«Еще ничего не решено, — мысленно успокаивала себя она. — Шестой дал отсрочку, а потом может и вовсе передумать. Или обстоятельства изменятся…»

— Знаешь, — заставив себя улыбнуться, сказала она, — а я тоже скоро окажусь в рядах боевого отряда… учителей.

— Будешь преподавать в Академии? — удивился юноша. — А Хиаши-сама разрешил?

— Я взрослая уже, вообще-то! — возмутилась Ханаби и добавила тише: — Ну да, разрешил. Это не навсегда, а опыт управления чем-то неуправляемым будет мне полезен.

— Уж лучше в АНБУ… — пробормотал Конохамару, перед глазами которого в этот момент промелькнула череда глупых проделок его команды.

Ханаби преподавала тайдзюцу ученикам старших курсов Академии в течение почти двух учебных лет, тратя на это по три часа пять дней в неделю. Она старалась утаить это от Конохамару, но одним из главных ее побуждений стать учителем являлось желание быть поближе к Кэнсину. При ее более близком каждодневном общении с Кэнсином, который руководил сначала первым, а затем вторым курсом, желание постепенно таяло, а затем и вовсе испарилось.

Вот и теперь Ханаби стояла на тренировочной площадке за школой и, наблюдая за упражнениями второкурсников, лишь вполуха слушала своего коллегу. Кэнсин повзрослел, стал еще выше ростом и вроде бы симпатичнее, произносил красивые речи об ответственности за будущее новых поколений шиноби, да только куноичи было скучно его слушать. Она знала, что некоторые молоденькие учительницы, глядя на них из окна, завидуют ей и продолжают вздыхать по «прекрасному учителю Кэнсину», но это ее мало трогало.

Куноичи думала о том, где сейчас Конохамару. Она знала, что его отправили на миссию в Страну Лапши неделю назад, знала, что там сейчас безопасно, но все равно беспокоилась и даже немного завидовала Моэги и Удону, которые в этот момент, наверное, делят обед со своим командиром в одной из множества лапшичных.

«Интересно, что он взял: с креветками или свининой?» — подумала Ханаби и вздохнула от тоскливого ощущения пустоты в душе и в желудке.

Неудивительно, что рассуждения Кэнсина кажутся ей такими скучными! Куда как интереснее слушать истории Конохамару о его миссиях и путешествиях. Ханаби и сама продолжала выполнять задания разных уровней сложности, но из-за работы в Академии была ограничена во времени и не могла каждый раз срываться в другие страны.

И виделись они теперь реже. Настолько редко, что их перестали дразнить тем дурацким словом, Коноханаби, и никто уже не считал их парочкой.

Как раз в тот момент, когда Ханаби призналась себе, что скучает по своему другу и хочет, чтобы все было как раньше, она вдруг увидела его самого, направляющегося к скамье под сенью лип за дальним краем площадки. Не сдержав улыбки, куноичи извинилась перед собеседником и, уже не слушая его ответа, быстрым шагом покинула полигон. Оказавшись за оградой, доходившей ей до пояса, Ханаби побежала.

Конохамару, когда у него случался выходной, частенько приходил посидеть на этой скамье и понаблюдать за тем, как проходят занятия его подруги. Техника маскировки молодого чунина была теперь почти совершенна, а у Ханаби редко возникала необходимость использовать бьякуган на уроках, так что она его не замечала. Ему нравилось, как куноичи изящно и ловко двигается, демонстрируя приемы разного уровня сложности, и при этом ей не мешают ни длинные волосы, небрежно схваченные лентой, ни широкие рукава и полы кимоно.

Ханаби никогда не изображала из себя сурового учителя, это было против ее натуры, да и голос девушка повышала редко. К ученикам она относилась как к младшим товарищам: с пристальным вниманием; против непослушных использовала добродушную иронию, но за вопиющие проступки могла схватить за шиворот и отволочь на суд директора. И все-таки, хотя со стороны могло показаться, что девушка чувствует себя прекрасно, работая в Академии, Конохамару замечал и другие моменты: когда ученики бывали заняты упражнениями, Ханаби отходила в сторону и, обхватив плечи руками, смотрела куда-то вдаль или в небо с задумчивым выражением лица. Ему было интересно отгадывать ее мысли, и в одном он был точно уверен: это не мечты о карьере педагога.

В этот солнечный день, едва вернувшись из Страны Лапши и отчитавшись о завершении миссии, Конохамару поспешил к Академии, надеясь застать подругу. Судя по всему, ее уроки уже закончились, так что она стояла и мило беседовала с Кэнсином. Точнее, болтал без умолку сам господин Бросаю-как-девчонка, куноичи же просто ему улыбалась. И вот она, завидев Конохамару, поспешила к нему навстречу, радостно поздоровалась и, приземлившись на скамейку рядышком, толкнула его плечом.

— Здравствуй, Ханаби.

— Ну как страна Лапши? Все такая же ароматная?

Молодой человек улыбнулся.

— Угу. Я тогда не обратил внимания, а сейчас подумал, что так оно и есть.

— Слушай, Конохамару… У тебя нет такого ощущения, что чем старше ты становишься, тем больше от тебя отдаляется твоя мечта? Раньше казалось: руку протяни — и все получишь. А теперь все отодвинулось куда-то далеко.

— А о чем ты мечтаешь, Ханаби? Я ведь не знаю, — молодой человек опустил глаза, страшась услышать болезненный ответ. Что будет с ним, если она опять упомянет какого-нибудь Кэнсина?

— Быть достойным лидером всех Хьюга, конечно же. Я хочу, чтобы главой клана как можно дольше оставался мой отец, но при этом я хочу быть его правой рукой. Однако мне все время не хватает опыта, чтобы решать разного рода вопросы, я боюсь отцу слово поперек сказать. Какой же из меня лидер? А мне семнадцать… Братец Неджи был всего на год старше, когда вел всех Хьюга в бой, а сестра — всего на два, когда выходила замуж. Меня же все до сих считают ребенком. Не здесь, конечно… А в семье. И нет ни одного способа доказать, что это не так.

— Я тоже уже давно жду приказа Шестого о назначении и не понимаю причины его сомнений. Я чувствую, что готов служить в АНБУ. Даже брат Наруто с этим согласен, однако… Как видишь, меня тоже не воспринимают всерьез, — Конохамару нахмурился.

— Предыдущему поколению — я имею в виду наших старших братьев и сестер — не понять наших трудностей. Они росли в жестокое время, но смогли проявить себя, стать героями. Кто посмеет ставить под сомнение их силу? А мы… Ты знаешь, что я придумала новую технику, Семь перьев цапли? Даже отец назвал ее выдающейся, но это ничего не изменило.

— Покажешь мне эту технику?

— А ты не боишься, что я тебя побью? — усмехнулась Ханаби, пихая друга кулачком в бок.

— Ты не меня бей, я просто в сторонке постою, — пояснил Конохамару, незаметно отодвигаясь от нее.

— Так не интересно…

Весь следующий семестр куноичи была полна сомнений, но как только занятия закончились, подала заявление на увольнение. Хиаши-сама принял решение использовать дочь как представительницу Хьюга для проведения переговоров с другими Деревнями и кланами. Ханаби пришлось еще больше повзрослеть, поумнеть и отшлифовать манеры до совершенства, хотя в домашней обстановке она возвращалась к прежней свободе.

Теплым мартовским днем в доме Хиаши собралась вся семья: Наруто и Хината привели малышей, а вместе с ними и Конохамару, чей выходной удачно совпал с семейным ужином у Хьюга. Ханаби была так рада этой внезапной встрече, что разбаловалась, как маленькая девочка, и, когда не видел и не слышал отец, осыпала молодого человека шутками и вопросами. Он почему-то отвечал со смущением, неохотно, отводя глаза, и лишь в редкие моменты, когда куноичи переключала свое внимание на племянников, смотрел на нее с каким-то мучительным сомнением во взгляде.

За ужином беседовали взрослые, Ханаби и Конохамару вежливо молчали, если только к ним не обращались с вопросом. После ужина все оставались в одной комнате, дети возились с дедушкой, молодежь держалась вместе: Хината и Ханаби вполголоса о чем-то переговаривались, Наруто и Конохамару обсуждали текущие дела.

— Как твоя последняя миссия в Танзаку? Все прошло удачно? — поинтересовался прославленный шиноби у младшего товарища.