Сначала я услышал шум крадущихся шагов. И тут же, не заставляя себя ждать, из-за колонны появилась тень. По росту и фигуре я узнал Мерзука, коренастого кривоногого крепыша со сбитыми кулаками. Моего злейшего врага.

Мерзуку, круглолицему, скуластому и узкоглазому сыну монгольской рабыни, уже исполнилось двенадцать. Его мать – потомственная степная колдунья ядаджи, известная искусством вызывать дождь и насылать порчу с помощью безоаров – шариков из плотно сваленной шерсти, добытой из желудков лошадей. Однако, как это ни противно, отец у нас был один. С той лишь разницей, что мать Мерзука не являлась законной женой, а, следовательно, даже несмотря на то, что Амир Тимур признал его сыном, блестящее будущее парню не светило. Все, на что мог надеяться сын рабыни, так это проявить храбрость в очередном военном походе и заслужить, таким образом, славу и богатство. Но доблесть и прочие добродетели воина были чужды недалекому интригану Мерзуку. Он шпионил за торговцами и придворными, помогал челяди строить козни друг против друга, подслушивал и подглядывал за горсть монет и целыми днями крутился между самаркандских черных колдунов, продающих на базаре яды и сплетни. Он мнил из себя многообещающего чародея. Что, кстати, не было далеко от истины.

Мерзук преградил мне дорогу. В смутном свете я различил блеск его раскосых щелочек-глаз.

– Куда это ты собрался на ночь глядя? А, принц-недотепа?

Я молчал, смотрел на него снизу вверх.

Мерзук являлся моим кошмаром. Встречи с ним никогда не сулили ничего хорошего. Он отбирал деньги, игрушки и грозился, что если я пожалуюсь наставникам или, тем более, отцу, то он нашлет на меня бубонную чуму или проказу и у меня отвалится нос. Или распространит слух на базаре, что принц Джахангир все еще писается в постель (что являлось откровенной и наглой ложью!), и весь Самарканд до моего последнего вздоха будет издеваться надо мной.

Честно признаться, кличка «принц-недотепа» звучала очень обидно, но справедливо. Я хоть и родился с Даром мага, но, к сожалению, с весьма и весьма скромным. О том, чтобы победить Мерзука в магическом поединке, не было и речи.

Он вытянул вперед правую руку и сделал то, что делал всегда: прошептал заклинание и направил на меня указательный палец. Послушные его колдовству, мои ноги оторвались от пола и, перевернувшись вверх тормашками, я повис в воздухе.

Мерзук довольно рассмеялся. Этот гнусный ритуал повторялся при каждой нашей встрече. Дальше должны были последовать унизительный обыск, конфискация монет, пощечина или подзатыльник (часто и то и другое) и позорное падение на ковер, покрывающий пол.

На этот раз на ковер упали свечи, огниво и небольшой шамшир, все то, что я захватил с собой в Город Мертвых. Клинок этот, в богато инкрустированных ножнах, выкованный в Дамаске специально для меня, отец подарил на день рождения. Я слишком дорожил им, чтобы носить каждый день, но сегодня он заменил кинжал, потерянный в камере Хакима.

– Так-так-так! Наш принц-недотепа и полумаг собрался на войну? Или мои глаза мне врут?

С этими словами, продолжая удерживать меня в воздухе вниз головой, он поднял мой шамшир. Поиграв бликами светильников на инкрустации из драгоценных камней на его рукоятке, Мерзук удовлетворенно кивнул и заткнул мое оружие себе за пояс.

– Отдай! – выдавил я из себя.

– Что? Я слышу писк блохи?

Он больно ударил меня носком сапога по затылку. Потом еще раз кулаком в живот. И еще сапогом – в ухо.

– И это – только начало!

Я еле сдерживал слезы. Мерзук присел, оказавшись вровень с моим перевернутым лицом, и продолжил:

– Ой-ой-ой! Да никак наша принцесса собирается расплакаться! Ну, тогда не лучше ли нарядить тебя в девчоночье платье? Я привяжу тебя верхом на осла задом наперед и отправлю покататься по улицам Самарканда! Завтра весь город узнает, что принц-неудачник Джахангир плакса и трус!

Чем больше я брыкался, тем больше раззадоривал моего мучителя и тем больше оплеух получал. Слезы душили меня. Волна негодования, нарастающая в моей груди, вдруг заставила выдохнуть то, что зрело долгие месяцы безмолвных унижений:

– Амх-х-хаш-ш-шакка!

Все еще видя мир перевернутым, я ударил Мерзука в живот.

Грохот оглушил меня. Но землетрясения не последовало. Когда всколыхнувшиеся на стенах ковры вернулись на прежнее место, а я рухнул на пол, там, где только что была стена, между колонн чернело звездное небо.

– Ой…

«Я же сказал тебе, мелкий, учись соизмерять силу удара и цель!»

Я встал, потирая ушибленную макушку. Подошел к пробоине, боясь увидеть кровяную лепешку, подобную той, что осталась от Хакима. Но на счастье Мерзука, я, вися в перевернутом состоянии, плохо прицелился. С окровавленной головой и неестественно вывернутой ногой, он стонал на куче битого кирпича. Ему повезло, что мы находились на первом из четырех этажей Голубого дворца.

Я триумфально вскарабкался на развалины стены, наклонился и забрал у него из-за пояса свой шамшир.

– А можно я ударю его еще раз? – зачем-то спросил я у невидимого хранителя.

«Я – бесплотный дух. А ты, Джахангир – материален. Я владею силой, но когда и как ею воспользоваться решаешь ты».

– Значит, я могу расплющить голову Мерзука о камни?

При этих словах мой поверженный враг еще громче застонал и заголосил о помощи.

«Это твоя война, мелкий. Тебе решать!»

Это был первый урок Змееногого. Все решения принимаю я.

Я задумался.

И решил раз и навсегда покончить с унижениями. Я прицелился и громко сказал:

– Не вздумай рассказывать, что это сделал я! А не то я пришлепну тебя как… Как блоху! Амх-х-хаш-ш-шакка!

Я прицелился в обломок стены над головой Мерзука. Который, расколовшись, осыпался дождем осколков, похоронив моего врага под толстым слоем каменной крошки.

Когда подоспевшая стража и разбуженные придворные прибежали на место преступления, я уже успел улизнуть и спрятаться в своей комнате.

Позади глубоких защитных рвов и земляного вала прекрасный Самарканд окружен тенистыми предместьями, там сады и виноградники скрывают дома с голубыми фасадами, так что город подобен затерявшемуся в лесу призраку. Не знаю, какая часть – внутри городских стен или за их пределами населена гуще.

Плодородная земля по берегам реки Зарафшан обеспечивала горожанам такой урожай фруктов, что в те времена, о которых идет речь, даже беднякам их раздавали бесплатно!

Отец владел четырнадцатью загородными резиденциями с обширными погребами, прохладными дворцами, фруктовыми садами, бархатными лужайками, цветниками, фонтанами и журчащими ручьями. Летом, наслаждаясь редко выпадавшим на долю беспокойного полководца отдыхом, он проводил по несколько дней в каждой, фланируя между ними. Но все же предпочтение отец отдавал одному, Пленяющему Сердце Саду, затерянному в восточных лугах Кани-гиль. Посреди виноградников, где лоза ломилась от перезревших гроздьев, в тени ветвей персиковых и фиговых деревьев из знаменитого тебризского мрамора выстроили трехэтажный дворец. Сцены военных триумфов отца на стенах расписывали лучшие художники Персии, а великолепный купол сверкал, подобно второму солнцу. Дворец поражал размерами, и посреди его колонн легко было заблудиться. А от бирюзовых ворот Самарканда туда вела прямая аллея, обсаженная соснами.

Однако, даже до отдыхающего от столичной суеты Владыки Востока известия о происходящем в Самарканде долетали молниеносно. Ничто не укроется в Мавераннахре, как и в целом мире, от Великого Амира Тимура!

Через несколько дней я в сопровождении телохранителей, неотступно следовавших за мной на расстоянии нескольких шагов, был вызван на расправу к отцу.

Пройдя через высокие, украшенные синими изразцами и золотом ворота, мы миновали череду привратников с палицами и по петляющим между платанами мощеным дорожкам, углубились в сад. От наших глаз вход во дворец защищала пышная растительность, за ней скрывался внутренний дворик. Натянутый между деревьями вышитый шелковый навес обеспечивал в нем тень. Дворик защищали два сурового вида охранника в черном, они стояли, положив кисти рук на рукоятки мечей, справа и слева от прохода между двумя золотыми ширмами, по которым вился виноград. Сопровождающим приказали подождать снаружи.