Да, ей хотелось взять ее. Да, она позорно сбежала, потому что там все было сплошным напоминанием. Да, она любила его.

– Но теперь все по-другому, – Малия тянется к Скотту, и его сухие руки на ее теле - это то, чего ей не хватало в крошечной комнате в мансарде над дешевой лапшичной в Париже. Ей нужно было не больше, чем просто тарелка хлопьев и его объятия, но потребовалось время, чтобы это принять. Садясь в машину и вбивая его пыльный район в навигатор, она не признавала поражение - это только усталость.

Испытав на себе истощающую горечь миль, часовых поясов и океанов, Малия впервые ощущает, что вернулась домой.

/

В половину пятого его тело остывает, и он просыпается, не чувствуя под боком ее тепла. Волны омывают шершавые ступни, пенный прилив теперь достает до края одеяла и его сброшенной на песок одежды. Небо затянуто голубичной пленкой.

Скотт оглядывается, но Малии нигде нет. В кабине пикапа пустота и застоялый запах пыльных сидений. В багажнике скинутые в кучу складные стулья и глубокие канистры с водой. Он бродит по пляжу еще немного, пока не замечает ее на краю голого утеса - пологий глиняный выступ упирается в обрывающийся в воде горный хребет Санта-Лусия. Южнее волны швыряют в небо молочные шапки.

– Лия? – ему нужно было время, чтобы добраться до нее. Засохшие, осыпавшиеся с кактусов иголки впились ему в ноги. Неумело пробует скрыть волнение в голосе.

Малия ровно оборачивается, и Скотт тогда тянет ее к себе уже смело, с заметным в своем облегчении осознанием, что это не очередной ее кошмар. Она целует его в щетинистую скулу, ощущая, как перекатываются мышцы его сбитой, все еще хранящей соленый запах океана спины под ее ладонями, прежде чем отстраняется, проталкивая фаланги между его. Когда Скотт понимает, что она хочет, Малия уже стягивает его вниз.

Есть секунды, за которые тактильно вспоминается, как расползалась пробитая кожа над хрустнувшей от удара грудной клеткой, обледеневшая сырная луна повисла в небе над заснеженным Ла-Маншем. На высоте мили над уровнем шумящего пролива окровавленные лапы оттолкнулись, чтобы слететь со скалы.

Скотт выныривает первым и вытаскивает ее следом. Обхватывает ее лицо, сдвигая влажные пряди и позволяя ей облепить его скулы тоже.

Сначала идея обзавестись семьей появляется из соображений необходимости: нужен комфорт и поддержка, гости в День благодарения, которые приходят, когда уже не по себе от одиночества. А потом временное решение оказывается намерением начать все с чистого листа с этим одним-единственным “ты всегда был нужен мне, Скотт МакКолл”.

========== ya’aburnee ==========

Комментарий к ya’aburnee

Отсылка к первой главе в части Малии (Патрик Дуглас, найденный на стоянке супермаркета, и мертвая Кайли на качелях) плюс кое-что упомянутое, попытку разжевать чего обещаю в третьей части (!). Автор накрутил, но не поехал вместе с грядущей новогодней неделей, у автора все обоснуйно схвачено до самого эпилога. Можно я тут буду умолять вас побыть со мной до конца? Если вы еще не любите Малию, вы просто не ковырялись в моей головушке, хы. И да, есть Ги де Мопассан “Жизнь”, а есть “Хейл-Стилински-Арджент” и попытка впихнуть хэдканон в таймлайн в 12 лет. У меня все. Все еще жду того, что вы думаете обо всем этом :))

ya’aburnee (название главы) с арабского дословно переводится как “ты меня похоронишь”, что означает “дорогой, без тебя и жизнь не мила”.

+ отсылка к фразе Джорджа Бернарда Шоу: “Если не можете избавиться от скелета в шкафу - заставьте его танцевать”.

Венис встречает их тихим бурлением кофемашин в закрывающихся прибрежных кафешках, скрипом складываемых пластиковых стульев и полосами крови на лестнице, наверху уходящими под дверную щель его квартиры. Скотт предостерегающе выставляет руку, останавливая Малию, но она с присущей поспешностью все же толкает дверь, обходя его.

– Лиам?

– Это не я, – нервно оправдывается он с подростковой шепелявостью, будто перед родителями, заявившимися в разгар вечеринки с полиэтиленовыми пакетиками в садовых гномах. – Я его таким нашел.

– Кого нашел? – вмешивается Скотт, проталкиваясь между ними, чтобы обогнуть стену. – Тео?

Вдобавок к еще большей возбудимости и его прерывистой вспыльчивости Лиам так некстати сталкивается с Малией.

– На кой черт ты притащил его сюда? – она без прелюдий сминает ворот его футболки с логотипом лакросской команды ЮСиЭлЭй в своем сжатом кулаке. У нее противно поскрипывают зубы от того натиска, с которым она смыкает верхние и нижние резцы.

– Так неловко, когда родители ссорятся, – замечает Тео. Он до брезгливого отталкивающе смотрится с въевшейся в кожу месячной грязью, просаленным ежиком на голове и нехилым ножевым ранением, но хоть как-то волнует это только Лиама. Рэйкен обдолбался, не регенерирует и сейчас полная задница для Данбара. Вдобавок Малия давит ему на грудь с геракловской силой, вызывающей кашель закостенелого астматика и желание блевануть на месте. Лиам берется за горло, когда она отпускает его.

– Ты убил ее, ты убил Трейси, – в Малии борется желание разорвать его и прихлопнуть еще бету. Данбар все еще сухо и бронхитно кашляет у входа.

– Добавь к этому полоумного святошу Дугласа и те погнутые качели. Тебе все еще снится мертвая сестра? – Тео намерено тянет лыбу.

– О чем это он? – спрашивает Скотт. На его лбу застывают морщинистые складки.

– Ты всерьез думала, что это сделала ты? Убила того священника. Тогда сбрось груз с плеч и успокой свое раздутое эго, детка. Ты труслива и до такой степени бесполезна, что сбегала, когда возможность была удобной. Неужели я не прав? Ну же, скажи ему. Скажи, что смыла в парижский унитаз зачатки вашего ребенка.

Ей не нужно разрешения, чтобы заехать ему по роже. Вымолотить из него всю дурь до плевочной крови, хлещущей во все стороны. Она бьет, и бьет больно. Немоющуюся шпаклевку на стенах определенно стоит теперь скрошить.

– Малия, ты убиваешь его.

Наверное, отрезвила сдержанность его тона. Скотт не оттаскивает ее; к тому времени, когда она сама отрывает руку, лицо Тео сходит за ошметочную мясную шкурку на скотобойне. Он сплевывает тягучую слюну на свою же кофту.

– В следующий раз я убью тебя.

И она уходит. Тео откидывает голову на стену, на его разбитом лице все еще не стертое подобие смешливой ухмылки.

– Ты хотя бы подними его, – пренебрежительно выговаривает Скотт Лиаму и скрывается за раздвижной китайской дверью. Он находит ее в ванной. Вода в раковине меняет свой цвет на розовый и обратно. Ее худые руки гнутся под водным напором.

– Это называется ретрохориальной гематомой. Отслойка плодного яйца. До двенадцати недель такое сплошь и рядом.

– Почему мне не сказала?

– Потому что ничего уже не могла изменить.

Ее пальцы все еще извиваются под краном, позволяя воде промыть сбитые костяшки. Скотт сам вынимает ее руки из раковины. Струя холодная, из раскрученного винта с холодной водой.

– Но ты бы хотела?

Она неутешительно хмыкает, обходя его. Раздевается и заползает в душ.

– Не закрывайся от меня, ладно? Вместе мы со всем справимся, – он расставляет руки, упирая ладони в раздвижные створки.

– Просто замолчи и иди ко мне, – просит она, подтягивая его за рубашку. Скотт обхватывает ее ягодицы.

Он утешает себя тем, что тогда было еще не время. Она пыталась убежать от действительности. Но сейчас совсем другое дело, потому что с какой стати ей вновь решаться на побег?

/

Тео шарит отмычкой в ключе зажигания умело, но “хонда” Скотта все нехотя бухтит выхлопной трубой. Снова глохнет. Нестопленное моторное масло стекает на асфальт. Бок сильно кровоточит под застегнутой кофтой, во рту ноют скрошенные парой ударов зубы.

Тео надвигает капюшон на лоб. Четыре утра, солнце еще не встало, в соседнем доме работает телек.

– Ты забыл, – с бетонной лестничной площадки на этаж выше Скотт сбрасывает ключи от мотоцикла прямо ему в руки. Простые зубья и никаких брелоков. МакКолл воняет Малией и банановым гелем для душа. Нужно было быть глухим, чтобы не услышать, как эти двое, хотя бы раз за ночь.