– Прелестница… Неужто и впрямь влюбился?! Да, как же так, всё вдруг? Не отступлюсь! – лихорадочно думал Павел.

*пулечка – партия игры в карты.

*турнюр – приспособление в виде подушечки, подкладываемой под платье сзади, для придания пышности.

*mon cher – дорогой, дорогой друг.

*консоме – наваристый мясной бульон.

*маседуан – блюдо из тушёных фруктов или овощей под сырной корочкой.

*галантин – праздничное новогоднее блюдо.

*печка – ящик с двойными стенками, заполненный льдом с солью.

*мараксин – ликёрная вишня.

Глава 3

Иван

По неглубокой колее телеги, с запряжёнными в них лошадьми, медленно, словно нехотя, поднимались в гору к небольшому лесочку. А уж за ним будет сплошной лесной простор с маленькой полянкой, где несколько последних лет ставит свою пасеку Иван. Подальше от людских глаз.

Он расположился, на передней телеге, вместе с младшим сыном Митькой. Мерное покачивание телеги и неспешная езда не мешали такому же размеренному течению мыслей Ивана.

Вспомнилось вдруг, как он впервые увидел на ярмарке в Баймаке свою Наталью.

Ярмарка шумела многоголосьем торговцев, предлагавших свои товары посетителям. Разливалась она весельем и оживлёнными разговорами покупателей. На широких дощатых прилавках стояла горами расписная деревянная посуда. Здесь же громоздились чугунки всех размеров. Далее расположились косы. На прилавке лежали серпы, топоры и вилы, металлические скобы и прочие железные штуковины.

Отдельно разместились деревянные черенки разной толщины и высоты. Напротив, были ряды со свиными окороками, гусиными тушками, жбанами с мёдом, мочёные яблоки, пироги и куличи, связки баранок. А неподалёку кучи мануфактуры: ситца, сатина, батиста и тончайшего цветного шёлка, ленты и картузы, и ещё множество диковинных вещей. Чуть дальше предлагали хомуты, уздечки и прочую амуницию, необходимую для счастливых обладателей коней. Иван проходил меж торговцев, в шумном окружении покупателей, любуясь на все эти богатства.

Наталья стояла у прилавка, примеряя цветастые полушалки вместе с двумя девушками, которые смеялись и игрались меж собой, тормоша Наталью. Она только улыбалась краешками губ. А Иван, увидав такую красоту, застыл на месте, не в силах оторвать от неё взгляда. Сердце гулко ухнуло в груди и замерло, словно и вовсе перестало биться. Очнулся он лишь через несколько минут, когда девушки, выбрав полушалки, стали удаляться в противоположную от Ивана сторону.

– Кто энто? Откулева такая краса? – думал напряжённо Ваня.

Тогда тоже буйствовала весна, почти такая, как сейчас. Деревья стояли в молодой листве, как в зелёном дыму. Заливались в лазурном небе жаворонки, и ветерок доносил запах свежевспаханной земли.

Потерял с той поры свой покой Иван, долго пытался разведать, кто это такая, что украла его сон? Наконец дознался, что девушка эта в одном селе с ним живёт. Только батюшка её уж больно строг, оттого Наталья по вечёркам да посиделкам не бегает – скромница.

Как только отец Ивана завёл речь о женитьбе сына, тот решился признаться, что милее Натальи нет для него девушки в округе. Опасался, что родитель откажет в выборе. Но неожиданно отец Ивана, помедлив, промолвил:

– Вот, значится, отчаво ты в думках ходишь? Да, како ты приметил-то её? А чаво ж, сын, ведаю я про энту семью. Справное хозяйство, и сами не мимозыря и дочь – красавица. Ну, что жа, так тому и быть, к осени зашлём свато́в, – говорил батюшка, степенно оглаживая бороду рукой.

На том и сошлись. Томительно долго тянулись и весна, и лето для Ивана, в ожидании сватовства. Хорошо, что большую часть времени Иван был занят заготовкой леса для пристроя к избе, куда приведёт он свою наречённую. Старался, упирался изо всех сил, охваченый желанием поскорее закончить задуманное и привести в свою комнатку Наталью, свою молодую жену. Наплывали и мрачные мысли:

– А што, как откажуть, не отдадуть за меня Наталью? Утоплюся! Не буду жить без её!

Не видел Иван ни колыхания трав, ни созревания колосьев, не слышал пения птиц в лесу, не ощущал вкуса еды. Яростно набрасывался на любую работу, чтобы извести себя усталостью и забыться сном, лишь бы время проходило скорее.

Наконец подошла осень, деревца нарядились в золотисто-оранжевые осенние одежды. Полыхали яркие гроздья рябин в палисадниках. Всё чаще ползли по утрам сырые туманы над опустевшей пашней.

Подошёл и день намеченного сватовства. Дружною толпою двинулись сваты к дому родителей Натальи в другой конец села. Нарядный жених смущался и теребил от волнения полу нового кафтана, сшитого портным из привезённого батюшкой сукна аж из самой Уфы.

Только вошли в избу, сваха елейным голосом запела:

– Добрый день вам, хозяин с хозяюшкой. Мы к вам вота с какой надобностью: наш-то молодой гусачок ишшеть себе гусочку. Дык, не затаилася ли в вашем доме энта гусочка?

Иван, то краснея, то бледнея, нетерпеливо переминался с ноги на ногу:

– Ну, игде жа Наталья? Чаво жа баять-то стольки? – думал он.

Родители Натальи приняли сватов сдержанно, пригласили за стол и пошла степенная беседа: вот, мол, у вас товар, а у нас купец. Потом вывели из комнаты Наталью, с горящими, как алые маки, щеками от смущения. Стали подавать закуски на стол и разливать из ендовочника хмельную брагу в деревянные чарки. Иван сидел за столом, ни жив, ни мёртв.

– Вота она… желанная… подле сидить! Грустна… глаз не кажеть… не по душе ей сватовство энто, – сжималось сердце у Ивана от жалости, – не я буду, ежели не отогрею тябе душу, не добьюся взгляда твово ласковаго, любая моя, – решил он, яростно теребя в руках свой картуз и кидая украдкой горячие взгляды на Наталью.

Спустя месяц, прямо на ледостав, Иван и Наталья повенчались.

Чуть не неделю пировали гости, почти не вставая из-за столов. Подремав полчаса они, как ни в чём не бывало, продолжали веселье. Столы ломились от приготовленного в течение месяца, ества*. Были тут и щи с гусиными потрохами, жаренные гуси и баранина для особо почётных гостей. Здесь и рассыпчатая белая картоха, каши: пшённая и полба с пареной репой. На столах грудились пироги с разными начинками, калитки с картошкой и пшённой кашей, шаньги с творогом, блины гречневые. А ещё солёные грибы, яблоки мочёные, да брусника, разные заедки* и кисели. В больших плошках стоял янтарный мёд и, конечно, бражка. Угощались все, кто хотел поздравить молодых, отказу от стола никому не было. Песни и пляски, громкие разговоры да шутки, всё было на щедром гулянии.

Отшумела весёлая свадьба и молодые стали жить в горенке, что пристроил Иван к родительской избе. Наталья, привычная к послушанию, покорилась мужу сразу. А он, хмелея от близости, изливал на неё всю свою нерастраченную нежность и ласку. Не сразу «взял» свою жену Иван, приучая её к ласкам и поцелуям, постепенно преодолевая барьер её стыдливости. И как ни хотелось ему овладеть ею, он терпеливо ласкал её несколько ночей, пока не почувствовал робкое ответное движение с её стороны. А простыню первой брачной ночи вымазал кровью курицы, что зарубил, пока все спали. Опозорить свою жену, даже случайно, он никак не мог. Наталья понесла* едва не с первой ночи. И когда родился их первенец, совершенно счастливый Иван, взглянув на кроху-сына, подарил жене взгляд, полный любви, погладил её по голове и радостно сказал:

– Гришка будеть! Григорий Иванович!

Взнуздал он коня и помчался в лавку, купить жене самый красивый отрез мануфактуры на праздничную кофту к крестинам. И когда родился Митька Иван радовался, как ребёнок, одаривая Наталью, не жалея для любимой жены денег. Вот тогда во время большой его радости пришло в его голову решение возвести в селе церковь.

– Оно, конешно, одному мне не ссилить построить её, не сподручно. А вот ежели всем вместях, всем селом, то, пожалуй, можа и полу́читси, – так думал Иван.

Он посоветовался с женой, с отцом и заручился их одобрением. Все согласились – церковь селу нужна.