– Не спи как можно дольше. Если это сотрясение, можешь не проснуться, - Скотт опирается на стойку. На нем джинсы «Ливайс», подвернутые снизу. Карман оттопыривает круглая коробка с жевательным табаком. - Это Питер?
– Так очевидно? - Стайлз отдирает языком кровь, присохшую к небу. - Ты не ответил про Малию.
– Ее положили в больницу на сохранение. Просто курс витаминов. И ее заставляют слушать нью-эйдж. Музыку для лифтов. Она в бешенстве.
– Была угроза?
– Она в порядке, - отрезает Скотт.
– Не делай из меня идиота. Я знаю, что дело не только в курсе витаминов. И знаю ваши проценты покрытия по страховке. Если бы не я, она бы сейчас дома тебе жарила овсяные вафли. Я выпишу чек.
Желваки на лице Скотта дергаются, и он кажется рассерженным, как всякий нападающий в регби.
– Я прошу тебя больше никогда не говорить о том, что ты собираешься дать мне денег. Идет? - Скотт потирает лоб пальцами. И Стайлзу вдруг видится, что в школе Скотт будет одним из этих очаровательных активных пап, которых молоденькие учительницы - выпускницы педагогических колледжей со спелыми грудками и красными дипломами - норовят запихнуть в Ассоциацию родителей или попросить поволонтерить на осенней распродаже выпечки в спортзале.
– Это мальчик, - говорит он. - Митчелл Дельгадо МакКолл, - Скотт вытягивает из рюкзака снимок УЗИ, и его лицо становится мягким. - Это на восемнадцатой неделе. Еще никто не знает. Она хотела мальчика.
– Ну а ты?
– Это неважно. Главное, чтобы был здоровым. Он все еще немного меньше, чем малыши должны быть на этом сроке, но я знаю, что скоро он их догонит, - добавляет Скотт и обводит пальцем головку ребенка на снимке. Кровь стягивается к затылку от того, что Стайлз это видит.
Будем честны: что он знает о ходе беременности, кроме плановых визитов в элитные клиники Верхнего Ист-Сайда, где им предлагали турецкий кофе, 5D УЗИ плода и новейшие французские техники подготовки к родам?
Беременность Лидии не меняла их распорядок вплоть до третьего триместра: они по-прежнему бегали трусцой в Центральном парке, посещали встречи членов филантропического фонда и ели крем-супы из шпината и злаковые йогурты.
На вечеринке у бассейна по случаю их помолвки Лидия без труда скрыла живот под безразмерной дизайнерской гавайкой: она была уже на двадцать второй неделе и постоянно вспоминала ему те розовый коктейли и секс на крыше в Вегасе.
Они скрывали ее беременность от газетчиков до конца третьего триместра, словно они были знаменитостями. Стайлз не думал о том, что Томас может не родиться. Стайлз думал о журналистах из «Мари Клэр» на их свадьбе и медовом месяце в Белизе.
– Как-то, в конце прошлого года, я взглянул на Малию и заметил в ее лице мягкость черт и уязвимость, которых не было еще пару лет назад. Тогда я и понял, что мы уже давно не те, кем были раньше, - решает сказать Стайлз.
– Сейчас мы ненамного старше, чем были наши родители, когда у них появились мы. Знаешь, мама сказала, он похож на меня. Его нос и овал головы. Но еще рано об этом говорить.
– Вообще-то, у меня тоже есть новость, - начинает Стайлз. - Даже папе еще не сказали. Восемь недель, - говорит он. - Это близнецы.
//
Ее уже в седьмой раз перебрасывает на голосовую почту, когда она замечает мнущуюся на пороге кухни маленькую фигурку.
– Не спится? - Элли раскачивается на пятках, заправляя чистые волосы за ухо. От ее смятой мальчишеской футболки еще тянется теплота матраса и египетского хлопка, и она по-прежнему пахнет медовой карамелью, которую они приготовили по рецепту из скандинавского журнала.
В свои шестнадцать Лидия оставляла в «Фейсбуке» зимние фотоотчеты из шале Уиттморов в Куршавеле, планировала учиться в одном из университетов Лиги Плюща на самую престижную стипендию и в двадцать пять родить Джексону дочку в элитной клинике Италии. В восемнадцать она поступила на третий курс в МТИ, закупалась крошечными кожаными курточками в «Гуччи» для малышки своего парня и решила рожать после тридцати. Скоро ей двадцать девять. У нее одаренный сын, недвижимость на Ривьере и перетерпевший среднестатистические кризисы счастливый брак.
Ее мать видела Элли один раз: два года назад, когда привезла Томасу на день рождения эту дорогую игрушечную железную дорогу от «Хорнби» в «Парк Хаятт». Они представили ее как дочь одного мексиканского приятеля, но после коктейлей с водкой мама прикурила «Собрание» от золотого «эс ти дюпона» Питера и высказалась о необходимости ДНК тестов и контрацептивов в упрек Стайлзу, пока дети были заняты «Летучим шотландцем». Но сейчас Лидия смотрит на лишенное детской пухлости серьезное лицо этой маленькой девочки, и ей становится стыдно, что в те годы она соглашалась с матерью в неуместности совместных каникул в Европе или занятий готовкой под французский джаз.
– Хочешь, я сварю нам белый горячий шоколад? А ты можешь выбрать фильм на «Нетфликс», - предлагает Лидия. - Как-то в начальной школе Стайлз подложил мне в шкафчик кассету с «Дневником памяти», и она была до пленки липкая от мармелада и испортила мои лучшие туфли для танцев. Когда мы поженились, он сказал, что это была кассета его мамы. Знаешь, тогда все брали их в видеопрокате.
И почему-то ей вспоминается, как дождливым летом после его второго курса они напились испанским вином в ее съемной квартире-студии на Манхэттене, занимались любовью и смотрели «Титаник» на французском через черно-белый проектор из колледжа.
– Позвони ему, - говорит Элли, почесывая нос.
– Голосовая почта.
– Голосовая почта? И ты все еще не оставила ему ни одного сообщения? Если бы оставила, мы бы уже пересекли границу на грузовике с контрабандой оружия и красной икры и продали почку на черном рынке в Колумбии, где есть портал в межгалактику. Ты отдашь инопланетянам почку за Стайлза? Я бы отдала. А если продадим сразу две, может быть, нам еще дадут древнего телепатического двойного боевого слона или песика.
– Если это аукцион, тогда я покупаю Элли целиком за безлимит на картошку фри с солью и чесночным соусом, - Стайлз сдвигает дверь в сторону, и Элли переводит с него на Лидию этот взгляд, каким обычно обмениваются родители, когда дети говорят что-то невинное и забавное про Санта-Клауса или секс.
– Ты не инопланетянин. Тебе не нужна моя почка, - она сползает со стула и, проходя мимо него, толкает его плечом в бок. - Потом поговорим, мистер Большой Синяк. Я люблю тебя.
– А я тебя от Луны и обратно.
– А я от Юпитера и обратно, - она корчит рожицу и проскальзывает в приоткрытую створку, шлепая по полу прорезиненными носками.
Лидия перехватывает его взгляд на себе, пока он не останавливается на вкладке форума с рецептом коктейля из шпината и статистикой перинатальной смертности.
– Лидия… - Стайлз закрывает крышку ноутбука и берет ее за руку, и она в очередной раз думает, что наследники мировых корпораций на горных лыжах и солисты рок-банд в евротурах никогда не заказали бы одинаковые футболки с фамилией на спине для семейных поездок в Диснейленд, не будили домашних в Рождество протяжной «Джингл Беллс» и стуком противней с имбирным печеньем и не обещали ее еще плоскому животу пони и «Баскин Роббинс».
Лидия поднимает его голову, обхватывая ее руками, и целует его, и этим поцелуем ей хочется передать, как важно для нее все это время было быть рядом с ним.
//
– И только мы решили, что вовсе он не идеальный и не поселился в палате своей беременной жены, как на тебе, он снова тут, - весело говорит ему ночная медсестра и открывает дверь в отделение. - Но чтобы при обходе в полночь я тебя не видела.
– В двенадцать тридцать.
– Ты другим глаза не мозоль. Они тут неделями лежат, но никто им не приносит королевства и императорских креветок. Ну да иди уже. И не надоедай ей, она под капельницей.
Скотт проскакивает в ее палату по пропахшему хлоркой и увлажняющими кремами коридору и осторожно открывает дверь, на ходу спуская с себя джинсовку с нашивками скейтпанковского мерча. Малия, заметив его, вытирает запястьем мокрые щеки и по-ребячески морщится. С убранными за уши волосами, в его заношенном итальянском свитере поверх голубой больничной рубахи и в носках с пиццами она кажется такой родной и беззащитной, что Скотт не спрашивая ложится рядом и позволяет ей уткнуться холодным носом в его грудь, как делает всю последнюю неделю, зная, что ей это нужно. Он прижимается губами к ее пахнущей кокосовым шампунем макушке и забирается рукой под одеяло, оставляя ладонь на ее теплом круглом животе.