– Я чувствую, что тебе плохо, Лия.

– Запихнешь меня в группу психологической поддержки? Стайлз смотрел на меня так же.

– Я бы вколол тебе сыворотку правды, если бы она завалялась у меня в кармане между зажигалкой и ключами от дома. Ты не спишь ночами.

– Из двух зол выбираю меньшее, – смешок выходит скорее жалким. У нее опять открывается кровотечение, ткань быстро приклеивается к вспотевшему телу.

– Не заставляй меня слушать. Я знаю, когда ты врешь.

– Не заставляй меня жалеть об этом.

– О чем?

– О том, что мы съехались.

Двое напрягаются, его ладони давно выскользнули из-под ее рубашки, воздух парной, несносно душный, в нем ощутимы соль, попкорн и вареная кукуруза из ярмарочных лотков. Обычно стоят друг напротив друга, пока его сухопарые руки не обхватывают ее лицо. Она безотчетно облепляет его ладонь сверху тощими фалангами. Он склоняется тогда еще ближе.

– Мы едем в Биг-Сур. Пора уже вместо очередных поисков себя отыскать немного нас.

========== Биг-Сур и немного о семье ==========

Комментарий к Биг-Сур и немного о семье

Я закрыла сессию и две публикации по производственной практике, ура. Поэтому буду стараться не пропадать.

Здесь - ну, окончательное уже становление Скалии, скажите мне, что вы думаете об этом :)

Биг-Сур - https://www.xconomy.com/wordpress/wp-content/images/2015/07/Bixby-Bridge-Big-Sur_Giuseppe-Milo.jpg

ЮСиЭлЭй - Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.

*wild ones - оголтелые.

[Мы оголтелые,

Захваченные водным потоком.

Вскормленные волками,

Мы воем на луну].

bahari - wild ones

Когда ему было семь, они с родителями поехали в Биг-Сур на уикенд и взяли с собой Стайлза. Незадолго до их приезда шторм взболтал океан и вышвырнул на берег весь мусор со дна со слизскими бурыми водорослями. Воняло гниющей рыбьей чешуей, противный семилетний Стайлз пытался запихнуть скисших рыбешек ему за шиворот. Тогда лил дождь, поэтому к утру все смыло. На соседнем обустроенном пляже мама разрешила им залезть в воду с масками для ныряния.

В десять они сбежали туда через пару недель после похорон. Океан был прозрачный, как бассейн, - было видно их запачканные ноги, когда они молча шлепали по берегу и у него в кармане болтался пластиковый ингалятор. Потом они забрались на проходящий рейсовый автобус до Монтерея и съели по три порции сливочного мороженого в “баскин роббинс”, вывалив оставшуюся мелочь на прилавок.

В двадцать три он подолгу сидел у белого от пены прибоя и скуривал всю пачку, собираясь написать Малии, но постоянно стирая все подчистую. Они много думали, это было особенно большой оплошностью.

Она не спит, хотя они потратили всю ночь на глупые комедии двухтысячных по кабельному. Упирается лбом в поднятое стекло его пикапа и елозит обтянутыми шортами ягодицами по протертой обивке - под ней уже давно растаяли провалившиеся за сидение шоколадки. На зеркале болтается освежитель воздуха. Все как в кино.

Они останавливаются у крошечного лоджа по прямой Кабрильо Хайвей с китайскими фонариками над входом и расставленными пластмассовыми стульями из садового набора возле дороги. Растянутый плакат на двух верхних окнах предлагает комнату за девятнадцать долларов в сутки и тако с копченым лососем и творожным сыром.

– Я собираюсь вернуться в “Билс Бургерс”. На их стеклах все еще налеплено объявление о наборе официантов.

– Может, лучше подашь документы в колледж? Следующий семестр начнется только в августе, тебя еще могут зачислить в ЮСиЭлЭй.

Она отрывается от копания бублика с арахисовой пастой пластиковой вилкой и смотрит на Скотта так недоуменно, будто он только что сошел с летающей тарелки и прихватил с собой банку зеленого чили-соуса из Розуэлла.

– Ты можешь поступить на заочное и получить образовательный кредит.

– Поверь мне, список ждущих кредитов на обучение в колледже длиннее, чем очередь в “Барнис” во время черной пятницы. Особенно среди тех, кому уже есть двадцать три, – она брезгливо морщится. – Я не буду сидеть на твоей шее, пока канцелярские крысы из ЮСиЭлЭй не отроют мой аттестат в куче других и не подумают, какого черта я тут делаю со средним баллом 3.1.

– Ты пропустила всю среднюю школу, – говорит он в ее оправдание.

– Это только тебе есть дело. Закроем тему, – пластиковая белая вилка в ее руках противно ломается.

Они делают еще одну остановку возле бензоколонки с самообслуживанием и “Севен элевен” у Биг-Сура, где Скотт покупает несколько банок содовой и сырный начос в контейнере, прежде чем спускаются к побережью по проселочной дороге. Летняя резина поднимает в воздух клубы пыли.

– За последние пять лет я часто приезжал сюда. Садился на песок и надеялся, что это поможет мне во всем разобраться. А потом снова возвращался. Брал с собой серф, спальник и оставался здесь на всю неделю, – грустно усмехается он.

Малия опускает голову ему на грудь, обхватывая его тело. Мелкие ракушки под ногами приятно продавливают ступни, песок забивается между пальцев. Горизонт совсем розовый, пластмассовый, как те мебельные наборы из кукольного домика ее сестры. Соленая вода у берега вспенившаяся, молочная. Солнце, как кусок желтого маргарина, медленно тает в небе над океаном.

– Я знаю, что Кира была здесь. Но не думай, что впредь я буду делить тебя с кем-то.

– Как и я тебя, – он облизывает ее сухую губу, прежде чем целует ее настойчиво, но все равно нежно. – Ты моя.

– Твоя, – вдруг соглашается она.

/

Когда сгрызенная луна повисает в зените, Скотт разводит костер с помощью жидкости для розжига, вываливает на песок одеяла и подушки из кабины и тянет Малию на себя, зарываясь пальцами в ее жесткие волосы. Сцеловывает с ее губ те слова, что они не сказали друг другу.

После она лежит на его смуглой груди, водя по ней ногтем с забившимися под него песчинками и упираясь босыми ступнями в переносной холодильник, пока влажный ветер с океана обдувает их обнаженные тела. Он растирает ее спину крепкими ладонями, забиваясь в песок большим пальцем ноги. Они молчат, а потом она вскакивает на ноги и нагибается за двумя бутылками пива, мышцы ее голых ягодиц сокращаются. Скотта заводит все.

Малия садится возле, и он валит ее на одеяло, подминая под себя, вдавливая ткань в песочные лунки. Волны пенятся с шипящим, будто взболтанная газировка, звуком у самой кромки.

– Уже снова? – она приподнимается на локтях, утыкаясь ему в губы.

– Ты против?

– Я собиралась выпить, – Малия вылезает из-под него и снова садится, по-турецки складывая ноги. Скотт знает, что она осталась бы здесь дольше, потому что никто из них не должен заботиться о том, чтобы напяливать на себя эту трущуюся о потное тело одежду до восхода. Или объясняться друг перед другом.

– В багажнике есть еще несколько банок темного, – предлагает он.

– Оно теплое, кто пьет скисшее баночное пиво?

– Стайлз.

Она замолкает, и все это верно ползет к другому. В шипучей тишине Малия с характерным щелчком вскрывает холодную жестяную банку, светлая жидкость проливается на край непромокаемого одеяла и тонкой струйкой скатывается в песок.

– Я не прошу тебя рассказывать мне, но если ты готова, я тут, чтобы выслушать. Что угодно.

И, наверное, это правильно, что она все же решается. Им было по семнадцать, она была неустойчивым облезлым койотом и девушкой его лучшего друга, который пускал слюни на Лидию, но трахал Малию на замызганных задних сидениях своего джипа. Потом они влезли в борьбу с докторами в масках от чумы, потеряли последнее доверие друг к другу, она таскалась с Тео по дорогам для вождения, со Стайлзом они нелепо разошлись - был Донован, ее мать и перевернутый хэтчбек с выгнутой металлической дверцей за восемь лет до этого. Она родила ему ребенка. У Элли было сморщенное скользкое тельце в сметанной слизи, пока Мелисса не обтерла ее и не отдала Крису, она порвала Малии печенку и сломала два нижних ребра. Если бы Скотт не облепил ее тонкую ладонь своей, она бы потеряла сознание. Кровь влажно хлюпала между ее ног.