь ещё хуже. Это была зависимости, избавление от которой означало смерть. Если Драко не видел её, не чувствовал её запах, то ощущал, как внутри всё рушится, демоны крушили его сознание, заполоняя собой мысли. Если Гермиона не ловила его ледяного взгляда, не слышала его голоса, то чувствовала, как обрывается её существование, как всё идет ко дну. Они не вдыхали друг в друга в жизнь, но поддерживали её, как аппарат искусственного дыхания. Это не могло оживить, но и не давало умереть. Они знали, что это нужно прекратить, потому что это была пытка – сдирание кожи с живого человека, - но не могли. Они пинали труп, тормошили его, слепо веря, что он просто без сознания.

Гермиона коснулась его фамильного кольца, и Драко вздрогнул.

-Не трогай.

Она отдёрнула руку и скривилась, чувствуя, как раздражение вибрирует на кончиках пальцев. Гермиона отстранилась – он не стал держать, - и встала. Затем оттряхнула юбку от пыли, её лицо презрительно исказилось.

Малфой докурил сигарету, уронил её на пол и затоптал ногой – подошва скрипнула. Драко возвышался над Грейнджер тёмной фигурой, закрывающей собой лунный свет. Чувство брезгливого отвращения охватило его сознание. Так происходило каждый раз, когда запас нежности и ласки иссякал и трансформировался в извращённое чувство утраты тепла.

Гермиона развернулась, не желая терпеть его взгляд, и коснулась изогнутой ручки.

-Куда ты?-ледяной голос Малфоя прозвенел в тишине комнаты.

-Вернусь к себе,-ответила она, не оборачиваясь, ее тон выдавал то раздражение, которое зудело под кожей.

Драко почувствовал, как чешутся руки от желание схватить её за эти вьющиеся волосы и потянуть на себя, впечатывая в свою твёрдую грудь. Он хотел прорычать ей на ухо что-нибудь гадкое, чтобы это отвратительное чувство разъедало и её тоже.

Гермиона потянула ручку вниз – медленно, будто давая ему шанс сказать что-то ещё, но Малфой упорно молчал. Дверь скрипнула, пропуская в пыльное помещение оранжевый свет хогвартских огней. Грейнджер шагнула, когда деревянная поверхность влетела обратно в проем, задев её плечо. Раздался хлопок.

Рука Малфоя плашмя легла на дверь, не давая вновь её открыть. Он дышал в затылок Грейнджер, обжигая кожу головы горячим дыханием. Гермиона не оборачивалась, продолжая смотреть в тёмное дерево перед собой. Её руки сжались в кулаки, а ногти впились в кожу ладоней, оставляя следы в виде полумесяцев, но она не чувствовала боли.

Когда Грейнджер обернулась, то её глаза сверкнули злобным огнем, губы застыли будто каменные. Она посмотрела на Драко, который стоял так близко, что его вздымающаяся грудь задевала её. Его взгляд пылал яростью и той ненормальной не-любовью, которая сквозила в их действиях.

Он отрезал ей пути отступления, но правда в том, что она не хотела уходить.

Вжавшись затылком в деревянную шершавую поверхность, она смотрел в его серо-голубые глаза – узкая радужка и расширенный зрачок.

Драко скривился и этот отпечаток остался на его губах, когда он грубо впечатался в её рот. Она не отвечала, поджав губы, но затем его горячий язык лизнул кожу, раскрывал её рот и проникая в её тепло. Он коснулся её зубов, упёрся в нёбо, затем пальцами сдавил её подбородок, раздвигая челюсть почти до хруста. Она смяла его губы, коснулась языка зубами, царапнув шершавую кожу, облизала губу, сталкиваясь с его языком. Он прикусил её губу, оттягивая, причиняя боль, а затем зализал образовавшуюся ранку – её кровь брызнула ему на язык, оседая металлическим привкусом.

Комната заполнилась пошлыми, влажными звуками их поцелуя, и громким дыханием.

Грейнджер издала стон ему в рот, и Малфой зарычал. Его рука сместилась на её шею, сдавливая кожу – несильно, но чувствительно. Это движение отдалось пульсацией внизу живота, и она зарылась руками в его волосы, сжимая их, оттягивая. Другая рука Малфоя обхватила её талию, сминая джемпер, блузку и кожу под ними на столько сильно, что там наверняка должны были остаться синяки. Ладонь скользнула ниже, обхватывая бедро, притягивая к себе, заставляя ее раскрыться и прижаться к паху.

Она простонала, его рука сжалась сильнее на её шее, слегка придушив, его губы проехались по её подбородку, когда она задрала голову. Он толкнулся к ней сквозь одежду, и она громко заскулила, почувствовав это трение. Он повторил этот жест. Снова. И снова.

Её тело было горячим, влажным. Волосы растрепались, затуманенный взгляд елозил по потолку. Руки потянулись к ширинке его штанов, не в силах больше выносить эту пытку, и дёрнули одежду вниз. Малфой гулко зарычал, отодвигая влажную ткань её белья, и резко вошёл. Он грубо двигался в ней, прижав её затылок к стене и обхватив шею, чтобы придерживать на месте. Она стонала громко и пошло, хлюпающие звуки, раздававшиеся в комнате, казались ему музыкой.

Запах секса и ненависти наполнил его легкие, и он снова впечатался в её губы, чтобы это чувство отравляло не только его сознание. Он двигался в ней резко и быстро, забирая и отдавая то, что им было нужно. В этом не было нежности и заботы, а была та самая не-любовь. Он выпивал из неё все соки, а она высасывала его энергию.

Он грубо толкнулся – она сжалась и обессилила. Он продолжал поступательные движения ещё пару секунд, потом прижался к ней всем телом и растворился в подрагивающем чувстве наслаждения.

Она обмякла в его руках – потная и быстродышащая. Малфой сжал её дрожащими руками, сердце бешено билось, ударяясь о рёбра.

Острое чувство нужды, помешательства болело в груди, отзываясь ноющей болью.

Драко взглянул в её открытые, затуманенные глаза – почти черные, они блестели. Её болезненное лицо было красным, губы покусанными с ранками.

Гермиона посмотрела в ответ, впитывая мучительное выражение его лица. Серо-голубая радужка превратилась в узкий обруч, отражающий то наслаждение и избыток эмоций.

Они смотрели друг на друга, ощущая, что стали еще ближе к пропасти, еще ближе к тому, чтобы уничтожить друга.

Она зарылась носом в выемку на его шее, и он обнял её дрожащие плечи. Это была зависимость, болезнь, от которой не было лекарство. Но хотел ли кто-то из них излечиться?

Комментарий к a disease

*алёна швец - вино и сигареты

P.S. автор токсик и абьюзер, так что прощения за это просить не будет

========== a interview ==========

7 декабря, 8.30

«Самая известная ведьма столетия: откровенное интервью,»-гласил заголовок свеженького Ежедневного Пророка. Ниже красовалась чёрно-белая колдография молоденькой девушки в чёрном платье до середины бедра. Её нога была элегантно закинута на другую, а лодыжки обхватывали аккуратные лодочки. Лицо выражало полное спокойствие с лёгкой полуулыбкой на губах, волосы выпрямлены и уложены.