– Ладно, – он разворачивается, пытаясь взглядом найти свою куртку, но Малия его слишком хорошо знает, чтобы понять, куда собрался.

– Я верну тебе деньги, когда мне заплатят.

– Только после того, как найдем подходящий диван, – Скотт натягивает куртку. Малия упрямая; Малия закатывает глаза, но стягивает с себя майку и накидывает рубашку поверх голой груди. Он не смотрел - а все равно увидел. Ей нет дела. Она собирается за рекордные сорок секунд и толкает его плечом, выходя из квартиры. Скотт вслед смотрит, пока она не взламывает дверь доджа, а сигналка на ключах не начинает противно пищать.

– Где ты этому научилась? – спрашивает он, когда садится за руль.

– Стайлз, – отвечает коротко, и Скотт жалеет, что завел эту тему.

Они едут молча минут двадцать до ближайшего магазинчика, который торгует мебелью, стройматериалами и - странно - сквиши с поддельной лицензией Мэтта Грейнинга. Скотт берет два для них с Малией, и она говорит, что они с Кайли в детстве таскали кассеты у папы, чтобы посмеяться над его сходством с Недом Фландерсом. Скотт улыбается; она делится с ним, и он почти забывает, что для нее вспомнить - переступить. Через себя и тупую боль в груди.

Они ходят по залу с выставочной мебелью не менее рекордные десять минут, потому что Малия с места в карьер заявляет консультанту, что ей нужен диван за двести долларов максимум. Тот вместо предлагает кровать - пятьсот восемьдесят баксов, но куда лучший вариант для двоих. Они со Скоттом инстинктивно переглядываются, но тут же оба отводят взгляд, а мужик в складском комбинезоне с видом опытного дистрибьютора продолжает:

– Ни одного возврата. Гарантия качества и бессонных ночей, - шутит он.

– Будем обсуждать, где заниматься сексом, или все-таки диваны покажете? - Малия складывает руки на груди, а консультант почему-то на Скотта косится. МакКоллу его даже жаль.

В конце концов, она выбирает первый попавшийся - такой же, как тот, что сейчас, отмечает Скотт, но она не слушает. Малия расписывается на чеке и тянет его к машине, сетуя на сломанный кондишн и потраченный впустую день. И он зажигает уже двигатель, когда вспоминает о чем-то и возвращается. Малия, сложив ноги на приборную панель, считает минуты. На тринадцатой она собирается угнать его додж, но Скотт маячит в зеркалах заднего вида, подходя к багажнику.

– Где ты был? - спрашивает она, когда он садится рядом. - Чек у меня, ты не мог отменить доставку и заказать другой диван.

– Я купил краску. Подумал, что немного косметического ремонта не помешает.

– Плохо подумал.

– У тебя облупившиеся стены.

– Мне все равно. Главное, есть, где жить.

– Мы делаем ремонт, Мал. Если не хочешь, я сделаю все сам, - говорит он устало.

– Не надейся, - Малия отворачивается к окну. Злится. Но когда несутся по автостраде вдоль побережья, косых дорожных знаков, и ветер свистит в ушах, она вдыхает. Удивляется, что полной грудью.

Они красят стены; старый диван на свалке с той самой видавшей виды гирляндой и некоторыми вещами, и Малия отмечает, что даже в квартирке пятнадцать на пятнадцать есть место. Больше, чем было, когда жалась в Канаде по углам в душных мотельных номерах.

Они красят стены в желтый - любимый цвет Кайли, Стайлза и - теперь - ее тоже. Скотт настраивает радио, они едят помятые сэндвичи и сидят на полу, испачканные краской. И Малия не одергивает себя, когда называет домом. Но запинается на мысли о том, что и Скотт здесь тоже. И он - часть этого. Часть ее, если так.

Она поднимает голову с его плеча. Он смотрит. Улыбается и ведет рукой по щеке, стирая краску. А затем наклоняется.

– Скотт, - выдыхает прежде, чем он прижимается к ее губам. - Скотт.

– Я так скучал по тебе.

У него в глазах - мольба. Буквально - не дай себе все разрушить. Он смотрит на нее снова, и он заставляет ее сдаться. Скотт целует ее, скользит языком по ее губе, и она позволяет себе открыть рот. Малия буквально готова описать себя, как таящую в объятиях сильного мужчины.

Он притягивает ближе, сжимая бедра, забираясь руками под ее рубашку. Она сидит сверху, и она хнычет, и она ненавидит Скотта за то, что просит, чтобы он дал ей больше. Он расстегивает пуговицы, целуя шею, впадинку ключиц, и припадает губами к ее груди.

– Скотт, - она цепляется за его волосы, чувствуя, что она так близко, когда он закручивает язык вокруг ее соска и тянется к шортам, опуская их ниже. Она прижимается к его макушке, кусая губы, пока он исследует ее пальцами, вынуждая лихорадочно дышать и не иметь понятия, как это контролировать. Она дрожит, сжимает его плечи, а затем он толкается в нее пальцами последний раз и насаживает на себя, глотая стоны, его имя, которое она выскуливает ему в губы.

И тогда Скотт называет ее своей девочкой. И ему плевать, даже если это не так.

Даже если она не переставала любить его лучшего друга.

//

Они долго стоят у его байка, когда он уезжает, и он прижимает ее к груди, целуя в висок, и он говорит, что они не прощаются.

А несколько дней спустя пишет, что ему предложили остаться в Дейвисе на ближайшие пару лет.

========== раскрошенные в снег ==========

У Элли самый лучший проект - Стайлз говорит ей об этом в FaceTime, когда она, пытаясь дотянуться кончиком языка до носа, клеит фигурки своей супергеройской семьи. Это дом; это ранчо-секретный-штаб, где даже лошади Дерека - агенты. Здесь у каждого место свое, каждый есть - ни про Роберту не забыла, ни про своего волчонка Скотти. Не отрывалась, делала, лепила коробки, облизывая пальцы, ноздри слипались от клея, и даже когда папа звал купаться, тащила с собой Элли-Солдата-Барнса и Человека-паука, бумажных, и ставила возле себя, но так, чтобы не попали в воду, и смотрела, и думала, как же все-таки хорошо, что у нее партнер - Стайлз.

Элли четыре, она все это делала-клеила четыре дня, и четырех секунд хватило, чтобы рассыпалось под зубья чужих пираний-подошв. Вытоптали. Случайно - конечно, так. Толкнули - упала, наварила шишку и порвала белые колготки, которые все натягивать не хотела дома на коленки острые, упрямилась: ну зачем они мне? Папа заставил: на носу зима. В Мексике-то снега нет, но если бы был - лежал на песке, как коробки стоптанные, задранные пираньими пастями фигурки и лошади-агенты.

Элли четыре, и у нее идет кровь из носа. Расплывается пятнами на голубой жилетке и голубом костюме ее Капитана Скотта, который в ладошках расползается, будто вымоченная томатным соком салфетка - она бумажная, ей, наверное, грустно, что не может долго жить.

Элли плачет, собирая-пачкая картонные кусочки и прижимая к груди. Она не называет это проектом. Она знает, что где-то в другой вселенной сейчас исчезла одна семья. Элли боится: вдруг ее супермама - одна мама на все вселенные - тоже пропала. Вдруг Элли виновата в том, что не удержала семью другой Элли - бумажной Элли-Солдата-Барнса.

Она разбирает коробки и ищет Элли и свою супермаму. Находит крошечного Баки в груде бумажных костей. И спрашивает: где тогда она, где мама. Она не могла удалиться, как эмодзи в чате, она герой, у нее суперспособностей больше, чем у самого Супермена.

У Элли крошечное тельце сотрясается в руках учительницы Роберты, которая подбежала, сминая полы длинной юбки, и взяла за плечи, и не подала вида, что она не понимает. Элли не больно; у Элли кровь течет по подбородку - говорит, это все не важно: кто толкнул, что, в конце концов, произошло.

Ей Роберта к носу платок прижимает, тот томатным пропитывается тут же. Она обещает, что, кто бы это ни был, он будет наказан. Но Элли не нужно, чтобы кого-то наказывали. Элли хочет к своей супермаме и боится так сильно поверить в то, что ее больше нет.

//

В Калифорнии идет снег. Малия натягивает плед на плечи, подогнув под себя ноги, и звонит отцу. У нее мобильник в вспотевших ладонях лежит неудобно, норовит выскользнуть, и она убирает его от лица и злится, что решилась, когда ее перекидывает на голосовую почту. В конце концов, он ее отец, и она должна была позвонить? Четыре года назад - это как минимум.