Ответа не последовало. Она фотографировала себя на фоне моря. Я смотрел на нее такую беззаботную и пытался вспомнить, что нас с ней объединяло. Но как бы я ни старался, как бы ни напрягал мозг, видел лишь ее сегодняшнюю, малознакомую, а тот образ ее, который когда-то взволновал нас с братом, канул в бездну памяти, в небытие и больше не всплывет на поверхность.
Лампы на столиках горели перламутром. Я откинулся на спинку стула. Голова, наконец, остыла. Говор посетителей. Умиротворение.
– Еда! – вскрикнула Молли.
Принесли наш заказ. Ей креветки, мне пад тай. Как только я взял вилку в руку, она с ухмылкой остановила меня.
– Постой, я сфоткаю!
Улыбка у нее осталась такой же.
– Ну, рассказывай, каким ветром тебя сюда занесло? – задал я вопрос, который интересовал меня с первой минуты нашей встречи.
– А мне не нужен ветер, глупый, – ответила она в своей беспечной манере, – я просто расправляю крылья и лечу.
Подол ее платья развевался на ветру, обнажая белоснежные колени. В мыслях замелькали огни ночного неба, речка за дачным участком и одинокая девушка, сидящая на краю деревянного трапа.
– Отдыхать приехала, что мне еще тут делать? – добавила она.
– В такую жару?
– А когда меня это останавливало? – она смахнула волосы с лица и заложила ногу на ногу.
Я ничего не ответил и лишь покачал головой. Молли перевела взгляд в сторону моря и добавила:
– А я все-таки посмотрела все эти страны.
Мы замолчали. Она была так же красива и юна, как в день нашей первой встречи. А тонкие цепи морщинок, которые появлялись вокруг ее глаз и губ, когда она улыбалась, делали ее только женственнее. Лишь нос выглядел по-другому. Горбинка пропала.
– Одна? – прервал я молчание.
– Нет, конечно, глупый, – подмигнула она. – С молодым человеком.
– Ясно, – ответил я, а сам думал, всегда ли мы были такие разные или изменились со временем. – Ты все такая же красивая.
– Правда? А мне кажется, я набрала пару килограммов. Много лет все же прошло, – она встала, увлекшись темой и покружилась. – Хотя в платье не так заметно. А может, ты и прав. Тебе виднее. Легче судить, когда имеешь в голове ясный образ человека до и после. А у меня взгляд совсем притупился…
– Да, правда, – думал я, пропуская ее бессмысленный лепет мимо ушей. – Мы изменились. Нет больше тех наивных детей, которые ночами не спали, чтобы первыми встретить новый день, тех счастливых глаз, что могли разыскать капельку света во тьме, тех чистых сердец, готовых полюбить человека за то, что он есть и не просить ничего взамен. Дети повзрослели. Глаза ослепли и сердца очерствели. А нетронутые временем девственные души погрязли в грехах.
Она кружилась. Платьем прорезала воздух. Ее тонкие ноги кокетливо подпрыгивали вокруг стола, имитируя балерин. Женственные руки возвышались над ее головой, но она больше не имела никакого влияния надо мной.
– А вот ты возмужал, – продолжила она, – только подстричься не помешает, а то сложно разглядеть в копне волос прежнего тебя.
– Я не хочу быть похожим на старого себя.
Молли снова села. Я увидел, как с лица ее исчезла улыбка.
– Прости, что оставила тебя одного, – промолвила она полушепотом.
– Я и сам не хотел никого видеть.
Я солгал, но так было правильнее. Копаться в прошлом, когда раны уже зажили, все равно, что собирать осколки разбитого стекла руками. От того и другого больше вреда, чем пользы.
– Наверное, ты прав. В любом случае я рада, что встретила тебя. Шанс один на миллион. Кто бы мог подумать, что так может повести человеку.
– Да, – ответил я, скорее ради того, чтобы хоть чем-то ответить, нежели согласившись.
– Кстати, твоя Настя вышла замуж за одного очень перспективного молодого человека. Я была подружкой невесты.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить о ком она говорит. Молли смотрела в ожидании ответа, но мое равнодушие разочаровало ее.
– Я рад за нее, – снова солгал я. – А что с Адой?
– Ее я не видела, пожалуй, с выпускного.
– Ах, да, припоминаю что-то такое, – ответил я и перенесся в школьный спортзал. Большие панорамные окна, тусклый свет ламп, деревянный пол, музыка и веселые выпускники. Я бегу оттуда, а Молли машет мне вслед. – Хотя уже неважно.
– Ты прав. Сейчас нам обязательно нужно наверстать упущенное, – продолжила она. – Я бы могла рассказать о своих путешествиях, а ты мог бы почитать мне свои стихи. Ты ведь пишешь?
Я кивнул. Она попросила счет и сама расплатилась.
– Запиши мой номер.
Я записал. Молли обещала позвонить мне, но этого звонка я не дождался. Домой вернулся ближе к полуночи. Прошел весь путь пешком и переварил в голове случившееся.
Я включил компьютер и установил новую клавиатуру. Открыл пустой лист. Смотрел на него и перед глазами возникло красочное видение – последняя встреча. Молли в черном платье с распущенными волосами. Мы толком не попрощались в тот вечер. Да и не думали, что придется прощаться.
Я не предполагал, что когда-нибудь напишу рассказ о Молли с братом. Но если посудить, какую роль в наших жизнях она сыграла, и какая история получилась, то это был лишь вопрос времени, когда я перенесу все на бумагу. А сегодняшняя встреча потревожила мои давно забытые воспоминания и ускорила работу.
Ремарк не утопаем
Мы жили на третьем этаже пятиэтажки по улице Абая. Панельный дом с ободранными стенами и зловонными подвалами вмещал в себя ровно сто квартир. Район был не менее старый и окруженный такими же многочисленными следами Советского Союза. Наша каморка состояла из кухни, ванной и двух комнат. Кухня такая маленькая, что даже три человека помещались туда с трудом. В гостиной спала мама, а спальную я делил со старшим братом.
Лето. Я окончил десятый класс. Каникулы тратил на учебу и готовился к последним экзаменам, которыми нас запугали учителя. Почти не выходил из дома и выглядел как альбинос рядом с загоревшими одноклассниками. Между делом увлекся художественной литературой и книгу за книгой проглатывал залпом, не успев понять их смысла.
В тот день я дочитывал “Триумфальную Арку”, когда открылась дверь в комнату. В проеме стоял Сахи.
– Так и знал, – сказал он, – Сколько можно уже? Выходи, давай.
– Я читаю, – ответил я, не отрываясь от романа и краем глаз увидел, что он надел рубашку и джинсы.
Он присел рядом и прикрыл книгу руками. Запах его одеколона охватил комнату.
– Мама просила вывести тебя на свежий воздух.
– Я вам не баран!
– Упрямишься точно, как баран.
Мы с ним нередко спорили о мелочах, но не ругались всерьез. В детстве брат мог ударить меня в живот или применить на мне приемы борьбы, но на этом наши разногласия заканчивались.
– Давай уже, Матрос, – сказал он и подошел к окну, – а то новых книг не увидишь. Мамины слова.
Я закрыл книгу и оглядел его.
– А зачем ты так вырядился? Спортивку постирал?
Он замешкался с ответом.
– Надо было.
– С чего это?
Слегка помятая рубашка смотрелась на нем забавно. Он даже причесал свои жесткие кудри, о которые ломались расчески.
– Потом узнаешь. Да и сам развеешься. А то сидишь целыми днями тут. Вот настоящая жизнь, – он открыл окно и в комнату тут же подул прохладный вечерний ветер. Запах свежих листьев смешался с его одеколоном и пощекотал мне ноздри. – Твои выдумки ничему тебя не научат. Вон там ты познаешь то, что написано в сотнях страниц.
– Ладно, только дай десять минут, – ответил я отчасти из-за любопытства, отчасти зная его упрямую натуру, и положил “Ремарка” в рюкзак.
Сахи сидел за рулем старой “Фольксваген Гольф”, который взял на время у дяди. Я сел на переднее сиденье и пристегнул ремень безопасности. Машина завелась со второго раза. Мы поехали.