– Стерты? Кем?

«Тот, кто стер воспоминания, стер и свое имя. Извини, парень, но, похоже, я ничем не могу тебе помочь!»

Я почесал затылок.

Засыпая, мне пришло озарение, что Сушравас, которого поэт искал для матери – это прозвище моего наставника, мага и огнепоклонника Шахрияра…

На следующий день, сразу после занятий, мы отправились с Бахой на базар.

Но ширазца в синем халате уже не было среди пьющих и гомонящих поэтов. В ответ на вопрос, где он, завсегдатаи лишь пожимали плечами. Куда ушел бродяга? В Мавераннахре сотни дорог. Одна из них – его…

Упав духом, я собрался возвращаться во дворец, но Баха уговорил меня ненадолго остаться и еще послушать стихи. Заметив, как он вглядывается в глубину лавки, в надежде увидеть там дочку хозяина, девочку с бирюзовыми глазами и тугой черной косой под белой вуалью, я великодушно согласился.

Мать зналась с поэтами. Это означало, что дукан этот был «правильное место», и меня окружали «правильные люди». Каким-то образом она благословила меня и мое будущее сочинительство. Естественно, я начал писать стихи. Скорректировав попутно мои мечты о будущем. Вместо обыкновенного путешественника, я хотел стать вольным поэтом, свободным как ветер, улететь в неизведанные края и, глядя на экзотические земли с высоты моего потертого ковра-самолета, отражать красоту мира в моих гениальных (а как же иначе!) виршах.

К тому же оказалось, что и Баха втайне сочинял длинные и витиеватые газели, подражая классикам! Все без исключения творения он адресовал некой красавице с бездонными очами, которую он нарек Шах-Набат, что на персидском означало «сахарный леденец». «Это не реальный человек, это фигура стиля… Это символ любви и красоты, всего самого прекрасного в Девяти Мирах!» Да, конечно! А я сделал вид, что поверил, и что к девчонке с бирюзовыми глазами и черной косой этот «символ» не имеет никакого отношения!

Теперь по несколько дней в неделю мы проводили в дукане троюродного дяди Бахи. В глубине души я лелеял надежду о новой встрече с тем ширазцем в синем халате. Уж в этот раз он не ушел бы так скоро от моих расспросов! Но тщетно я ждал его. Предназначенная ему дорога увела бродягу далеко от Самарканда.

Баха, как я уже говорил, признал за мной беспрекословное лидерство и участвовал во всех предложенных мной проказах. Причем когда наши проделки открывались, ему доставалось намного больше, чем мне, ведь он не родился сыном Великого Амира. Баха терпел наказания, а назавтра вновь был готов к новым подвигам под моим руководством. К тому же каждый день мы с Бахой тренировались, совершенствуя: он – искусство боевой магии, а я овладевал силой Змееногого. Из пугливого ребенка я превращался в задиристого подростка.

Вот так незаметно промчались несколько лет.

Утром моего одиннадцатилетия вместе со щедрыми подарками отец объявил о неминуемости военного похода.

Уже несколько последних месяцев вероятность военной кампании без устали обсуждали на базаре. Все больше прибывающих в город караванов вместо сладостей и женских украшений привозили оружие и обмундирование для солдат, боевых джиннов в керамических сосудах, а лошади подскочили в цене в три раза. Вот только где случится новая война, никто не знал.

В Голубом дворце ритм жизни изменился и ускорился. Прислуга, вместо того чтобы ровным шагом неслышно следовать по коврам коридоров, носилась не передыхая, и иногда слуги так спешили, что сталкивались друг с другом на бегу и падали. В оружейных подвалах работа не останавливалась ни днем, ни ночью. Я уж не говорю про суету на женской половине! Жены отца запасались теплой одеждой на случаи непредвиденных холодов. Их портные трудились, не признавая усталости, изготовляя длинные платья из тонкой козьей шерсти и расшитые драгоценными камнями высокие колпаки с вуалями и перьями.

У отца не было ни одной свободной минуты! Он принимал послов, торговцев, шпионов, картографов, придворных магов, астрологов и предсказателей. Он рассчитывал день, когда его армия выступит, выбирал счастливейшее сочетание планет на небесах. Цель же похода держалась в строжайшем секрете.

Я отправлялся с отцом. А Баха – со мной. Его назначили моим оруженосцем и телохранителем. Перспектива покинуть родной Самарканд уже не пугала меня так, как в тот день, в саду под тенью вьющегося винограда, когда отец объявил о своем решении. Попробовать полевую жизнь в окружении солдат казалось мне авантюрой, достойной будущего путешественника на край света.

Итак, мы выступали с началом весны. Прощай Самарканд, прощайте бродяги поэты! Здравствуй, новая жизнь воина!

О цели похода я узнал в ночь перед выступлением, когда мой наставник Аль-Мисри приносил в жертвы белых кобылиц и просил своих темных богов о победе в час весеннего равноденствия.

Наш путь лежал в страну Кишкиндха, в ту самую, где жили полулюди-полуобезяны. Почему? «Потому что как солнце едино на небесах, так на земле должен быть один правитель. Я! И еще, потому что я, Великий Сотрясатель Вселенной Амир Тимур, так решил!» Однако существовала и другая причина, менее пафосная, но вполне реальная. Казна опустела, затеянные отцом строительства садов и дворцов стоили немалых средств, которые, увы, закончились. Золото Кишкиндхи сделало бы отца властителем мира, царем царей!

Известные сведения о стране ванаров оказались очень скудны. Рассказы редких купцов, все еще продающих в вечнозеленую Кишкиндху чистокровных скакунов и везущих оттуда специи и благовония сходились на одном: богатства местного раджи нескончаемы. Подвалы дворцов скрывают несметные сокровища, а столица Видья-нагара – самый богатый город в Девяти Мирах, нет ему равных по красоте и роскоши, так что блистательный Самарканд рядом с ним – провинциальная деревня! Недра тех земель хранят семнадцать золотоносных и серебряных шахт, поля круглый год зеленые и цветущие, а крестьяне снимают по четыре урожая в год! Женщины-ванарки, даром что с обезьяньими лицами и покрыты шерстью, но по праздникам, что не утихают никогда, случается, падают с ног от тяжести одетых на них золотых украшений! А драгоценные камни и самоцветы, словно персики или алыча, так небрежно навалены на базарных прилавках, что, случись, упадет один, так торговец-ванар поленится наклониться, чтобы подобрать, если камушек слишком мал!

В полководческом гении отца я не сомневался. Кишкиндха будет разгромлена. Это – очевидно.

Поэтому радость от предстоящего путешествия омрачалась горечью о том, что незнакомая мне, таинственная страна из любимой детской книги подвергнется разорению от руки моего родителя. От этого почему-то становилось стыдно и неприятно. Но достойно ли воину показывать слабость? Пусть победит сильнейший! Таков закон мирозданья!

Мы выступили на заре.

Первыми, как заведено, гарцевал авангард. За ними выступал сам Сотрясатель Вселенной в окружении телохранителей. Дальше – конница, пехота и обоз с походным двором, под охраной отряда избранных конников. В этом-то самом обозе, в самом его конце, рядом с тюками одежды и запасом провизии мы с Бахой и обосновались.

Армия непобедимого Амира Тимура ни много ни мало состояла из девяноста тысяч воинов, всадников, воздухоплавателей на боевых коврах самолетах, а также десяти тысяч ифритов16.

Наш путь лежал через горный массив Крыши мира. В долинах зеленели луга, но когда мы поднялись по крутым перевалам на каменный пояс Индийских гор, высотой, наверное, в целых полфарсаха17, глубина снега достигала там два человеческих роста! На этой высоте холодища стояла такая, что у меня стучали ребра и больно было разлеплять веки. Я видел, как лошади и солдаты, соскальзывая с ледяных карнизов, падали в пропасть и разбивались насмерть в окружении безмолвных заснеженных пиков. Думаю, справедливо назвать именно эту часть похода самой тяжелой. Преодолев Индийские горы, прорывая в толще снега трехметровые тоннели и переправляясь на веревках через пропасти, мы перевалили через горный хребет.