Буфетчица за все время, пока они стояли в очереди, впервые посмотрела на покупателя. У нее было молодое, но преждевременно располневшее лицо, на котором одновременно сочетались и равнодушие и вежливость.

– Пожалуйста, – Глорский улыбнулся.

Что-то дрогнуло в лице женщины, еще секунду она колебалась, потом ее рука потянулась под прилавок и вытащила начатую бутылку шампанского.

– Благодарю вас.

Буфетчица не ответила, но второй раз посмотрела на Глорского. Еще секунду на ее лице сохранилось человеческое выражение, потом исчезло, словно опустилось забрало шлема.

– Следующий!

Они выпили в тени пыльных акаций. Помолчали, прислушиваясь, как пошла по крови горячая пенистая струя.

– Хорошо, – сказал Глорский. – А ты говоришь – умерщвление плоти. Демагогией занимаешься, старик. Злобной античеловеческой демагогией. Ханжа ты, старик, злобный, античеловеческий ханжа. Проповедуешь воздержание, а сам жмуришься от удовольствия, старый кот. Где же твоя воля?

– Чтобы отменить прежнюю волю, требуется еще большая воля.

Глорский захохотал и хлопнул друга по плечу.

– Старый, злобный, античеловеческий трепач. Брось ты все. Живи, как живется.

– А что такое жизнь?

– Вот оно что! Теперь я понял, для чего ты потащил меня в поход. Ты будешь выпытывать у меня смысл жизни. Оказывается, ты философ, старик. Старый, злобный, античеловеческий философ. Хорошо. Отвечу. Очень все просто, старик. Жизнь, старик, – это вот эти пыльные акации, и дед с торшером, и поросята, которые будут визжать в небе. Ты когда-нибудь слышал визг поросенка на высоте тысячи метров? Это что-то потрясающее. Рядом плывут облака, прямо библейские, так и кажется, что из них выглянет дедушка бог, видны сложнейшие приборы в кабине пилота, сам пилот, важный в черном с золотом, и вдруг поросячий визг и крик бабушки: «Да замолкни ты, паскуда!» Жизнь, старик, – это контрасты. Вся прелесть именно в них. Ты обратил внимание, каким голосом дикторша объявила: «Пассажиров, следующих в Петровскую Буйволовку, просим пройти на летное поле»? Сколько в нем высокомерия. И послушай, как она скажет: «Прибыл самолет Москва – Краснодар – Адлер». В нем будет трепет. Глупая, злобная, античеловеческая девушка. Она презирает пассажиров, летящих в Петровскую Буйволовку, и завидует сидящим в лайнере «Москва – Краснодар – Адлер». Она не понимает, что счастье не в том, что человек может сидеть в дорогом самолете, а в том, что жизнь волочит человека по контрастам, как по ухабам. Вот мои золотые часы. Я не думаю о них, пока не потеряю. Я несчастен – такие отличные были часы. Я ползаю по траве, роюсь в пыли, может быть, даже плачу, если слегка под градусом. Но вот что-то блеснуло. Ах, как я счастлив! Находишь тогда, когда теряешь. Я великодушно дарю тебе, старик, этот афоризм. Можешь использовать его в одном из своих рассказов Хотя, конечно, этот афоризм стар, как мир. Просто о нем мало кто постоянно помнит. Поэтому в мире так много несчастных людей. Представляешь, как мало надо, чтобы мир был счастлив. Надо помнить лишь афоризм. Это, старик, уже записывать не надо Это я оставляю себе. Отличное изречение. Какие, старик, приходят отличные мысли, когда выпьешь. Еще по сто?

– Очередища. Да и в самолете душно.

– Ты старый, злобный, античеловеческий нытик. Борис стал в упор смотреть на продавщицу. Через минуту она подняла голову. Глорский улыбнулся. И его друг увидел, как опять поднялось забрало и лицо буфетчицы расплылось в улыбке.

Глорский взял пустые стаканы и вскоре вернулся с полными. В них пузырилось шампанское, а сверху плавало по кусочку льда.

– Ого! Ты пользуешься громадным успехом, – сказал Игорь. – Все дело в бакенбардах.

– Нет, старик, дело не в бакенбардах. Посмотри на того парня. Он красив, как черт, и тоже просит шампанского… Смотри, смотри… Ну, что? Шиш ему с маслом. Как он злобно глядит в нашу сторону. Нет, старик, дело не в бакенбардах. Этот трюк тоже старый, как мир. Просто я выделился из всех. Вот и все. Пусть какой-нибудь чепухой, но выделился. И на меня сразу обращают внимание. Что я сделал? Я просто состроил многозначительную мину. Человека всегда, старик, влечет к необыкновенному. Любопытство – наше главное свойство, которое досталось нам еще от славных криволапых и мохнатых предков.

Словно подтверждая его слова, буфетчица посмотрела в их сторону. Глорский поднял стакан, показывая, что пьет за ее здоровье. Женщина улыбнулась и, видно, перелила в мензурку, потому что посуровела и стала отливать назад.

– Слушай, старик, а это ведь отличнейшая тема для рассказа. Одна продавщица всю жизнь недоливала. Это был ее принцип, так сказать, философия. Она считала, что живется хорошо лишь тем, кто недоливает. Но вот ей улыбнулся случайный человек, она вздрогнула и перелила. Постой… надо записать. Обязательно напишу.

Глорский вытащил блокнот, карандаш и сделал в нем пометку.

– Да, но потом она все-таки отлила.

– Ну и что… Хотя, слушай, это еще даже лучше: человек опустил голову, и она отлила назад И в этом жесте – ее трагедия. Значит, ей все, конец… Понимаешь? Это был ее последний шанс. Больше, сколько бы ей ни улыбались, она не перельет. Здорово, а?

– Неплохо, – сказал Кутищев.

– А вообще ну его к черту. Если так и дальше пойдет, мы с тобой не отдохнем. Давай лучше отобьем v солдата вон тех девчушек. Я давно за ними наблюдаю. Мямлит им какую-то чепуху, а они носы в сторону.

Друзья допили и пошли к «выходу № 1». Там под двумя акациями с еще более пыльной и редкой листвой сидели пассажиры, ожидавшие прибытия самолета «Москва – Краснодар – Адлер». Их было немного. Солдат, две девушки и уже немолодая женщина с грудным ребенком.

– Так, – сказал Глорский, – вот перед тобой моя теория волочения по ухабам в действии. Посмотри, как оживлены лица этих людей. Из многих десятков жаждущих улететь судьба избрала их, и они по-настоящему счастливы. Раз, два, три, четыре, нас с тобой двое… Еще должен быть где-то один счастливчик: Москва передала, что свободных мест семь.

– А как тебе удалось достать? Опять принцип выделения?

– Увы, старик. Даже принцип выделения тут бессилен. Обычно мест на этот самолет не бывает. Кто захочет лететь в Рябовск, а не в Адлер? Наверно, волк в лесу сдох, а может быть, к нам едут иностранцы. Все простые смертные летают самолетом просто Рябовск – Москва, и наоборот… Здравствуйте, девушки, можно с вами присесть?

Девушки были молоденькие. С одинаковыми толстыми косами, в одинаковых капроновых платочках и одинаковых узких юбочках, «стильных», только одна девушка была черненькая, другая – беленькая. Ветер и солнце еще не успели огрубить их кожу, и мордашки у девчушек горели, словно с мороза.

– Давайте знакомиться. Мой друг Игорь – известный шпагоглотатель, победитель четырех европейских чемпионатов и одного неевропейского. Непревзойденный мастер в своем деле. Он так привык глотать шпаги, что когда ему подают шашлыки, он жрет шампуры, запивая их армянским коньяком, а мясо с отвращением выбрасывает.

Девчушки хихикнули, стрельнув в Игоря глазами.

– Да… – между тем продолжал Борис. – Мой друг не брезгует и мелочью. Гвозди там всякие, шпильки. У вас есть шпильки? Он может сейчас продемонстрировать.

– Есть, – сказала самая бойкая, черненькая. – Только на спор.

– Согласен. На что?

Солдат нахмурился и отвернулся.

– На… на коробку конфет!

Борис в раздумье почесал затылок.

– Да… Приз значительный, но игра сюит свеч. Игорь, приготовься. Я буду ассистировать. Давайте шпильку.

Черненькая девушка отколола косу, перебросила ее на грудь и стала вытаскивать шпильку. Ее более робкая подруга смотрела на нее с восхищением. Солдат, совсем еще мальчишка, с круглым лицом, встал, поправил гимнастерку и с деланно-равнодушным видом пошел в белый от пыли сквер, оставляя следы на траве, как пришелец с другой планеты из фантастического рассказа.

– Так… Благодарю вас, барышня… Следите за мной внимательно… Игорь, открой рот. Минуточку, прошу прощения…