Позже я выяснила, что этот парнишка – вряд ли старше семнадцати – был задержан после того, как кто-то из публики звякнул в «три девятки»[45], заметив, как он выплясывает прямо в потоке несущихся машин на Северной Кольцевой. Одному богу известно, зачем ему это понадобилось или что привело его в такое возбужденное состояние, но санитары уже носились взад-вперед с мрачными лицами, огрызаясь друг на друга, в то время как бедный мудила, запертый в палате, орал как резаный и бился головой о стекло.

Вроде какую-то хрень про пауков орал…

По вполне понятным причинам персонал не очень-то любит зрителей, когда творится нечто подобное, так что мы с Большим Геем Бобом, как воспитанные люди, не стали туда соваться и держались у стеночки. Равно как Ильяс, Лю-Косячок и все остальные, кто вылез поводить жалом. Донна даже прервала свою безостановочную ходьбу на несколько минут, чего я никогда раньше не видела.

Если серьезно, то «сдерживающее вмешательство», как это именуется в регламентирующих документах, – не та часть работы, которая доставляет кому-либо из медперсонала особое удовольствие, пусть даже некоторые из них и больше подходят для нее, чем остальные. Никто не любит этим заниматься, а меньше всего любит писать после этого всякие объяснительные и принимать участие в обязательных «разборах полетов», но когда есть непосредственная угроза безопасности персонала или потребителей медицинских услуг и требуется быстро разрядить ситуацию, быстродействующие успокоительные препараты – обычно единственный вариант.

Что, в общих чертах, означает, что нужно завалить буяна на пол и нашмыгать его по уши седативами.

Я смотрела, как Малайка пытается угомонить парнишку словесно, в то время как Джордж с Маркусом обсуждают, как лучше всего подойти и обездвижить его. Феми уже строчила что-то на компьютере, а Дебби и Миа убежали готовить необходимые медикаменты – бодяжить проверенный коктейль из лоразепама и арипипразола.

Тот упомянутый быстродействующий транк.

Это было чертовски впечатляющее зрелище.

Работали они на редкость слаженно и четко, как единая команда, и если б не оглушительные вопли – мне даже пришлось заткнуть уши – и выражение ужаса на лице несчастного парнишки, смотреть на все это было бы одно удовольствие.

Хотя это сразу подстегнуло мою мыслительную деятельность.

– Полезная штука, – заметил Боб. – Пара флакончиков этой транквилизирующей фигни. Понимаешь, когда не хочешь, чтобы дамочки начинали отбиваться.

– Что?

Он еще что-то сказал, наверняка столь же пакостное, но я на самом деле его уже не слушала. Я прислушивалась к воплям новенького, смотрела, как он размазывает слюну по стеклу, и думала, что если – чисто для обсуждения – этот парнишка просто… устраивал спектакль, то такой классной актерской игры я еще не видела. Я сложила все вместе, и – на тот момент, по крайней мере, – вдруг все обрело смысл.

Я стала отходить, оставляя за спиной Джорджа с Маркусом, которые готовились ворваться в сто тридцать шестую, словно полицейская группа захвата, так что не видела, что произошло потом. Хотя, наверное, все прошло без сучка без задоринки, поскольку парнишка явно угомонился, а на следующее утро его выписали. Понятия не имею, что с ним дальше сталось. Наверное, его направили к психотерапевту, или, может, он по-прежнему продолжает устраивать пляски на автострадах где-нибудь еще, но в любом случае он заронил мне в голову одну важную мысль.

Хотя прямо тогда, когда они закачивали ему в задние ворота полный шприц седативов, мне требовалось как можно быстрее оказаться в собственной комнате и сделать один телефонный звонок, пока эта мысль не успела выветриться из головы.

– Итак, есть новости?

– Блин, Алиса, да имей же ты совесть! – Бэнкси понизил голос, словно не хотел, чтобы его подслушали. – Я ведь только вчера у тебя был!

– Кто не успел, тот опоздал, братан.

– Насколько мне известно, они до сих пор ждут отчета криминалистов.

– Ну да, а куда спешить-то? Одним психом больше, одним меньше – какая разница?

– Знаешь ли, по-моему, дело просто в том, что там очередь, согласна? А потом, не думаю, чтобы они возлагали на это особо большие надежды.

Я хорошо понимала, что он имеет в виду. Это все равно что обрабатывать номер в отеле, где буквально все свободные поверхности этими отпечатками и ДНК уделаны, замучаешься снимать. Если говорить про комнату Кевина, то там наверняка успел отметиться весь медперсонал и большинство пациентов.

Я начала излагать ему истинную причину звонка, рассказывать о том, что недавно видела.

– Здесь постоянная ротация «добровольцев», – сказала я. – Кто поступает, кто выписывается…

– Так…

– Равно как и тех, кто поступает по пункту сто тридцать шесть.

– Так что?.. – Голос у Бэнкси был далеко не убежденный.

– Так что предположим, что Кевин связался с какими-то отмороженными наркоторговцами.

– Да они все отмороженные, – заметил Бэнкси.

– Ну, совсем уж отмороженными, годится? И предположим, у Кевина что-то не срослось. Предположим, ему заплатили, а поставку он задержал, или, может, Кевин решил выйти из дела, а они сочли, что он слишком много знает. Это просто превосходный способ избавиться от него.

На несколько секунд наступило молчание. Я слышала на заднем плане шумы полицейской дежурки, звонки телефонов и какие-то переговоры. Чувствовала себя как та, что потеряла ребенка, а потом вдруг увидела другую женщину с новорожденным на руках. Ладно: может, я слишком уж сильно выразилась, но, короче, вы поняли.

– Давай дальше, – потребовал Бэнкси.

– Кто-то поступает в отделение, изображая из себя добровольного пациента, понимаешь? Чтобы понять ситуацию с камерами, много времени не надо, так что этот человек ждет, пока Грэм не вырубит нужную, делает то, ради чего пришел, и как можно скорее выписывается обратно.

– Так вот запросто?

– Да, так вот запросто. Послушай, я уверена, что смогу легко выяснить, кто выписался в тот день, когда убили Кевина, или на следующее утро.

Опять молчание. Потом:

– Это малость притянуто за уши, Лис.

– Ты даже это как следует не обдумал!

– Я сейчас как раз над этим думаю. Ты хочешь меня уверить, будто какие-то гангстеры наняли наемного убийцу, чтобы он притворился сумасшедшим… А они обычно не заморачиваются такими сложностями. Если кто-то их кинул, то такая публика просто угрожает родственникам такого человека, либо поджигает ему дом.

– Но таким способом они не привлекли бы к себе внимания!

– Вдобавок, разве персонал не обучен распознавать симулянтов?

– Иногда они ошибаются.

– С тобой они тоже ошиблись?

Теперь наступил уже мой черед немного помолчать.

– Они регулярно ошибаются.

Я вслушивалась в этот чудесный гомон в дежурке еще несколько секунд. Крепко прижимала телефон к уху, но все равно не могла расслышать, о чем говорят, или различить знакомые голоса.

– Это малость притянуто за уши, – повторил Бэнкси. – Ты должна это понимать, и, как я уже тебе как-то говорил, вообще-то я далеко не убежден, что это пойдет тебе на пользу, так что…

– Если Кевин каким-то образом доставлял сюда наркотики, он должен был и как-то выносить их отсюда. Это-то ты можешь признать, верно?

Бэнкси вздохнул.

– Что ж, пожалуй, разумно.

– Так что, думаю, тебе стоит поговорить с Седдоном, – сказала я. – Посоветуй ему проверить всех посетителей Кевина.

– Я уверен, что они уже сделали это, Лис.

– Нам надо в этом убедиться.

– Оперативники там грамотные.

– Я тоже была грамотным оперативником.

На сей раз Бэнкси промолчал.

– Я была действительно хороша в этом деле, – произнесла я. – Дело в том, что все думают, что хороши, – до тех пор, пока кровью не умоются.

Вот то, во что я верила…

Пока это всего лишь первая часть… поскольку, честно говоря, очень многое надо практически пережить заново, и я просто не могу заставить себя слишком долго об этом думать. Должна сразу предупредить: кое-что может показаться вам несколько сумбурным, но это лишь потому, что у меня у самой сумбур в голове, и я не готова поклясться, что способна с идеальной точностью воспроизвести, как и когда все происходило. Правда, я еще раз переговорила с различными свидетелями (мамой и папой, Софи, Энди и т. д.) – чтобы, как у нас выражаются, «сверить показания», где это только возможно, – и попыталась привести в порядок хронологию.