Кора не выглядит подавленной - безразличной, и только.
– Нас восемнадцать было, знаешь. Четверо осталось.
Это повисает между созвездием Лупус и черной бездной неба. Айзек не думает, кто четвертый. Только: Хейлы всегда переживают боль. Кора поэтому головой в конце встряхивает и толкает его под ребра:
– Так будешь или нет?
Айзек не сразу понимает, что речь о пиве.
– Брось, папочка, твой ребенок давно спит. И ты, вау, оборотень. Влей в себя содержимое хоть сотни таких бутылок, и все равно сможешь трепаться о карбюраторной системе питания и центробежной силе. Что? Я собиралась поступать в Принстон, – она тянет ему бутылку. Молчат.
– Знаешь, а ты неплохой парень.
– Ага, в курсе, - он соглашается и протягивает руку, и секунду Кора смотрит на нее, потом вздыхает и накрывает своей, точно у нее нет другого выбора. Так они и сидят, бессмысленно переплетя пальцы и чувствуя себя по-идиотски, пока руки не устают и они не расцепляют их.
========== мексиканское пепелище ==========
На следующий день Кора зовет его ужинать, и предложение (почти не) намекает на свидание. Кроме того, Элли с ними, поэтому, конечно, нет, никакого рандеву. Айзек в принципе не уверен, может ли Мексика быть романтичной.
Он жмет плечами: ему все равно, где есть. Элли пытается повторить, ерзая на месте с плюшевым волчонком, которого Крис привез из БиконХиллс - кто-то из стаи подарил, наверное.
– Ну все, решили, – Кора разворачивается на пятках и забрасывает детскую бутылочку в рюкзак. Кажется, его мнение ее не особо и волновало.
На ней обтягивающие шорты с пальмами и короткий топ, и Айзек в очередной раз замечает, насколько тон ее кожи темнее его собственного. И что она красивая. Пожалуй, даже больше, чем просто. И ни капли не похожа на Эллисон.
Айзек вздрагивает, когда Кора пихает его ногой.
– Я спрашиваю: ты в этом пойдешь? – она усмехается, и он в самом деле не понимает, чем ее не устраивает его свитер. – Только не говори, что ты не запихнул в свою маленькую сумку хотя бы одну маленькую футболку.
Нет, он запихнул. Вернее, впихнул себя в поло, когда летел сюда. О другом не подумал, и, кажется, это не было мудрым решением.
– Элли стошнило сегодня утром, – он не говорит, что на поло.
– Не могу поверить, – (Айзек и сам бы удивился, будь он на ее месте). – Крис тебе не сказал, что северный полюс в другой стороне?
– Не трать время, ладно?
А потом “не благодари” - и черная мужская футболка прилетает в лицо раньше, чем он успевает заметить, откуда Кора ее взяла. Кроме того, совершенно не хочется думать, чья она: Дерека или, может, того соседа-латиноса (Мигель, что за дерьмовое имечко), или еще черт знает кого.
– Спасибо, не надо, – но позже футболка все равно оказывается на нем. – Здесь пятна, – он принюхивается. – Это что, кари?
– Возможно. Я ее не стирала.
Кора говорит так, будто его, Айзека, этот факт удивлять не должен. Но его удивляет. К тому же, пахнет ей. Это странно: чувствовать на себе запах девушки, которой не касался.
Айзек спотыкается на последней ступени. Кора и Элли оборачиваются почти одновременно, и он понимает, как по-идиотски выглядит.
Кора хмыкает, но ничего не говорит. Айзек уверен: она думает, что он пялился на ее зад. (Это сложно не сделать, но Айзек справился, надо же).
Его толкают локтем. Кажется, парень на байке - не видел: в клубах песка и дорожной пыли он едва различает носки своих кед.
– Так куда именно мы идем? – спешно ровняется с Корой (благо, шаг широкий), зачем-то вспоминает те криминальные хроники, которые по ящику в закусочных двадцать четыре на семь. – Там не опасно? – Крис, конечно, не подверг бы жизнь Элли риску.
– Там - нет.
– А где да? – странно, а вот об этом Арджент упомянуть как-то забыл.
Айзек спрашивает чересчур требовательно. Кора останавливается, смотрит почему-то раздраженно.
– Думаешь, в твоем святом Париже не найдется никого, кто носит ствол за пазухой или прячет когти? – она цокает языком. – Опасность в каждой части этого гребанного земного шара, Айзек, пора бы уже смириться. В самом деле, ты же жил в БиконХиллс!
Это должно быть тем самым аргументом, который позволит забыться хотя бы на остаток вечера, но Айзек не забывается, нет. Он молчит.
– Брось. Там, куда мы идем, лучшее тако во всей Мексике, – Кора улыбается неожиданно тепло, и Айзек готов признать: да, им и правда нужна разрядка. Потому что, по факту, они остались вдвоем. Она - у него, и он - у нее. И Элли, которая в их недосемье-стае вроде баланса, точки равновесия.
Элли, которая не знает, что ее ждет. Их всех, если говорить честно.
//
В кафе, куда Кора приводит, оранжевые облупившиеся стены и низкие пластмассовые столики, и нет меню, но есть бумажные фонарики и салфетницы с олдскульным кока-кольным логотипом. Довольно мило (плесень в углах и плиток сколы не в счет?).
– Эй, расслабься, – Кора толкает его плечом. – Не знаю, о чем ты там думаешь, но выглядишь так, будто Атлантику в утином круге переплываешь.
– Просто хочу уже, наконец, нормально поесть, – Айзек по здешним меркам безразличный неприлично. Кора закатывает глаза:
– О, не будь занудой. Мария назвала тебя милым парнем.
– Мария?
– Хозяйка. Она думает, что мы встречаемся. Давай, поцелуй меня, и получим бесплатный десерт вместе с приглашением на собственную свадьбу в лучших мексиканских традициях.
Айзек ждет, что это шутка. Дожидается: Кора отмахивается, боже, забудь, к столу уходит, где Элли, довольная, жует пшеничную лепешку.
– А ты уже лопаешь? – треплет малышку по голове, усаживаясь рядом (пластмассовые стулья и разноцветные подушки, вау).
Айзека игнорирует.
А вот с типом в цветастой майке ей трепаться на радость. Этот, пришедше-подошедший, жмется своим потным черным телом, здороваясь, пытаясь обнять (облапать). Мика Хуанте. Айзеку, черт возьми, плевать. Хоть сам Боб Марли - все-рав-но.
Ему здесь не нравится: неуютно, не в своей тарелке. Конечности длинные пластмассу оплетают, колени стола выше, белый, по-испански только “хола” и “грасиас”.
– Здесь все друг друга знают, – Кора объяснить пытается. Айзек кивает: ага, ладно.
(Достал).
Она делает вид, что случайно бутылку с горчицей сильнее сжимает: упс, извиняй, Айз.
Слизывает капли с пальцев, хлопает глазами, а взгляд: выкуси, один-ноль, побеждаю я.
Ладно, Айзек не из тех, кто сдается (теперь нет).
Элли восторженно кричит, вторит: Аси, Аси, пока завязывается борьба шуточная, бессмысленная, по-ребячески глупая. В конце концов, у обоих лица в соусе, тела. Кора улыбается, облизывая губы, дышит часто.
Айзек качает головой, но признается: было весело. (Не говорит, что руки у нее горячие, дыхание).
Они рядом сидят, бедрами друг друга касаясь. Не будь он в джинсах, получил бы ожог, серьезно.
– Дай сюда, – она вырывает салфетку, оттирает пятна соуса с его лица (как ребенок, ей-богу, Айзек).
(О да, это же я начал).
Сталкиваются взглядами.
Там, в глазах ее, Айзек видит.
– Что бы ты без меня делал? – Кора отстраняется. Кора чертовски хорошо себя контролирует.
Айзек теряет что-то. Боится признаться, что именно. Они.
(не пара).
– Не знаю, – отвечает честно.
– Коси! – Элли привлекает к себе внимание, и это (предлог), чтобы отойти, уйти (от темы, себя).
Айзек ошибался: он сильным не стал.
alicks - away
Они ужинают под песни гитары, когда закат догорает и вечер обнимает. Айзек понял, почему здесь, сюда: романтика на испанском по-мексикански. Красиво, и как-то забываешь про облицовку, фальшивое это, пустое.
Дело-то в другом. Здесь жизнь, какая есть. Краски в легкие не вбивают, чтобы деланным задохнуться. Тут, у каждого, любого, яркость выхлопами от моторчика в грудной.
Кора подпевает; стучит пальцами по пластику спинки, и с ней вместе - они, местные. В воздухе запах мяса и миллионы слов (о любви, вере).