– Постой, они потрошили младенцев живьем? А если бы это был ребенок, не поцелованный индейскими богами в зад? Он бы не исцелился и истек кровью в орлином тазу, как разделанная рыбешка? - поражается Стайлз.
– Квилеты верили, что у всякой души есть глаза. Будучи беременной, женщина знала, какой цвет глаз у ее дитя. Ka ngaro считали детьми с половиной души. После воскрешения душа ребенка и душа матери становилась одна на двоих.
– На что они обречены? На то, чтобы жить вечно? - спрашивает Скотт. - После смерти их матерей. Людей, с которыми у них одна душа на двоих. Kwop kilawtley - на языке квилетов это означает «останься со мной навсегда».
– Они погибают в тот же миг, когда рождаются. Образно. Ka ngaro появляются на свет с человеческим пороком, переданным от родителя или предка. Они могут прожить с ним до глубокой старости, как обычные дети, или умереть в молодости или детстве. Сила не дается без жертвоприношения. За каждое отличие приходится платить.
Стайлз оглядывается на Элли, сидящую на металлическом столе и рассматривающую натянутые носки своих кроссовок. Вытянутые ноги болтаются, как желейные пластинки. Она не слышит, о чем они говорят, но он все равно понижает голос:
– Носовые кровотечения с этим связаны?
Оборотная сторона роли родителя - полная ответственность за чье-то счастье.
– Кровь из носа может идти по разным причинам. Мы должны смотреть на это в системе. Девочка воспитывалась как человек, это может объяснить некоторые вещи. Так, дети Айзека не подвержены влиянию полной луны, пока не осознают, кто они. Однако чем старше становится ребенок, тем сложнее его обучить, - Дитон оборачивается к Скотту. - Не стоит скрывать от оборотня его сущность. Ребенок берет от родителей большую часть их генотипа. Ген истинного альфы так же силен, как пустота, оставленная Ногицунэ. Ты все еще ощущаешь это, Стайлз, верно? Скажи, что ты чувствовал, когда взял на руки своего только что родившегося сына?
Стайлз впивается в обручальное кольцо, стараясь не думать об обезболивающих, болтающихся на дне пузырька с липкой этикеткой в его кармане вместе с сигаретной пачкой. Таблетки, которые помогают ему жить.
– У твоих детей эмоциональная нестабильность в результате СДВГ, - между тем продолжает Дитон. - Это человеческая болезнь, поэтому могу предположить, что это тот самый порок, который генетически передался Эллисон. Поскольку способности банши переходят по женской линии, твой сын - человек, но с Эллисон их объединяет не только единокровное родство. Приоткрыв дверь в свое сознание, вы усилили сверхъестественное воздействие не только на ваш разум, но и на ваше тело. Это похоже на вакцинацию: организм борется с вирусом. Но в твоем случае вирус победил. Так же, как и ты, твои дети ощущают эмоции ситуативно, здесь и сейчас. То, что ты испытываешь, находясь с тем, кто имеет с тобой сильную связь, остается единственными воспоминаниями души. Что-то вроде обратного синдрома фантомной конечности.
– Лидия…
– Это не то же самое, что якорь. Это человек, без которого ты теряешь себя. Для Элли это была Малия, но даже сверхъестественное может потерять свою силу. Эмоциональные узы крепки, пока люди существуют в пространство-временном континууме. Чем-то сплошном и непрерывном. Боюсь, связь была потеряна, когда они разлучились. Для ребенка ka ngaro в младенчестве важно находиться под кровом матери. Они привязаны к ним больше, чем другие дети-оборотни.
– То есть это ты сейчас намекаешь, что мы конкретно так проебались? - выходит из себя Стайлз.
– Мы не знали, что она другая. Все мы думали, что она истэка, - замечает Скотт.
– Тот, кто ходит на двух когтях. Человек-койот, - поясняет Дитон. - Сейчас в ней сосредоточена сила, способная принести погибель альфе, но койота сбивают с толку человеческие привычки. С рождения в ней идет борьба двух начал. И это хорошо, что кровотечения наружные - это защитная реакция человека на испытываемые эмоции, с которыми мозг не справляется: переутомление, повышенные беспокойство и злость. Но у Эллисон эмоции усиливаются в несколько раз за счет сверхъестественной сущности - пустого истэки ka ngaro. Носовые кровотечения - это нечто вроде страховочного дозатора, выпускающего неконтролируемый поток ощущений короткими вспышками. Но это не будет длиться вечно. Важно научить ее контролировать койота до того, как он одержит победу над человеком. Потому что как только это произойдет, тело не сможет сдержать эмоциональную вспышку, и она станет причиной кровоизлияния в мозг, - заканчивает Дитон. - Ka ngaro - дети, обреченные на смерть.
//
Стайлз никогда не видел Элли со сверстниками и часто забывал, что она на самом деле ребенок. Она рано повзрослела, и все привыкли, что она постоянно крутится рядом. Так повелось еще с той поры, когда она даже в школу не ходила. Но все знают, что по натуре она сама по себе. Порой Стайлзу казалось, что она настолько похожа на Малию, что ни у кого не должно оставаться сомнений, что она ее дочь. Ему хотелось, чтобы люди это заметили, когда они сидели в «Макдональдс» и жевали желтую картошку фри в чесночном соусе, не смотря друг на друга, но делая это с одинаково недовольными лицами, или когда они спорили насчет доставки еды или стаканчика под зубные щетки из «Икеа».
Стайлз часто представлял тот день, когда она узнает, что все это время ее мама была рядом. Он думал о малыше МакКолле и спорах из-за имени, статуса старшей сестры и цвета стен в детской. Он думал о том, как они едут в совместный отпуск в фургончике и устраивают барбекю на пляже на закате. Он много думал. Но иногда лучше не начинать того, что не сможешь закончить.
– Нужно учиться, и единственный способ достичь чего-то - это труд и концентрация, - Дитон, с лицом Ганнибала Лектора, вынимает скальпель из лотка, и Стайлз ощущает, как по позвоночнику ползет панический приход. - Постарайся поверить в то, что ты можешь исцелиться. Представь, как рана затягивается на твоей ладони.
– Ты не обязана этого делать, - говорит Стайлз, подбрасывая пачку в кармане. - Мы найдем другой способ.
– Только физическая боль может дать толчок к исцелению. Боюсь, другого способа нет.
– Ацтеки приносили в жертву по две тысячи людей, когда открывали новый храм. И большая часть из них все равно ушла под землю из-за сдвига тектонических плит. Мы найдем способ не из традиций «Молчания ягнят».
– Делайте, что хотели, - раздраженно обрывает Элли и выталкивает вперед свою маленькую ладошку, даже не обернувшись на Стайлза. - Мне все равно.
– Стоит попробовать, - соглашается Скотт. - Так я смогу попытаться понять, как мы связаны. Я чувствую это. Кажется, она тоже. Если одному из нас причинят боль, другой так или иначе поймет, что что-то не так. Поэтому я услышал ее, когда Малия была беременна. Это больше, чем связь с бетой.
– Могу предположить, что связь проходит через Малию. Это сверхъестественная динамика, о которой мне почти ничего не известно. Родственные души. Возможно, этим квилеты считали запечатление.
Стайлз замечает, что Элли следит за всем, что они говорят, и впитывает это, как микрофибровая губка. Он сразу вспоминает себя: восьмилетний мальчик, торчащий у вентиляции в участке с подставленным под нее табуретом и пытающийся подслушать разговоры о деле под кодом 10-94. Отец выволакивал его оттуда за уши к маме и черничному пирогу.
Дитон стягивает ее предплечье резиновым жгутом.
– Ну нет, хватит. Мы не будет этого делать. Мне плевать, что это единственный способ заставить ее обратиться. Не в обиду будет сказать, но ни у кого из вас нет детей, - (Питер собирается открыть рот, но Стайлз его останавливает). - А у меня есть, и я хороший отец. Ты поймешь меня, когда у тебя родится свой, - говорит Стайлз Скотту. - Малия его и пальцем не даст тронуть.
Питер удивленно приподнимает брови, и Стайлз понимает, что это прозвучало не в стиле планов на будущее и уклончивых ответов на тему детей во время легких обедов, когда все обсасывают шестого розовощекого младенца твоей кузины/двоюродной тети/жены твоего напарника за лаймовой шипучкой и греческим салатом. И пока Стайлз гадает, убьет ли его Малия, Элли впивается в запястье Дитона и его рукой с зажатым между пальцами скальпелем разрезает свою ладонь. Она даже не вскрикивает, но ее лицо сжимается так, как бывает, когда в овощном буррито попадется перчик халапеньо.
