Наверное, дело было в том, что запретный плод сладок. Или в какой-то подобной ерунде, способной оправдать каждый его взгляд.

Глаза Драко Малфоя имели специфичный оттенок: они были цвета мутного льда, когда слизеринец был расслаблен и спокоен; они приобретали дымчатый оттенок в моменты раздражения и вспышек ярости; они искрились серебром, когда юноша был рад и взбудоражен.

Но когда Драко Малфой смотрел на нее, на Гермиону Грейнджер, его глаза превращались в то, что поистине можно было назвать магией.

Часто можно услышать, что зрачки увеличиваются в несколько раз, когда человек смотрит на объект воздыхания.

Драко Малфой никогда бы не признался, что Гермиона Грейнджер - гриффиндорка, подружка Гарри Поттера и рыжего Уизли, заучка и, черт ее дери, грязнокровка - его самое откровенное, сокрытое за сотней замков желание. Он бы никогда не признался, но его глаза - его холодные, серые глаза, - выдавали парня с головой. Глядя в эти неподвижные, искрящиеся радужки и черный, полный тайного стремления зрачок, можно было с вероятностью в сто один процент сказать, что Драко Малфой окончательно и бесповоротно, совершенно точно влюблен в Гермиону Грейнджер.

Но, к великому облегчению и спокойствию обладателя этих глаз-предателей, никто и никогда не смотрел на него в эти моменты уязвимости и откровенной слабости. А потому и сама Гермиона Грейнджер не могла знать, что творится в душе парня с штормовыми бурями вместо радужек.

Она жила обыкновенной, если так можно выразиться, жизнью и была вполне довольна тем, как складывалась ее судьба.

Во-первых, она была волшебницей. А значит ей было доступно то, что не было доступно другим. В некоторой степени.

Во-вторых, она была хорошей волшебницей, и это всегда оставалось неоспоримым фактом.

В-третьих, она была гриффиндоркой, а значит благородной и храброй, что изрядно льстило ее внутреннему Я.

В-четвертых, Гермиона Грейнджер была лучшей подругой Гарри Поттера и Рона Уизли.

Все это складывалось в неплохую картинку, а потому девушка не имела свойства обращать внимание на такого жалкого хорька, как Драко Малфой. Они часто виделись - в Большом зале, на общих уроках Зельеварения и ЗОТИ, во дворе школы и в Хогсмиде, но видеться и видеть - разные вещи.

Дело было в том, что Малфой видел ее, а если быть точнее - смотрел на нее. Он смотрел на ее отрывистые движения рукой, когда девушка пыталась что-то истолковать своим друзьям-недоноскам, он смотрел на нее, когда она с прилежностью и аккуратностью писала на пергаменте лекцию, он смотрел на нее, когда она улыбалась за ужином, маленькими глотками уменьшая количество виноградного сока в стакане. Он смотрел на нее украдкой, осторожно, будто подглядывал за чем-то неприличным и запретным, но все же смотрел.

Каждый раз Малфой говорил себе, что это лишь любопытство. Или убеждал себя, что Грейнджер просто хороша собой и ничем не отличается от доброй половины юбок Хогвартса.

Но это мантра рушилась, рассыпалась в ничто, когда он понимал, что смотреть на других не хочется. У других не такие волосы - не кудрявые, не медово-каштановые, не такие губы - то слишком полные, то слишком тонкие, или выпачканы в эту липкую, совершенно отталкивающую помаду, не такая кожа - без веснушек и легкого загара на яблочках щек, не такие глаза - не карие с золотистыми вкраплениями.

Все они, эти другие девушки, не годились в подметки Гермионе Грейнджер, и этот факт еще больше заставлял Малфоя чувствовать себя совершенно беспомощным, а вместе с тем несчастным.

Он успокаивал себя тем, что его подростковое эго жаждет бунта - бунта крови, но, честно говоря, он давно перестал быть подростком. Все они, бывшие дети, ученики четырех факультетов, были вынуждены повзрослеть раньше положенного срока, а потому Драко должен был взять на себя ответственность за собственные чувства и эмоции. А это значило - ни много ни мало - просто смотреть на нее и никогда не говорить.

Драко мог старательно корчить лицо, изгибать губы в самодовольной улыбке, глядеть свысока. Но не мог говорить с ней, по той простой причине, что его мир мгновенно распался бы, рассыпался, разлетелся и превратился бы в прах. А потому это всегда были слова сквозь, обращенные к ней лишь в третьем лице, с отвернутой головой и опущенным взглядом.

И лишь иногда он мог позволить себе этот мимолетный взор, запретный взор с сотней фейерверков и потемневшим серебром вместо глаз.

========== common room of heads boys and girls ==========

Комментарий к common room of heads boys and girls

AU: Гермиона и Драко старосты школы

Когда он вошел, в гостиной старост – небольшой уютной комнате с коричневым, немного потертым диваном и такими же креслами, книжным шкафом и письменным столом, – был зажжен камин. Поленья с характерным звуком потрескивали внутри каменной кладки, освещая пространство вокруг. В комнате пахло корицей и пергаментом. Вся атмосфера представляла собой воплощение тепла и уюта, что шло вразрез с предпочтениями юноши. И, конечно, в одном из этих старых кресел, вызывающих у Драко чувство брезгливости, сидела Грейнджер – староста девочек. Она залезла на сидение с ногами, подогнув их под себя и уложив ветхий фолиант, который буквально источал запах древности, на колени. На ней были простые черные джинсы, плотно прилегающие, будто вторая кожа, огромный свитер кремового цвета, сползающий с одного плеча и открывающий вид на полоску от белого бра и молочную кожу. Ее волосы были собраны на макушке в пучок, закрепленный простым карандашом, пара прядей выпала из шаткой конструкции, и теперь они обрамляли ее освещенное огнем лицо. Ее веки были полуприкрыты, из-под опущенных ресниц было видно, как быстро бегают ее глаза по строчкам, впитывая информацию. Губы двигались синхронно с прочитанным текстом, повторяя каждое слово для лучшего запоминания. Она была так сосредоточена, что даже не заметила вошедшего Драко.

С минуту Малфой стоял в дверях, разглядывая всю эту идиллию, хорошо осознавая, как нелепо он выглядит в этой гостиной старост. Нельзя сказать, что помещение было оформлено в стиле Гриффиндора, но в воздухе витал запах благородства и львиной гордости. Малфой кашлянул, привлекая внимание девушки. Грейнджер подняла голову и моргнула несколько раз, чтобы рассмотреть темную фигуру, облаченную в черный костюм. Свет от камина едва касался носков туфель Драко, поэтому Гермионе пришлось немного сощуриться. В темноте коридора она различила белесые волосы и бледную кожу парня, его глаза блеснули серебром, отразив свет огня, когда юноша сделал шаг вперед.

-Грейнджер,-холодно кивнул слизеринец.

-Малфой,-отозвалась Гермиона, ее лицо в этот момент выражало общим счетом ничего.

У этих двоих было негласное перемирие: они терпели друг друга в общей гостиной, иногда разговаривали – строго по делу, - но на этом их общение заканчивалось.

Гермиона вернулась к своей книге, но сосредоточиться никак не получилось, пока Малфой вот так стоял посреди комнаты. Она передернула плечом, ощущая себя странно в компании слизеринца, и смотрела в фолиант пустым взглядом, пытаясь понять, почему парень не уходит.

Драко постоял еще пару секунд, а затем опустился в кресло, прямо напротив Грейнджер. Он чувствовал себя лишним и вычурным в комнате, но все же это была их общая гостиная, а потому Малфой имел полное право находиться здесь. Он растегнул воротник на рубашке, будто стянул удавку, и откинулся на спинку. Рыжие языки пламени коснулись бледных щек, окрасив их в розовый оттенок. Сегодня был трудный день, и Драко отчаянно нуждался в разговоре, но дело было в том, что у него, к сожалению, не имелось друзей, способных понять его или хотя бы выслушать. Малфой не искал в Грейнджер собеседника или друга, но ее присутствие в некоторой степени успокаивало его. Приятно было ощущать рядом с собой кого-то, кто способен просто сидеть в молчании. Драко впитывал в себя эту тишину, чувствуя, как успокаиваются демоны внутри. Парень выдохнул, выпуская из себя комья слабости и хронической усталости.